Он протянул мне нож, который я тут же вынул из ножен и крепко сомкнул пальцы вокруг рукоятки, чтобы почувствовать у себя в руке его тяжесть. Это была изящная вещица с длинным обоюдоострым лезвием и тонким, словно игла, острием.
- Премного благодарен, - сказал я. - Очень милая вещица.
Он улыбнулся, обнажая ряд ослепительно-белых зубов.
- Да уж, сэр! Лучше не бывает.
Сунув нож за пояс, я вышел на улицу, направляясь к гавани, где на якоре стояли корабли.
Эти большие, ладные, стройные красавцы-корабли, со скрипом покачивающиеся на волнах прибоя, с убранными парусами, все еще мокрыми после недавнего ливня, с бортами, ощетинившимися стволами пушек, были созданы для скорости, и они казались мне одушевленными существами. Мне на память пришли воспоминания о том далеком времени, когда мы с Янсом пробрались на борт пиратского судна Джонатана Делва и заклепали пушки, пока его корабль стоял на якоре в порту Джеймстауна.
Причал и близлежащий участок берега, куда многие корабли выгружали свой товар, были заставлены бочками и завалены грудами тюков, по большей части укрытых от дождя запасным парусом или брезентом. Между ними расхаживали люди, которые работали, продавали, покупали, пили. Время от времени я останавливался, чтобы прислушаться к их праздным разговорам, и будучи способным к языкам, я слышал знакомые слова, произносимые на разных языках. Когда был еще жив мой отец, в нашем поселении у Гремучего ручья жили люди, перебравшиеся туда с разных концов света. Саким мог разговаривать, наверное, на всех языках, мой отец тоже знал их несколько, так же как и моя мать, которую прежде часто брал с собой ее отец, чей корабль ходил в плавание к берегам Индии, к Малабарскому берегу, по Красному морю и к далекому побережью Катая 1). Мне были известны значения многих слов, я неплохо знал несколько языков, и хотя на многих языках я не говорил, но тем не менее, понимал значение сказанного.
Далеко не всем было дано судьбой наслаждаться богатством и радоваться жизни. Я обратил внимание на многочисленных калек, людей, лишившихся ног или рук, людей с повязками на глазу, с оторваными пальцами, с лицами, изуродованными шрамами. Это были издержки пиратского промысла, те, кто не угодил на дно морское на корм рыбам, кому не выпало ходить по доске 2) или быть повешенными на нок-рее, но которые оказалсись изувеченными настолько, что большинству из них уже было не суждено никогда снова выйти в море, хотя многим калекам, тем из них, кто считался, например, неплохим канониром или еще кем-нибудь в этом роде, это удавалось. Говорили, что подчас хороший канонир ценился на вес золота.
1) Катай - древнее название Китая.
2) Пираты заставляли пленников идти с завязанными глазами по доске, положенной на борт судна, до тех пор, пока те не падали в море.
Я остановился перед одним из таких моряков, который сидел на швартовой тумбе, глядя на корабли.
- Вечер добрый, - сказал я.
Мой собеседник был дюжим, загорелым человеком лет сорока с небольшим, казавшимся крепким, как дубовый свиль, но был лишен одной ноги и руки. У него были безжизненные голубые глаза, встречаться с ним взглядом без содрогания было невозможно, и я поверил ему, хотя у него и была всего одна рука.
- Поживем-увидим, - хмуро ответствовал он. - Я сегодня еще не видел дна своего стакана.
- Если у тебя есть новости об "Абигейл", - сказал я, - то, возможно, ты увидишь его даже несколько раз.
- Как? "Абигейл", говоришь? Я не знаю, кто ты такой и чем занимаешься, да и внешность твоя мне ни о чем не говорит, но я бы сказал, что умный человек никогда не станет связываться с "Абигейл". У них в команде крутые ребята.
- Я это знаю, - сказал я, - и они мои друззья. Они должны вернуться в порт, а мне необходимо узнать, когда именно, потому что я ухожу в море вместе с ними.
- Уходищь в море? Эх, как звучит! Однажды я дал себе клятву, что больше никогда в жизни не выйду в море, но теперь просто не нахожу себе места, и был бы готов глаз отдать за то, чтобы оказаться сейчас на борту хорошего корабля, и чтобы на горизонте обязательно показалось бы судно с богатой добычей. Но для меня там нет места. - Он помахал обрубком, оставшимся от руки. - Вот, гляди! Одиннадцать лет в море, и все это время удавалось отделываться лишь одной-двумя царапинами, а потом одно-единственное ядро из дальнобойной пушки, разлетающиеся во все стороны деревянные обломки, и я разорван в клочья.
- Хорошо, что еще в живых остался, - ответил я. - Далеко не всем так везет.
