Корниловцы в Галлиполи.
Все мысли только о продолжении борьбы
У 30 офицеров сдали нервы. Они решили с оружием пробиваться в славянские страны. Когда их попытался задержать отряд жандармерии, те с отчаянной руганью пошли в атаку и рассеяли греков. Об этом инциденте через префекта было сообщено по телефону в Галлиполи генералу Кутепову. Пока победители праздновали свой триумф в местном кабачке, подошел высланный из лагеря патрульный наряд и арестовал их. И все же большая часть армии стоически переносила трудности. А весной 1921 года Белое движение воспрянуло духом. Французы не верили своим глазам: вместо уставших и обреченных людей, которые прибыли полгода назад в Галлиполи, непонятно откуда взялись прекрасно подготовленные полки. Во время одного из парадов Кутепов с улыбкой наблюдал за реакцией союзников. А офицер штаба первого армейского корпуса, отвечая на вопрос пораженного французского генерала «Как такое возможно?», скромно заметил: «Мы просто отдохнули».
Стал оживать и заброшенный Галлиполи. Сюда, как к частице старой России, потянулись беженцы из Константинополя. Из мужчин, пожелавших вернуться в армию, был даже сформирован отдельный батальон.
Вечерами набережная, которую окрестили «Невским проспектом Туретчины», заполнялась гуляющей публикой. Особенно многолюдно было в «Голом поле» по воскресеньям, когда пароход привозил продовольствие, газеты, почту. Играли оркестры «цветных полков». Было открыто семь церквей. Распахнули свои двери кадетские корпуса, гимназия, самодеятельный театр. Периодически наезжали и артисты-эмигранты из Константинополя. Организовывались рукописные журналы, начали работать клубы. Но одновременно осложнились отношения с французскими властями.
Генерал Шарпи принял решение о переводе донцов из Чаталджи, где они к тому моменту хоть как-то обустроились, в гораздо более худшие условия на острове Лемнос. Казаки лопатами и кольями разогнали сенегальских стрелков, прибывших для их усмирения и переселения. Лишь после распоряжения Врангеля, призвавшего донцов успокоиться, инцидент удалось погасить. Хорунжий Иван Сагацкий в своих воспоминаниях писал: «Мы чувствовали себя оскорбленными, наше возмущение нарастало. Жили впроголодь, спали на земле в шинелях, плотно прижавшись друг к другу. Погода стояла дождливая, иногда с морозами, с ветрами и бурями. Политика Франции объяснялась общим международным положением и благорасположенностью к большевикам».
Вскоре генерал Шарпи отдал приказ русским частям сдать оружие. На это Кутепов заявил: пусть приходят и попробуют отнять силой. Французы, сославшись на более чем обременительные расходы по содержанию армии Врангеля, недвусмысленно намекнули на прекращение снабжения. В Галлиполи тут же стали усиленно заниматься смотрами и парадами. Союзники встревожились: не собираются ли русские идти на Константинополь? «Нет, – отвечал помощник начальника лагеря генерал Штейфон. – Мы просто тренируемся». В результате французское командование решило выселить непокорных русских. Была сформирована мощная эскадра из двух линкоров, трех крейсеров, миноносцев и транспортных судов с пехотой с целью провести операцию по взятию лагеря.
Однако телеграмма Кутепова заставила союзников побледнеть. «По странному совпадению завтра назначены и маневры всех частей моего корпуса по овладению перешейком полуострова», – писал он. Эскадра тут же сочла нужным уйти от греха подальше. В гневном письме союзникам барон Врангель отмечал: «Армия, проливающая в течение шести лет потоки крови за общее с Францией дело, есть не армия генерала Врангеля, а Русская. Желание французского правительства, чтобы в лагерях не выполняли приказы своих начальников, не может быть обязательным. Офицеры и солдаты едва ли согласятся в угоду французскому правительству изменять своим знаменам и своим начальникам».
