Никто из казаков не знал о судьбе остальных частей армии Врангеля, ни одна русская газета на Лемнос не доставлялась. Союзники, разумеется, предлагали свои издания, но читать их могли очень немногие. Тогда у бывшего редактора популярной газеты «Сполох» Куницына родилась идея переводить зарубежные статьи и самые интересные сообщения печатать в особых бюллетенях. Так появился «Информационный листок». Почти не было бумаги, поэтому рукописная газета выходила только в 10 экземплярах, которые расклеивались по лагерю.
Казаки встретили это начинание с восторгом. Они читали и тут же обменивались впечатлениями, причем не только друг с другом, но и с союзниками. Один из офицеров через несколько лет так рассказывал об этом: «Приходили от скуки и французские солдаты, и часто можно было увидеть среди казаков группы чернокожих сенегальцев, оживленно разговаривающих при помощи жестов, мимики и обрывков фраз, понятных любому солдату. Мы не питали к ним злобы и часто в таких случаях говорили: “Небось дома-то жена и дети остались. Эх, служба”».
17 декабря 1920 года на борту броненосца «Прованс» на Лемнос прибыл Главнокомандующий русской армией генерал Врангель. Барон произвел смотр находившихся на острове воинских частей. Затаив дыхание, казаки слушали своего вождя: «Что будет дальше, знает один Бог, но я твердо верю, что Россия воскреснет, и вновь мы послужим нашей Родине. Я такой же изгнанник, как и вы. Дайте мне возможность говорить от имени честного русского солдата, потерявшего все, кроме чести». Добровольцы восторженно приветствовали своего командира, выражая полную готовность идти по первому требованию, куда он прикажет. Провожали Врангеля долго не смолкавшими криками «Ура!»
Поскольку новый поход против большевиков откладывался на неопределенное время, решили начать обустраивать лагерь. Почти месяц потратили на то, чтобы разбить линейки, устроить площадки, лестницы, дорожки. Каменистый грунт поддавался с трудом. Для защиты от дождевой воды, которая могла затопить и снести палатки, пришлось рыть целую систему глубоких канав. И все же лагерь был разбит в срок, точно по указанному плану, и даже выглядел презентабельно. Ровными рядами, со строгими интервалами стояли палатки. Особенно выделялся правильностью линий и симметрией участок Терско-Астраханского полка, хотя он и располагался в самом неудобном месте – на склоне горы.
И все же, несмотря на относительную обустроенность, людей не покидала тоска по Родине. Через несколько лет на страницах журнала «Часовой» были опубликованы такие воспоминания: «За этими проявлениями налаживаемой жизни прятали обратную ее сторону – угрюмую и мрачную. Настроение казаков день ото дня становилось все более и более отчаянное. Высоко приподнятое, чуть ли не до бурных восторгов, после приезда Врангеля, оно так же резко и упало, когда стало ясно, что вопрос с дальнейшим продолжением войны откладывается на долгое время».
Оторванные от родных станиц, в тоскливом ожидании казаки старались хоть внешне чем-нибудь скрасить свою жизнь. Одним из развлечений был футбол. Юнкера Атаманского и Алексеевского училищ организовали команды, постоянно состязавшиеся друг с другом. Временами удавалось даже проводить международные матчи против находившихся на острове англичан и французов. Однако футбольные баталии многих казаков не увлекали. Как вспоминал один из офицеров корпуса, они так и не смогли понять, в чем же заключается суть этой «басурманской игры». Большую часть своего времени донцы проводили в церкви, сооруженной в самой просторной палатке. Иконостас, светильники и вся утварь были сделаны из подручного материала: из простынь, одеял, банок, жестянок и ящиков из-под консервов. Организовали хоры, нашлись регенты, причем со специальным образованием.
Как вспоминали спустя несколько лет офицеры Донского корпуса, под влиянием тяжелых условий жизни религиозность казаков еще больше окрепла. Церковь всегда была полна усердно молящимися. По вечерам далеко за пределами лагеря, по окрестным горам разносились стройные звуки православной службы.
Хор донских казаков Жарова.
