Для Хазарского каганата Крым имел заметное торговое значение. Его прямое поглощение привело бы к хроническому конфликту с Византией, нарушению товарообмена и постоянным расходам на сильное военное присутствие. Что касается Византии, то её восточные проблемы с Ираном, а затем и с теми же арабами делали нежелательными любые дополнительные конфликты в других пограничных районах, включая и такое северное, далеко не главное для империи направление, каким был Крым. Постоянной проблемой, несравнимой с Хазарским каганатом, с конца VII в. стало для империи Болгарское царство, источник периодически возникавших войн и столкновений. Отношение же хазар к крымским владениям Византии очень точно определили Ю. М. Могаричёв и A. B. Сазанов: «Вся политика каганата по отношению к Крыму сводилась в основном к возможности получения дани. Если же хазары, не по своей воле, оказывались втянутыми во внутренние византийские конфликты на территории полуострова, то и здесь претензии хазар были, в большей степени, материальными, а не территориальными или политическими» (Могаричёв Ю.М. и Сазанов A. B. 2005. С. 359). Этому заключению предшествует не только анализ византийских источников и политической ситуации на Тамани и в Крыму, но и краткий обзор археологической стратиграфии в г. Боспоре, в напластованиях которого «хазарский слой», о котором писали Т. И. Макарова и А. И. Айбабин, всё-таки отсутствует.
То, что С. Б. Сорочан называет крымским кондоминиумом, было для каганата и империи оптимальным решением, но, на мой взгляд, лучше говорить о вынужденном нейтралитете, сохранении status quo. Византии не нужны были осложнения в северных тылах империи, а каганат вряд ли мог рассчитывать на безнаказанную оккупацию Крыма или его части. Конфликтная ситуация, в которой фигурируют Юстиниан II, тудун и другие известные участники, — лишь мелкий случайный эпизод в истории отношений Византии и Хазарского каганата, породивший тем не менее громадную и неиссякаемую библиографию. Смена императоров на константинопольском троне никак не влияла на стабильность этих отношений.
* * *
В 2007 г. С. Б. Сорочан с несколько иных позиций и не будучи знаком с моими предварительными наблюдениями (Флёров B. C. 2005. С. 338–342) приходит к аналогичным изложенным выше выводам «об особом отношении хазар к землям Крымского полуострова, несхожести того, что являла культура собственно Хазарии».
Полагаю целесообразно привести здесь отправные констатации из статьи С. Б. Сорочана, опубликованной в не всем российским читателям доступном сборнике (сокращаю ссылки на публикации до фамилий некоторых упоминаемых им авторов).
«Новейшие работы безоговорочно, на уровне учебной истины продолжают включать „оккупированный хазарами Крым“ в состав западных земель Хазарского каганата, объявляют его „крымской Хазарией“ (Айбабин, Баранов, Приходнюк, Герцен, Могаричёв, Михеев, Тортика, Майко… Плетнёва, Виноградов, Комар). Даже в коллективной академической монографии, посвященной средневековому Крыму, Северо-Восточному Причерноморью и Закавказью, которая ставит целью подведение итогов многолетних исследований в этом регионе, главу о Крыме VIII–X вв. венчает непререкаемый подзаголовок — „Хазарское господство“ (Археология. 2003. С. 53). Он вполне соответствует заключительному, столь же непререкаемому выводу о том, что Хазарский каганат вытеснил Византию из Таврики… Так, С. А. Плетнёва называет крымские города VII–IX вв. „городами в Хазарии“ выросшими под влиянием чужой культуры, и особенно показательную роль в этом отводит Херсону, якобы „неоднократно входившему во владения“, но… до сих пор не обнаружившему „никаких следов пребывания хазар“ (Плетнёва С. А. 2002. С. 111–112, 123)» (Сорочан С. Б. 2007. С. 201). Перечисленные установки «новейших работ» С. Б. Сорочан убедительно отвергает, ещё раз используя информацию Никифора, Феофана, другие источники.
Дискуссии о Сугдее продолжаются. В конце 2010 г. появилась небольшая публикация М. А. Никифорова, в которой он на основе анализа состава известной коллекции моливдовулов приходит к выводу, что Сугдея длительное время, вплоть до XI в., не подчинялась Византийской империи, «власть же в городе [ссылка на армянское „Житие Степаноса — архиепископа столицы Сухты“ по: Могаричёв Ю. М., Сазанов A. B., Степанова Е. В., Шапошников A. A. 2009. С. 61, 64, 65] принадлежала князьям, христианам по вероисповеданию, находящимся в зависимости от хазарского „царя“ проживавшего в Боспоре» (Никифоров М. А. 2010). Вопрос с позиции археологии: отразилась ли такая ситуация на облике города, его материальной культуре? Наверняка нет. Да и речь идёт об одном из немногих хазар, принявших христианство, «князе Георге», уже в силу этого опасавшегося своих соплеменников. Прямого отношения этот незначительный эпизод к нашей теме не имеет. Нельзя принять и предположение автора, выраженное следующим образом: «Сугдея могла быть одним из городов, подвергшихся набегу хазар в правление византийского императора Романа Лакапина (919–945 гг.)». Основой предположения стал пассаж из Кембриджского документа (ссылка на лист 2, лицевая сторона по: Голб H., Прицак О. 1997-С. 141), но в нём Сугдея не упомянута, зато указаны С-м-к-рай и, вероятно, Херсон. И что из культурного наследства хазар могло остаться после набега? Разве что наконечники стрел. Построение, опирающиеся на «могло быть», в данном случае серьёзному рассмотрению не подлежит.
