устоявшимся институтом. Почти самый маленький континент стал самым богатым; началась европеизация земного шара, которая так резко изменилась в наше время. Разум западного человека был мощно стимулирован расстоянием, необъятностью и разнообразием новых земель. Отчасти скептицизм Монтеня коренится в очаровании экзотическими путями и верованиями. Обычаи и нравы обретали географическую относительность, которая подтачивала старые догмы и уверенность. Само христианство пришлось рассматривать в новой перспективе, как религию незначительного континента в мире соперничающих верований. Как гуманизм открыл мир до Христа, а Коперник — астрономическую незначительность Земли, так и исследования и последовавшая за ними торговля открыли огромные пространства за пределами христианства и без его учета. Авторитет Аристотеля и других греков был подорван, когда выяснилось, как мало они знали о нашей планете. Ренессансное идолопоклонство перед греками пошло на спад, и человек, преисполненный ренессансной гордости за свои новые открытия, приготовился забыть о своих уменьшенных астрономических размерах в процессе расширения своих знаний и торговли. Современная наука и философия поднялись и взялись за эпохальную задачу переосмысления мира.
IV. ВОСКРЕШЕНИЕ БИОЛОГИИ
Биологические науки, которые почти не продвинулись вперед со времен греков, теперь ожили. Ботаника пыталась освободиться от фармации и встать на собственные ноги; ей это удалось, но неизбежно ее хозяевами оставались медики. Отто Брунфельс, городской врач из Берна, начал движение с его Herbarum vivae icones (1530–3 6) — «живые картины растений»; его текст был во многом заимствован из Теофраста, Диоскорида и других предшественников, но он также описывал местные растения Германии, а его 135 гравюр на дереве были образцами точности. Эвриций Кордус, городской врач Бремена, основал первый ботанический сад (1530) к северу от Альп, попытался дать независимый обзор зарождающейся науки в своем «Ботанилогиконе» (1534), а затем вернулся к своей медицине в «Liber de urinis». Его сын Валериус Кордус безрассудно бродил в поисках растений, встретил свою смерть в поисках в возрасте двадцати девяти лет (1544), но оставил для посмертной публикации свою Historia plantarum, в которой ярко и точно описал 500 новых видов. Леонард Фукс, профессор медицины в Тюбингене, изучал ботанику сначала для фармацевтики, а затем ради нее самой и ради удовольствия. Его «Historia stirpium» (1542) была типичной научной преданностью; в 343 главах он проанализировал 343 рода и проиллюстрировал их 515 гравюрами, каждая из которых занимала целую страницу формата фолио. Он подготовил еще более обширную работу с 1500 рисунками, но ни один печатник не взял на себя расходы по ее публикации. Род Fuchsia является его живым памятником.
Возможно, самой важной идеей, внесенной в биологию в этот период, была демонстрация Пьером Белоном в его «Истории…. ойзо» (1555) удивительного соответствия костей человека и птиц. Но величайшей фигурой в «естественной науке» этого века был Конрад Геснер, чьи труды и знания охватывали столь широкое поле, что Кювье назвал его Плинием, а Кювье мог бы назвать его Аристотелем Германии. Он родился в бедной семье в Цюрихе (1516 г.), но проявил такие способности и трудолюбие, что город вместе с частными меценатами финансировал его высшее образование в Страсбурге, Бурже, Париже и Базеле. Он сделал или собрал 1500 рисунков для иллюстрации своей «Истории растений» (Historia plantarum), но эта работа оказалась настолько дорогой для печати, что вышла из рукописи только в 1751 году; ее блестящая классификация родов растений по их репродуктивным структурам увидела свет слишком поздно, чтобы помочь Линнею. При жизни он опубликовал четыре тома (1551–58) и оставил пятый — гигантскую «Историю животных» (Historia animalium), в которой каждый вид животных перечислялся под его латинским названием и описывались его внешний вид, происхождение, среда обитания, привычки, болезни, умственные и эмоциональные качества, медицинское и бытовое применение, место в литературе; классификация была алфавитной, а не научной, но ее энциклопедическое накопление знаний позволило биологии обрести форму. Недостаточно насытившись этими трудами, Геснер начал работу над двадцати однотомной «Универсальной библиотекой» (Bibliotheca universalis), в которой он задался целью составить каталог всех известных греческих, латинских и древнееврейских сочинений; он закончил двадцать томов и получил титул отца библиографии. В отступлении под названием «Митридат» (1555) он попытался классифицировать 130 языков мира. Его «Descriptio Montis Pilati» (1541), по-видимому, было первым опубликованным исследованием гор как форм красоты; Швейцария теперь знала, что она майестическая. Все эти были выполнены в период с 1541 по 1565 год. В этом году умер Конрад Геснер, воплощение духа исследования.
Между тем работа Хуана Вивеса «De anima et vita» (1538) практически создала современную эмпирическую психологию. Как бы желая избежать скептицизма, который два века спустя выразит Юм по поводу существования «ума», дополняющего умственные операции, Вивес советовал студентам не спрашивать, что такое ум или душа, поскольку (по его мнению) мы никогда этого не узнаем; мы должны интересоваться только тем, что делает ум; психология должна перестать быть теоретической метафизикой и превратиться в науку, основанную на конкретных и накопленных наблюдениях. Здесь Вивес на столетие опередил Фрэнсиса Бэкона, сделавшего акцент на индукции. Он подробно изучил ассоциацию идей, работу и совершенствование памяти, процесс познания, роль чувств и эмоций. В его книге мы видим, как психология, как и многие другие науки до нее, мучительно выходит из чрева своей общей матери — философии.
V. VESALIUS
В 1543 году Андреас Везалий опубликовал работу, которую сэр Уильям Озир назвал величайшим медицинским трудом из когда-либо написанных.53 Его отец, Андреас Вессель, был преуспевающим аптекарем в Брюсселе; его дед был врачом Марии Бургундской, а затем ее мужа Максимилиана I; его прадед был городским врачом в Брюсселе; его прапрадед, врач, написал комментарий к «Кануну» Авиценны — вот социальная наследственность, превосходящая наследственность Баха. Подверженный ей с рождения, Везалий вскоре воспылал страстью к препарированию. «Ни одно животное не было от него в безопасности. Собаки и кошки, мыши, крысы и кроты подвергались его тщательному препарированию».54 Но он не пренебрегал и другими занятиями. В двадцать два года он читал лекции на латыни и охотно читал по-гречески. В Париже (1533–36 гг.) он изучал анатомию под руководством Жака Дюбуа, который дал многим мышцам и кровеносным сосудам те названия, которые они носят сегодня. Долгое время, как и его учителя, он принимал Галена как Библию; он