- А вот это уже, как посмотреть. - Он снова взглянул на воду, а затем презрительно плюнул в нее. - Я гордый человек, я своим горбом зарабатывал себе на жизнь и хорошо при этом дрался, чертовски хорошо. А теперь все это в прошлом. Остается лишь сидеть тут и дожидаться смерти.
- Вздор! - раздраженно сказал я. - У тебя есть одна рука, два глаза, и судя по всему, соображаешь ты неплохо. Такой человек должен подыскать себе что-нибудь подходящее, то, что он хорошо умеет, с чем сможет справиться. А если ты ставишь на себе крест, то ты просто слабак.
Он сверкнул глазами и насупился.
- Тебе легко рассуждать. Сам-то ты целехонек-здоровехонек.
- Да, легко, - согласился я - но, доведись мне оказаться на твоем месте, я бы ни за что не опустил руки.
Я достал из кармана золотую монету и показал ее ему.
- Если я дам тебе шиллинг, - сказал я, - ты изведешь его на выпивку, но вот на это ты можешь прожить целый месяц, если, конечно, не пропьешь и эти деньги. У тебя будет время на то, чтобы оглянуться вокруг и вспомнить о том, что голова тебе дана не только для того, чтобы вешать в уши золотые серьги.
- Скажи, кого я должен убить? - спросил он, глядя на монету.
- Мне нужно, чтобы ты дождался прибытия "Абигейл", а также держал меня в курсе всех новостей, имеющих к ней какое-либо отношение. Как только она войдет в гавань, дай знать об этом Августу Джейну. А уж он все как есть передаст мне. Меня зовут Кин Сакетт...
- Сакетт? Надо же! Это имя мне знакомо! Помнится знавал я одного чертовски крутого парня, который носил то же имя. Давно это было... Видел, как он однажды посреди улицы набил морду нашему шкиперу. Здорово он ему тогда врезал, приятно было посмотреть. Его звали Барнабас Сакетт.
- Это мой отец, - сказал я.
- Да уж, ты на него похож, хотя, думаю, он малость пониже был. Да... нужно было мне пойти в море в месте с ним. А вот ведь не ушел, остался. Так, значит, "Абигейл"? Ладно, буду глядеть в оба.
Он протянул руку за монетой, и я вложил ее ему в ладонь.
- Я бы и за шиллинг согласился, - добавил он. - Я сейчас на мели.
- Знаю, что не отказался бы, - сказал я, - но все же повнимательней присматривайся ко всему, ничего не оставляй без внимания. Знающий море человек и на суше сможет найти себе применение. Так ищи его.
Я пошел вдоль берега, и лишь теперь я заметил, что уже почти стемнело. Глубокие тени пробрались на улицы города и затаились там между стенами домов в ожидании того момента, чтобы вырваться из своего укрытия и окутать тьмой все побережье.
Мне уже давно было пора возвращаться, но меня завлекли доносившиеся откуда-то поблизости звуки музыки, и я направился туда, к небольшому кабачку, где собирались моряки, и остановился на пороге, наблюдая за тем, как компания кутил азартно режется в кости. Какой-то дородный бородач ухватил меня за руку.
- Идем! Выпьем по стаканчику рома за добрые старые времена!
- За старые времена? - улыбнулся я ему. - За какие времена? Мы же с вами не знакомы.
Он расплылся в улыбке, обнаруживая отсутствие переднего зуба.
- Ну и что? Какая разница? Выпьем за прошлое, ведь оно есть у всех! Идем! Ну что, выпьем?
Он принялся прокладывать путь сквозь толпу, и я, чувствя крайнее изумление, хоть и с нежеланием, но все же пошел за ним. В тот вечер общество в кабачке собралось шумное, но вполне мирно настроенное, и многие, похоже, были хорошо знакомы с моим бородачом, судя по тому, как они наперебой зазывали его подсесть к ним. Он же лишь решительно мотал головой и продолжал идти дальше, пока мы наконец не отыскали свободный стол в углу.
- Ром будешь? Выпивка неразбавленная, крепче не бывает. Да и выдержанная тоже недурна на вкус. И все-таки мы с тобой - ты и я попробуем чего-нибудь другого, потому что теперь мы с тобой приятели, вне зависимости от того, знаешь ли ты меня или нет. А вот я, парень, тебя знаю, и поэтому сейчас же велю принести чего-нибудь немецкого, например, изысканного мозельского вина.
- Здесь подают такое вино?
Он через плечо посмотрел в мою сторону, разглядывая меня из-под своих кустистых, начинающих седеть, бровей.
- Ага, и такое, и какое только пожелаешь. И запомни, за все плачу я сам.
Мы сидели за дощатым столом, к которому были придвинуты грубо сколоченные скамьи. Это был самый обычный захолустный кабак, где все было устроено наспех и кое-как, без особой заботы об удобстве собирающейся здесь невзыскательной публики. Высокий здоровяк принес и поставил на стол перед нами бутылку, но мой радушный хозяин жестом приказал унести ее обратно.
