дадим ему своею медленностью, своею готовностию заключить с ним мир, — время
[89] собраться с силами, поправить причиненный вред, залечить домашние раны, восполнить недостаток знаний, все то, что обнаружила эта война? Будет ли кто из нас столь беззаботен, чтобы не предвидеть с его стороны нападения на нас с гораздо большими силами, с целью загладить свои потери? Власть его столь сильна, что его не может отклонить от войны никакая трудность, и вероломство его столь велико, что его не может удержать в мире никакая святость договора. Поздно тогда будет искать средств для борьбы; тогда как теперь, если бы мы и не легко могли вполне совладеть со врагом напуганным и устрашенным, все таки легче могли бы победить его. О, если бы Бог дал нам уверенность, что нам не следует его опасаться, и что он, потерпев урон, успокоится совершенно, и что нам никакой опасности не грозит от него? Кто другой, кроме Бога, мог бы в таком деле быть достаточною порукою? Разве, раз достигнув такой славы в этой войне, мы впредь будем совершенно равнодушны ко мнению о нас людей? И как мы могли бы сохранить репутацию, приобретенную этою войною, если бы мы взявшись за предприятия столь великие, вдруг остановились бы на средине пути? Не припишет ли тогда всякий эти успехи скорее счастью, чем нашей доблести? Если дело направляется умом и доблестию, при малом вмешательстве фортуны и случая, то середина соответствует началу, а конец той и другому; а прихоти счастья — на сколько слепы, на столько же редко концом соответствуют началу. Есть не мало и таких, которые опасаются трудностей управления при слишком большой обширности владений и думают, что не следует разширять далее границы власти, ибо приобретение потребует издержек и большого труда, а пользы от этого республике не будет никакой. Но может показаться удивительным, от чего в своих частных делах никто не рассуждает так, как по отношению к государству. Существует ли хоть один
[90] человек, который не предпочел бы десяти поместий одному? Тяжелы заботы, налагаемые обширным именьем, но оне вознаграждаются большими выгодами и удобствами. Положение нашего государства, мне кажется, таково, что если только мы хотим иметь пружину дел (нерв войны) и если желаем сохранить настоящее положение республики, то совершенно необходимо присоединить к ней какое нибудь новое королевство. Все подчиненные области, присоединившияся к нашему государству, получили полное гражданство на равных совершенно правах, нет ни одной, которая обращена была бы в зависимую провинцию, или поставлена в условия данничества; таким образом при одинаковой для всех свободе, для всех уравнены и податные тягости. Если бы мы захотели облегчить их для себя, то какое могли бы иметь к тому средство, кроме присоединения к государству нового владения, по образцу всех бывших великих империй; установив в нем подати и пошлины, мы могли бы освободить себя от некоторой значительной доли общих тягостей. После своего подчинения оружием, Русь некоторое время была данническою, и республика имела не мало облегчения от средств ею доставляемых. Когда Великое Княжество Литовское управлялось королями польскими по древним правам, то мы помним, оно справлялось большею частио собственными силами и с Москвою и с Татарами; по соединении же его с королевством, каждый знает по опыту, сколько прибавилось к общим тягостям. Если некоторые считают нужным прикрывать свою недеятельность бедностью и скудостью материальных средств, то пусть они ограничат свои страсти и роскошь, обратят на лучшее употребление и те деньги, которые они тратят на пустые и бесполезные вещи, и тогда они увидят на самом деле, что они вовсе не лишены необходимых средств для каких бы то ни было наиблистательнейших предприятий. Я не порицаю тех, которые полагают, что нужно
[91] устроить домашние дела; но помимо того, что всегда будет в их власти исправить внутренние недуги, а удобный случай для войны с Москвою, какой мы теперь имеем, мы не всегда будем иметь, нужно еще подумать о том, что забота о безопасности важнее всякой другой. Есть и такие, которые полагают, что до сих пор они слишком скудно были вознаграждены за свои заслуги. Им открывается теперь свободное поприще, как для того, чтобы в полном свете выказать свою доблесть, так и для того, чтобы выслужиться пред королем; пусть они отправляются на войну, пусть посвятят государству свой труд и усердие, и за тем ожидают от любимейшего короля самых богатых наград. Если им не дозволяет сделать это или возраст, или здоровье, или положение каждого, то есть честные пути к отличию и в мирной гражданской жизни; но пусть никто не рассчитывает злословием и особенно запоздалыми стараниями произвести смуту, выслужить себе те награды, какие даются за доблесть и честные заслуги.
После этой речи, уполномоченные ни сколько не колебались дать согласие на продолжение войны и дальнейшее взимание налога для нее, так как шляхта, обрадованная успехом военных действий и возбужденная надеждами на будущее, на многолюдных частных сеймиках уже ранее склонялась в такую сторону; тем не менее для того, чтобы оправдать мнение других о себе, они сочли нужным заняться некоторыми предметами из тех, о которых, по их замечанию, больше толковали в народе: прежде всего они подняли речь об условиях (договора избирательного), будто бы неисполненных королем, и особенно об уплате государственных долгов. Им было поставлено на вид, пусть они взвесят, сколько король ранее своего прихода переслал денег для защиты королевства, сколько он их привез с собою, сколько выплатил на жалованье ратным людям за [92] службу ранее его прибытия, на усмирение мятежа в Гданске, и наконец сколько он истратил из своей частной казны в текущей войне, и пусть рассудят о том, что он впредь намерен сделать, — что у него нет ничего приватного, ничего отдельного, но что все свое и самую жизнь он готов принести в жертву государству: после этого легко будет решить, может ли республика по справедливости предъявить к нему какие нибудь жалобы и требования. Что же касается до отдачи в залог некоторых мытных (пошлинных) сборов, то до-вольно ясно, что для него было бы гораздо выгоднее выкупить их, так как они дают не малый доход, чем тратить деньги на войну; но образ мыслей короля таков, что он при настоящем положении государства предпочитает частной выгоде общую пользу и честь государственную.
Относительно предложения о трех частях дохода со староств, был дан такой ответ, что об этом не говорится прямо в конституции Сигизмунда Августа и что не следует вопреки постановлениям, запрещающим отступать от буквального смысла конституции, придавать словам
