Барон П. Н. Врангель.
Последний Главнокомандующий русской армией
Согласно докладам в Москву, Крым защищали 40 тысяч добровольцев. Получается, что за вычетом погибших вся Белая гвардия попала в плен. А кто же тогда эвакуировался с Врангелем? Разгадка проста: в число «заклятых врагов трудового народа» попали те, кто к армии вообще не имел отношения. Офицеры, уволенные по разным причинам, а также лица, уклонившиеся от службы. Конечно, при бароне их было меньше, чем во времена Деникина, но все же в тыловых городах хватало. Зачислили в пленных и дезертиров, и представителей буржуазии, и студентов, и профессоров, и священников… Всех их потом расстреляли. Корнет Сводно-Гвардейского кавалерийского полка Эдлерберг, которому тогда чудом удалось бежать, уже в эмиграции вспоминал: «Офицеры выгонялись каждую ночь на мыс Святого Ильи и за городское кладбище, где расстреливались пачками из пулеметов. Иной раз их связывали колючей или простой проволокой и топили за Чумной горой в море».
Казни в Крыму начались, когда корабли с Русской армией и беженцами еще не успели достичь турецкого берега. Всего, по данным штаба Врангеля, на 126 кораблях эвакуировалось свыше 145 тысяч человек. И это при том, что забрать всех желающих так и не смогли. Позднее один из участников великого исхода писал: «Грузили людей под завязку. Жуткие условия. Чтобы взять людей, выкинули в море снаряды и все лишнее». Даже на флагмане «Генерал Корнилов» отдельная каюта была выделена только Главнокомандующему русской армией – именно в ней Врангель и проводил совещания.
Генералы теснились по десять человек в крохотных помещениях. К примеру, на миноносце «Грозный» с экипажем в 75 моряков находилось больше тысячи человек. Перегруженный корабль еле двигался, потратив на дорогу четверо суток. Людям не хватало воды, продуктов. Некоторые даже сходили с ума. Многие беременные преждевременно рожали. Уже потом, в Константинополе, на одном из пароходов выделили специальную каюту, куда свозили рожениц с других судов. Но почти все младенцы появлялись на свет мертвыми. Как вспоминали впоследствии участники великого исхода, это стало для многих большим потрясением, чем эмиграция из России.
На кошмарные условия переполненных кораблей жаловались в основном гражданские лица, непривычные к серьезным лишениям. Их воспоминания из эмигрантской прессы с удовольствием перепечатывали в Советском Союзе. Даже смаковали подробности бегства «гидры мировой буржуазии». Но тут стоит обратить внимание на немаловажный момент – терпеть грязь, тесноту и духоту трюмов надо было лишь несколько дней. Согласитесь, это не такая уж большая плата за избавление от чекистской пули в затылок. Ведь многие из тех, кто остался в Крыму, уже никогда и никому не смогли ни на что пожаловаться.
Как же так, скажет внимательный читатель, вы же сами в главе про красный террор утверждали, что цифры жертв завышены. А теперь сами же себя опровергаете, утверждая, что в Крыму казнили многих. Но никакого противоречия в этом нет.
Спонтанные убийства офицеров и всех, кто не нравился, начались еще до появления Красной армии. Отличились разнообразные партизанские отряды.
В них преобладал, как сказали бы сегодня, криминальный элемент – самые обыкновенные бандиты. Для них разбой и убийства были привычным делом при любой власти. И, разумеется, санкции у ленинского Совнаркома они не спрашивали. Например, при занятии Карасубазара партизаны сразу же произвели аресты «вредных советской власти элементов». Десятки офицеров и юнкеров были тут же расстреляны.
Вот потом – действительно началось. Но не совсем то, о чем привыкли рассуждать либерально ориентированные граждане. 16 ноября 1920 года Дзержинский приказал очистить Крым от контрреволюционного элемента. В секретной телеграмме начальнику Особого отдела Южного фронта Манцеву он обозначил задачу: «Примите все меры, чтобы из Крыма не прошел на материк ни один белогвардеец. Будет величайшим несчастьем республики, если им удастся просочиться. Из Крыма не должен быть пропускаем никто из населения и красноармейцев». В этой телеграмме не содержится указание начать операцию по истреблению нежелательного элемента.
