Французы, как уже говорилось, всячески стремились избавиться от русской армии. Была даже предпринята попытка уговорить казаков вернуться на Родину. Им давались гарантии, что правительства союзников сделают все, чтобы солдаты и офицеры не были репрессированы в Советской России как злейшие враги трудового народа. Дескать, Гражданская война закончилась, и большевики соблюдают законность. Со своей стороны, штаб Петра Николаевича Врангеля издал «Указ № 9», где особо подчеркивалось, что никаких переговоров с большевиками не было и не будет, и каждый, кто поддастся на увещевания французов, станет действовать исключительно на свой страх и риск. Но главное содержалось в конце: «Борьба с большевизмом не закончена, и армия еще сделает свое дело». Как вспоминали потом офицеры Донского корпуса, этих слов было достаточно, чтобы люди поверили – они еще вернутся в родные станицы.
Приказ Врангеля показал всему миру моральную стойкость Белого движения. И хотя в Советской России тогда писали, что войска «черного барона» полностью разбиты, а в эмиграции оказались единицы, которые окончательно пали духом, на самом деле только в двух лагерях, в Галлиполи и на Лемносе, находилось свыше 40 тысяч солдат и офицеров. Да и на чужбине русские воинские части, по признанию французов, оставались эталоном армии.
Тяжелее пришлось русскому флоту. 8 декабря 1920 года русская эскадра покинула Константинополь и направилась к месту своей новой стоянки в тунисском порту Бизерта. В авангарде шел баркас с гардемаринами и кадетами. У руля стоял капитан 1-го ранга Владимир фон Берг, на кормовом сиденье расположился новый директор Морского корпуса – вице-адмирал Александр Михайлович Герасимов. Рядом с ним находился настоятель церкви – митрофорный протоиерей отец Георгий Спасский. С гардемаринами на судне плыли и все офицеры-преподаватели. Георгиевский кавалер Петр Варнек вспоминал спустя годы: «Хлеба не было, ели консервы и получали пару картофелин в день. Вшивые, в грязных и порванных при различных погрузках френчах, но гордые сознанием исполненного до конца долга».
Бизерта. Последняя стоянка Русского императорского флота
С приходом кораблей в чужие порты произошли и изменения в штабе эскадры. Так, старшим флаг-офицером стал мичман Андрей Лесгафт. Во время Гражданской войны он служил у Юденича в отдельном танковом батальоне. Но «моряк волею Божьей», как называли его современники, тяготился сухопутной службой и при первой же возможности вернулся во флот. Вернулся, чтобы стать свидетелем его последних дней. Впрочем, тогда об этом никто и подумать не мог. Все считали, что после короткой передышки Петр Николаевич Врангель снова отдаст свой знаменитый приказ: «Орлы, за дело!» Пока же было решено как следует подготовить флот к будущей белой борьбе.
Префект французской колониальной администрации адмирал Варрней пошел навстречу русским: для учебы гардемарин и кадетов он предложил на выбор либо один из бывших военных лагерей в районе Бизерты, либо форт Джебель-Кебир. Отборочная комиссия под председательством капитана первого ранга Александрова остановила свой выбор на последнем. Там была строевая площадка, на которой гардемарины каждое утро поднимали флаг Морского корпуса. На ней же 6 ноября в День святителя Павла Исповедника проводились торжественные парады.
Всем проходящим мимо было хорошо видно, как на входе в форт дежурил гардемарин, вооруженный морским палашом, салютуя прибывающим в крепость. А в одном из казематов стараниями отца Георгия Спасского была обустроена Русская православная церковь. О ней сохранились такие воспоминания: «С низкого сводчатого потолка спускаются гирлянды пушистого вереска и туи, в них вплетены живые цветы. Справа и слева две белые хоругви и знаменный флаг. Белые покрывала на аналоях сшиты из бязи и золотых позументов, паникадило из жести. Через узкую бойницу падает луч солнца на Тайную Вечерю над Царскими вратами».
Семьи офицеров эскадры размещались на приспособленном под общежитие бывшем линейном корабле «Георгий Победоносец». Командиром этого судна, стоявшего у мола гавани Бизерты, был назначен контр-адмирал Подушкин. Казалось, жизнь в новых и весьма необычных условиях постепенно налаживалась. Моряки бывшего Императорского флота верили, что пройдет немного времени, и они смогут вернуться на Родину. О том, как жили в те дни бизертинцы, сохранилось не так уж много свидетельств. Но точно известно, что в церкви, обустроенной отцом Георгием, скромной и бедной, совершались все службы для чинов Морского корпуса и их семей.