Генерал А. В. Туркул. Последний начальник Дроздовской дивизии
Добиться от русских неподчинения своим командирам, подорвать их авторитет союзники так и не смогли. Больше того, неотлучно находившийся при войсках и деливший с ними все тяготы генерал Кутепов пользовался огромной популярностью. Его в шутку даже называли «Кутеп-паша, царь Галлиполийский». Когда он по вызову штаба приехал в Константинополь, на пристани его встретили громовым «Ура!», подхватили на руки и понесли по улицам. Однако французы не успокаивались. Они запретили въезд в русские лагеря, аннулировали все ранее выданные пропуска и вновь потребовали немедленно сдать оружие. В ответ на это Кутепов сформировал в каждом «цветном» полку ударный батальон из лучших бойцов в 600 штыков и пулеметную команду в 60 стволов. Больше всего желающих оказалось среди корниловцев. Контрразведка постаралась, чтобы это распоряжение стало известно союзникам.
В результате отношения Главнокомандующего русской армией генерала Врангеля с союзниками были близки к полному разрыву. От более решительных действий французов удерживал страх столкнуться в бою с «цветными» полками, о стойкости которых они были наслышаны. А еще их настораживала и неопределенность: на что, собственно, рассчитывает барон, почему продолжает упорствовать? Французы считали, что у Петра Николаевича был в запасе некий козырь. Но какой именно? Договор с Германией или с Японией? А может быть, с Америкой? Никто тогда и подумать не мог, что все гораздо проще. В той критической ситуации Врангелю оставалось уповать только на Бога, счастливый случай и своих офицеров, моряков и казаков.
О жизни казачьих корпусов генерала Врангеля на чужбине рядовой россиянин сегодня почти ничего не знает. А между тем Лемнос – короткая, но особая глава в истории Белого движения, сравнимая разве что с Галлиполийским сидением.
При этом кубанцы, донцы и терцы не оставили на греческой земле величественного каменного памятника своего пребывания там. Да и нужен ли он? Как писал генерал Богаевский, вечно будут существовать не монументы, а стойкость добровольческого духа. Казаки жили в палатках, которых было так мало, что едва хватало на всех. Не только офицеры и нижние чины, но и женщины, и дети спали на голой земле или на тонких травяных подстилках.
Донцы страшно завидовали кубанцам, которые прибыли на Лемнос раньше и получили от союзников кровати и одеяла. Французы всеми силами старались расколоть армию Врангеля. Вот пример: единственная баня на острове находилась на территории казачьего корпуса с Кубани. Донцам сначала было вообще запрещено ею пользоваться. Лишь после настойчивых требований штаба барона им выделили специальные часы. Словно в насмешку, в ночное время. Да что там баня, если даже ближайшие резервуары с водой находились в версте от Донского лагеря и работали всего несколько часов в сутки.
В декабре 1921 года на Лемносе было еще сравнительно тепло, и от холода казаки не страдали, в отличие от чинов русской армии, которые оказались в Галлиполи. Но французский паек, и без того весьма ограниченный, выдавался не полностью. Особенно плохо было с хлебом. Дров союзники отпускали так мало, что их не хватало даже на кипячение воды, не говоря уже о приготовлении пищи. Поэтому казакам приходилось с первых же дней заботиться о топливе. На безлесном, каменистом острове со скудной растительностью это казалось неразрешимой задачей. Но гораздо тяжелее переживалась полная оторванность от остального мира. По свидетельству одного из офицеров, на этом острове казаки чувствовали себя словно в тюрьме. Повсюду находились французские часовые, лагерь был оцеплен, по нему даже не разрешалось свободно передвигаться.
Казак на Лемносе.
В тяжелейших условиях они сохранили все свои традиции
Никто из казаков не знал о судьбе остальных частей армии Врангеля, ни одна русская газета на Лемнос не доставлялась. Союзники, разумеется, предлагали свои издания, но читать их могли очень немногие. Тогда у бывшего редактора популярной газеты «Сполох» Куницына родилась идея переводить зарубежные статьи и самые интересные сообщения печатать в особых бюллетенях. Так появился «Информационный листок». Почти не было бумаги, поэтому рукописная газета выходила только в 10 экземплярах, которые расклеивались по лагерю.
Казаки встретили это начинание с восторгом. Они читали и тут же обменивались впечатлениями, причем не только друг с другом, но и с союзниками. Один из офицеров через несколько лет так рассказывал об этом: «Приходили от скуки и французские солдаты, и часто можно было увидеть среди казаков группы чернокожих сенегальцев, оживленно разговаривающих при помощи жестов, мимики и обрывков фраз, понятных любому солдату. Мы не питали к ним злобы и часто в таких случаях говорили: “Небось дома-то жена и дети остались. Эх, служба”».