С. П. Мельгунов. По его своеобразной книге «Красный террор в России» многие продолжают судить о Гражданской войне
Разумеется, всегда можно сказать, что такой приказ Дзержинский отдал устно, чтобы не оставить потомкам следов преступлений. Но эту конспирологическую теорию я оставлю, с вашего позволения, без ответа. Не потому, что мне совсем нечего сказать. Дело в том, что в еще одной телеграмме глава ВЧК объяснил самым непонятливым своим подчиненным: запретив кому-либо покидать Крым, советская власть не сосредотачивала расстрельный контингент в одном месте, а боролась против распространения сыпного тифа и оспы. И сей запрет просуществовал в регионе до осени 1921 года. К тому моменту, даже по мнению самых отчаянных либералов, расстреливать было уже просто некого.
Я уже слышу, как самые подкованные борцы против коммунизма уличают меня во лжи и ссылаются на знаменитую телеграмму Троцкого Фрунзе и члену реввоенсовета Южного фронта Гусеву: «Необходимо всё внимание сосредоточить на той задаче, для которой создана “тройка”. Попробуйте ввести в заблуждение противника через агентов, сообщив, что ликвидация отменена или перенесена на другой срок». Помимо этого легендарного документа, тут же вспомнят заявление Ленина про «300 тысяч буржуев в Крыму, которые станут источником будущей шпионской деятельности», равно как и переписку заместителя председателя Реввоенсовета Склянского с главой Крымского ревкома Белой Куном.
Все это правда, эти документы существуют, и их подлинность не вызывает никаких сомнений. В данном случае красный террор существовал именно в том виде, в каком сегодня все его себе представляют. Он был беспощадным и планомерным. И объяснение этому чрезвычайно простое. На страницах этой книги я уже говорил, что основной целью Троцкого и Ленина было полное уничтожение русской контрреволюции. Уничтожение не интеллектуальное и не моральное, на страницах газеты «Правда», а физическое. Идеальным местом для этого был Крым.
Не надо сейчас обвинять меня в цинизме. Многие привыкли рассуждать о той эпохе, вынося за скобки абсолютно все реалии: фигуры политиков, обстоятельства, даже общественные настроения. Представьте, что вы Ленин. Не обязательно на митинге – можно в тиши рабочего кабинета. Спокойно размешайте сахар в стакане чая. Отложите в сторону свежий номер «Известий» и недописанное указание товарищу Троцкому. Оцените ситуацию. Вы поставили однозначную задачу перед партией и ее карающим мечом: ликвидация контрреволюционного элемента. Живой враг – дитя вашего легкомыслия и источник неприятностей в будущем. Но самые отъявленные, с вашей точки зрения, мерзавцы и подонки из армии Врангеля сбежали. Правда, много и тех, кто остался в Крыму. Как с ними поступить?
Безусловно, можно было методично заниматься инфильтрацией десятков тысяч людей. Но это невероятно сложно. Контрразведка Врангеля забрала с собой архивы. А как определить, что стоящий перед тобой офицер остался тут для того, чтобы выполнять секретное задание, а потому, что не представлял себя вне России? Как убедиться, что он лично не расстреливал рабочих, не сжигал деревни, не вешал коммунистов? Кто гарантирует, что после проверки он не будет никогда более заниматься вопросами политической борьбы? Это почти невозможно. Что же делать в таком случае, да еще и в условиях военного времени?
Не торопитесь с ответом. Продолжайте размышлять. Вы – вождь партии, победившей в Гражданской войне. Она складывалась для вас очень непросто, были обидные поражения и тяжелейшие разгромы. Но вы выстояли и смяли противника на всех фронтах. Вы, не колеблясь, принимали непопулярные решения, и жизнь доказывала вашу правоту. Вам остался последний шаг до такой долгожданной победы над контрреволюцией. Будете колебаться?
Зайдем с другой стороны. Предположим, вы решили проявить гуманизм – не добивать побежденного противника. Есть у вас гарантия, что, сложись обстоятельства иначе, контрреволюционеры с вами поступят так же? Напротив, существует четкое понимание, что они вас повесят на первой осине. И не только вас, но и всех членов партии большевиков. Как поступить?
Я понимаю, что все это звучит невероятно жестоко. Каждая человеческая жизнь бесценна. Но мы с вами рассуждаем, к сожалению, в отрыве от реалий революции и Гражданской войны. Я уже говорил, но повторю еще раз: многие совершенно напрасно считают, что это была романтичная эпоха. Русская смута – это не бесконечные совещания в штабах и не ужины в хороших ресторанах, как показал те события советский кинематограф. Русская смута – это безумие штыковых и кавалерийских атак, ежедневно тысячи убитых, расстрелянных, повешенных, зарубленных, сожженных. Русская смута – тотальная война на уничтожение, без пощады не только к врагу, но и к себе. В ней жестокость, пусть даже и патологическая, была нормой. Этим и объясняется красный террор в Крыму. Но не оправдывается, естественно.