Курс лекций для гардемарин состоял из дифференциального вычисления, морского дела, русского языка и истории. Всего в Бизерте постигали корабельную науку 340 человек, 60 офицеров и преподавателей готовили будущих моряков. Для воспитанников устраивались гимнастические праздники, организованные поручиком Высочиным. Во рву крепости был создан любительский театр, в котором ставились пьесы, сочиненные моряками. Проводились даже балы. За помощью обращались к морскому агенту в Париже Владимиру Дмитриеву, который обеспечивал русский флот всем необходимым. Капитан второго ранга фон Берг вспоминал спустя несколько лет: «Бодрый, молодой голос прокричал: “Вальс!” И нарядные пары прекрасных дам, гардемарин и офицеров плавно понеслись по цементному полу крепостного барака. Весело, искренно, непринужденно, как всегда у моряков. Адмиралы расположились вдоль стен, изредка выходя “вспомнить молодость”».
В русской колонии организовали «Дамский комитет», состоявший из жен офицеров. Начали работать пошивочная мастерская, корпусная библиотека и типография. На территории лагеря построили даже теннисные корты. Однако и здесь, в более благоприятных условиях по сравнению с Галлиполи или Лемносом, перед всеми чинами русского Морского корпуса неизменно вставал вопрос: «Как жить дальше?» Перемены не заставили себя долго ждать. В 10 часов утра 30 октября 1924 года морской префект вице-адмирал Эксельманс прибыл на эскадренный миноносец «Дерзкий», где собрались все командиры, свободные от службы. Им было объявлено о признании французским правительством нового государственного образования – СССР. Русская эскадра оказалась вне закона.
С заходом солнца на всех кораблях спустили Андреевские флаги. Больше они никогда не поднимались. Одновременно с этим ограничили и деятельность Морского корпуса. Гардемарин перевели в лагерь Сфаят недалеко от Бизерты. Дни русской колонии в Тунисе были сочтены. Сигнал «Разойтись» прозвучал 6 мая 1925 года. Именно в тот день выпустили последний курс. За время существования училища в нем обучалось 394 человека, 300 из них получили аттестацию.
В Приказе по Морскому корпусу за № 51 от 25 мая 1925 года отмечалась огромная заслуга этого уникального заведения, «где русские дети учились любить и почитать свою Православную Веру и Родину и готовились стать полезными деятелями при ее возрождении». Этот документ был последним в истории Императорского флота России. Как вспоминал потом один из гардемарин: «Моряки в Бизерте стали последним звеном тех перипетий, которые испытала “Навигацкая школа”, созданная Петром Великим 14 января 1701 года».
То, что происходило в тунисском порту Бизерта, где в начале 20-х годов прошлого века оказался Белый флот, сегодня кажется удивительным. Русская колония превратилась в маленький островок православия в старинном мусульманском городе.
32 корабля, семь тысяч человек со своими радостями и горестями, честью, верой и надеждой. Все рухнуло в одночасье. С признанием Францией Советской России остатки бывшего Императорского флота перешли в собственность метрополии. Об офицерах, матросах и членах их семей никто тогда не думал. Что творилось в тот момент у них на душе, можно только догадываться, читая скупые воспоминания контр-адмирала Тихменева: «29 октября раздалась последняя команда: “Флаг и гюйс спустить”. Молча мы наблюдали, как опускается крест Андрея Первозванного, символ флота. Нет – символ былой, почти 250-летней славы и величия Родины».
Спустя полгода в Бизерте уже было не более 700 русских. Остальные разъехались по всему миру. Часть бывших моряков Белого флота вместе с семьями перебралась в тунисскую столицу, где в снятом на улице Зешегз доме оборудовали церковь Воскресения Христова. Туда привезли иконостас и утварь с кораблей. Служил в ней отец Константин Михайловский, ютившийся вместе со своей семьей в том же здании. Корабельная церковь с «Георгия Победоносца» была перенесена в снятую частную квартиру, в одной из комнат которой проходили службы.
Французы мечтали, чтобы русские как можно быстрее покинули Тунис и не останавливались ради этого ни перед чем. Так, начальник службы безопасности в Бизерте доносил колониальным властям: «Поскольку из 7 тысяч человек большинство пропитано коммунизмом, мне кажется необходимым укрепить предписанную службу политической безопасности, которая явно недостаточна». Донесение ретивого жандарма было моментально принято к сведению, и через несколько недель специально для надзора за русскими моряками и членами их семей из Франции прибыла группа полицейских агентов. Слежка велась скрупулезно и навязчиво. Вынюхивали дух большевизма. Худшего издевательства над белогвардейцами трудно себе представить.