* * *
Завершая раздел, подчеркну, что всё-таки решающая роль в определении места салтово-маяцкой культуры и её носителей на Таманском и Крымском полуостровах принадлежит археологии, так как новые раскопки Таматархи, Фанагории, Боспора, Сугдеи и других городов Северного Причерноморья постоянно расширяют источниковедческую базу.
В связи со стеной Таматархи, равно как и кладками в Фанагории и Сугдее, коснусь темы, также связанной с проблемой «хазарского вклада» в строительство на Тамани и в Крыму, — кладки «ёлочка»[29]. Впервые попытку связать появление в Северном Причерноморье «ёлочки» с «новым населением» предприняла С. А. Плетнёва на материалах раскопок Таматархи (Таманское городище): «…Новое население принесло с собой и новую технику кладки камня — „в ёлочку“. Её применяли далеко не всегда. Если приходилось подновлять старое здание, то обычно его чинили той же кладкой, какой была сложена вся стена. Но новые кладки почти все сложены „в ёлочку“, т. е. приёмом, совершенно неизвестным в Причерноморье до VIII в. Кладка „в ёлочку“ применялась только в Дагестане и в странах Закавказья (Албании, Грузии) в VI–IX вв. Очевидно, оттуда её и заимствовали жители Таматархи, заселившие город в VIII в. Тогда же эта кладка распространяется и в Восточном Крыму. Даже стены некоторых базилик (например, на холме Тепсень у пос. Планерское) сложены частично в этой технике» (Плетнёва С. А. 1967. С. 49). В этом вроде бы стройном пассаже далеко не всё однозначно, как может показаться на первый взгляд. Требует уточнения время распространения «ёлочки» — VIII в. Так, другие авторы указывают на VII — первую половину VIII в. (Богословская И. Н., Богословский О. В. 1992. С. 8). Что касается истоков этой кладки, то обратим внимание на оговорку «очевидно». Действительно, никаких прямых археологических данных о приходе нового населения из перечисленных стран нет. Настораживает и использование «ёлочки» христианским населением. С. А. Плетнёва ограничилась лишь общей отсылкой к исследованию об азербайджанской архитектуре, причём второй половины XII в. (Щеблыкин И. П. 1943). В 1967 г. исследовательница высказалась о кладке «ёлочка» весьма осторожно, предположительно, хотя из контекста ясно, что появление этого приёма кладки она связывает с вторжением в Причерноморье Хазарского каганата, если не самих этнических хазар. Но то, о чём С. А. Плётнёва тогда умолчала, уже спустя несколько лет прямо напишет Т. И. Макарова, обнаружившая в Боспоре-Корчеве «кладку хазарской постройки, сложенной в „ёлочку“» (Макарова Т. И. 1972. С 376). Однако позднее и сама С. А. Плетнёва выскажется категоричнее: «„Ёлочка“ стала для археологов одним из самых важных признаков, определяющих проникновение хазар, на исследуемых памятниках Предкавказья, Таманского полуострова и Крыма» (Плетнёва С. А. 1996. С. 21). Дело в том, однако, что список археологов тогда (как и сегодня) ограничивался С. А. Плетнёвой, Т. И. Макаровой. Не очень уверенно к ним присоединился А. И. Айбабин, ссылаясь на публикации С. А. Плетнёвой и М. Г. Магомедова (Айбабин А. И. 2000. С. 174). Кстати, из небольшой публикации этого автора видно, что картина формирования домостроительства хазарского времени в Северном Причерноморье далека от ясности. В частности, к местной домостроительной традиции он относит каменные цоколи, а «приём кладки в ёлку, видимо, привнесён хазарами из Приморского Дагестана» (Айбабин А. И. 2002. С. 9). В другой публикации его мнение было сформулировано так: «У поселившихся в боспорских городах хазар и болгар возник новый тип жилища со стенками, сложенными „в ёлку“» (Айбабин А. И. 1998. С. 115). В городах, возражу, определить этническую принадлежность жилища невозможно. На сельских поселения можно определить салтово-маяцкую, т. е. культурную археологически, принадлежность жилища по абсолютному преобладанию соответствующих видов керамики. Проблема же в поиске прототипов opus spicatum.
