деньгами и почестями. Умирая, Бекеш поручил королю и Замойскому жену и двух несовершеннолетних своих сыновей.
Между тем в Польше были не одни и те же чувства у всех; обнаружились разнообразные и взаимно враждебные настроения. Много было таких, которые относились к королю почти неприязненно за то, что не получили того, на что надеялись, так как король, обещав им всевозможные богатые дары, потом, вследствие затруднительного положения, не нашел возможным, при всей своей чрезмерной щедрости, удовлетворить их ожиданиям. Вследствие того, что каждый шляхтич при избраниях королей мог подавать голос, весьма много было таких, которые полагали, что король лично им обязан престолом, ибо они поддерживали его своими голосами при избрании на королевство. Видя, что Радзивилы возвеличены столькими почестями, Мелецкому дана должность самого высшего разряда, что с ними соединился родством и Замойский, что таким образом, высокие и почетные должности находятся в руках людей, соединенных друг с другом фамильными узами, — многие досадовали в душе и толковали так, что все то клонится к их гибели. Считая себя оскорбленными тем, что им не давали милостей, пользуясь существующею в этом государстве возможностию для каждого с полною свободою говорить, что думает, они стали все заподозревать, все — даже славные — дела короля извращать, истолковывая их в дурную сторону. Уже при начале, когда король отправлялся по поводу русских дел во Львов, были такие люди, которые распространяли в народе ложный слух, будто он, собрав сокровища, оставшияся после Сигизмунда Августа, вследствие неудовольствия удаляется в Трансильванию; когда же увидели, что он назначил срок для сбора войска в [86] Свирь, то стали распускать слухи, что он и не думает предпринимать что-либо против неприятеля, так как могущество Московского царя слишком велико, чтобы можно было какими-либо силами его пошатнуть; но что король ищет предлога, дабы захватить в свою пользу податные деньги, количество которых они в своих разговорах преувеличивали до безконечности. Некоторые, зайдя дальше, стали расстраивать королеву: указывали, что король пренебрегает ею за ее лета, замышляет развод и что по этому поводу послан Петр Вольский, епископ Плоцкий, к папе; что королевство столько же принадлежит ей, как и королю, ибо она, будучи как бы отпрыском древнего рода Ягеллонов, оказавшего болышие услуги королевству, и сама провозглашена была на том же сейме королевой и коронована с такими же священными обрядами, как и король. Делали это они с тем, чтобы склонив ее на свою сторону, иметь возможность выставить любимое народом имя, и тем большую иметь возможность производить смуты в государстве и мешать планам короля. Почти все жаловались на то, что король не исполнил условий, принятых им в Трансильвании, когда ему предлагали королевство; пришлые люди получают староства и почести, указывали преимущественно на Бекеша, коему король дал Ландскоронское староство. К этому прибавляли, что герцог Курляндский утвержден во владении тем княжеством не в том месте и не в свое время и на менее выгодных для государства условиях, чем прежде. Время опровергло большую часть этих обвинений и в особенности показало, что поездке Львовской и Свирскому походу придано было ненавистное толкование самым ложным образом; и вот теперь те же люди, при получении грамоты о сейме, намеренно преувеличивая возникшие между Поляками и Венграми раздоры, жаловались на то, что приводятся чужестранцы, что военная власть ими презирается, значение наивысшего начальства [87] ослабляется; говорили, что король, не смотря на взятие Полоцка, потребует на сеймиках и на сейме новых налогов. Но хотя бы и вся Московия поступила под нашу власть, то, спрашивали они, найдется ли надлежащее средство при таких обширных границах управлять такою громадой; и какая будет польза от того, когда уже давно раны республики заставляют искать необходимого и более надежного врачевания? Некоторые полагали, что нужно потребовать в силу какой то Августовской конституции, толкуемой ими в желаемом смысле, чтобы король брал со старост три части доходов староства, говоря, если это будет сделано, то таким образом навсегда будет положен конец всяким другим поборам. Когда король заметил, что все эти толки проникают в народ, он счел нужным противодействовать более открыто, чем прежде, и вот канцлер Ян Замойский, в первый же день, как только получил возможность говорить на сейме о делах государственных, произнес следующую примененную к обстоятельствам речь.
Речь Замойского.
Если было когда либо время, когда нужно было бы благодарить Божество за величайшие благодеяния, оказанные им государству, то всего более это кстати теперь, когда мы одержали столь славную победу над неприятелем, которого все страшились вследствие высокого мнения о его могуществе и о его воинской доблести, о его победах над другими народами; никто не думал, что он сам может быть побежден. Случилось, однако, по особенной милости Божией, то, что неприятель не только побежден, но лишен Полоцка, который будет служить вечным памятником этой победы, лишен славы своих прежних побед; все его трофеи, какие он только получил впродолжение стольких лет над [88] Ливонцами, Шведами, над покоренными Казанцами и Астраханцами, над Татарами и Турками, пытавшимися было соединить Дон с Волгою и Каспийское море с Черным, над другими воинственными и дикими народами, все эти трофеи с него сняты этою победою; их будут нести впереди при настоящем триумфальном военном торжестве. Видя, продолжал Замойский, сколь велики к нам благодеяния Божии, будем охранять дарованное своею доблестью и твердостью; при бездеятельности своей мы не получим от них никаких плодов, тогда как мы можем иметь величайшие выгоды, если надлежащим образом воспользуемся божественною милостью. Велик подвиг этот; в прежние времена едва казалось ли даже позволительным питать такие надежды на будущее, чтобы нам получить обратно от неприятеля обширнейшую область которою он владел впродолжение стольких лет и на которой главнейшим образом опиралось некогда благосостояние Литвы. Враг, упоенный успехом в стольких удачных делах остановлен на пути своих дотоле постоянных побед; оружие его, обращенное на опустошение и гибель этих областей, отклонено. Однако, все это нам не только не принесет никакой пользы, если мы не довершим остального, чего требует продолжение войны, но окажется даже не стоившим понесенного труда и издержек.
Перед нами враг очень могущественный; всякий из нас знает, каковы и сколь велики его силы, о них свидетельствует огромное множество побежденных им народов. Можно ли думать, что он равнодушно перенесет обиду, нанесенную ему отнятием провинции, или что он останется в покое? Он уже в ярости и, как какой нибудь дикий зверь, запертый в клетке, ищет всевозможных средств и способов возвратить себе потерянное и отомстить за нанесенные ему оскорбления. Неужели мы