Все они прошли Лемнос
Французы, воспользовавшись настроением казаков, объявили запись в Иностранный легион. Волонтеры должны были быть в хорошей физической форме и ростом не ниже 1 метра 55 см. При поступлении заключался обязательный контракт на пять лет и выплачивалось единовременное пособие в 500 франков. Союзники рассчитывали, что измученные пребыванием на Лемносе казаки с радостью воспользуются возможностью сменить обстановку. Причем запишутся наиболее боеспособные солдаты и офицеры Врангеля. Это вынудило генерала издать специальный указ, регламентирующий вступление в Иностранный легион. Стать волонтером мог лишь тот, чье пребывание в русской армии признавалось нежелательным. Французы тут же начали призывать казаков не слушать начальников, которые привели Белое движение к краху. В итоге записывались в волонтеры и казаки, и юнкера, и офицеры. Лишь бы только вырваться из лагеря, а там будь что будет. Сколько народу вступило в Легион, до сих пор точно не установлено. Как вспоминал генерал Богаевский, только из Донского корпуса – более тысячи человек.
Волонтеры Иностранного легиона потом объясняли свое фактическое дезертирство из армии Врангеля нечеловеческими условиями пребывания на Лемносе. В какой-то степени их можно понять: ограниченное число палаток, по одной на 14 человек. Причем палатки были рваные, полуистлевшие, не защищавшие ни от дождя, ни от ветра. Ежедневный продовольственный рацион – 200 граммов консервов, 400 граммов хлеба, 4 грамма чая и 30 граммов сахара. Даже питьевой воды не хватало.
Еду невозможно было достать даже за деньги. Французское командование окружило лагерь двойным кольцом постов, за которое никого не выпускали. В близлежащие деревни отправлялись патрули с заданием арестовывать всех бродивших по острову казаков. Попасть в город можно было по особым пропускам, которые выдавались всего лишь на день, да и то не всем. Греческую церковь посещали только группами, причем французы внимательно следили за тем, чтобы люди не расходились по городу.
Немало неприятностей доставлял русским воинам и климат острова. Все чаще и чаще шли дожди, выпадал снег, порывистее становился ветер. От постоянной сырости дно палаток превращалось буквально в трясину, которая засасывала постели из соломы. Досаждали вши. Конечно, в лагере существовали бани, однако из-за отсутствия дров они почти все время не работали. Не спасали и дезинфекционные камеры. Не хватало одежды. Но все это меркло по сравнению с постоянным недоеданием. Хорунжий Иван Сагацкий вспоминал через несколько лет: «Все же главные заботы – как утолить голод. Из интендантства довольно часто приходил совсем заплесневевший хлеб. Люди отощали и ослабли от питания, погоды и вшей. Озлобленны и молчаливы. Сердце говорило: “Оставаться на Лемносе и, если нужно, помирать вместе”».
Весной 1922 года на Лемносе стали активно муссироваться слухи о Кемаль-паше, главнокомандующем турецкой армии в войне с Грецией. Дескать, он хорошо принимает казаков, берет их на службу и даже жалованье платит. Рассказывали, что один пароход во время исхода русской армии из Крыма бурей прибило к турецкому берегу. Кемаль гостеприимно встретил изгнанников, дал кров и пищу. Насколько правдоподобны были эти слухи, трудно сказать. Но между тем в газетных сообщениях не раз мелькали заметки о том, что бегущих греков преследовали конные казаки.
Генерал Ф. Ф. Абрамов.
Командир Донского корпуса
Некоторые решили пробираться к Кемалю, благо до Турции рукой подать – всего 50 километров. Бежали на парусниках, причем была даже установлена такса за переезд – 20 драхм. Удалось ли кому-то поступить на службу в турецкую армию – неизвестно. Большинство беглецов, наверное, погибли в море. Рассказывали, что кого-то ограбили и убили лодочники. Одна группа беглецов вернулась обратно, так как на полпути им повстречались казаки, которых при попытке высадиться на берег встретили пулеметным огнем греческие посты. После этого случая бегство почти прекратилось.
Стоит подчеркнуть, что пошатнувшуюся веру белого воинства старались укрепить его командиры. На многих отрезвляюще подействовали слова генерала Абрамова: «Помните, господа, что историю полков творят их офицеры. Берите пример с юнкеров».
Федор Федорович имел в виду Атаманское и Алексеевское военные училища, которые любовно называли «маки» и «васильки». Именно о них рассказывал через несколько лет на страницах журнала «Часовой» один из казаков: «Это был настоящий муравейник, который делился на две равные половины – алую, от бескозырок и погон алексеевцев, и голубую, от цветов атаманцев. “Будущая Россия, молодая, пока цветущая, не опоганенная, не заплеванная и не искалеченная большевиками” – восторженно сказал тогда кто-то».
