наиболее ранние списки второй), очевидно, что трудно ожидать от них абсолютного соответствия первоначальному виду письма.
Согласно посланию, причинами похода Едигея явились: 1) укрывательство Тохтамышевых детей; 2) плохое обращение с ордынскими послами и купцами; 3) неявка великого князя в Орду со времени Тимур-Кутлука (то есть за все время правления Едигея); 4) уклонение от уплаты выхода под предлогом того, что «ся улоусъ истомилъ, выхода взяти нѣ на чемь».
Исследователи {743} давно обратили внимание на одно противоречие между посланием Едигея и повестью о его нашествии, содержащейся в Рогожском летописце и Симеоновской летописи и принадлежащей перу автора тверской обработки общерусского свода начала XV в. (Троицкой). Едигей упрекает Василия в игнорировании мнения «старцев земских», «бояр старейших», стоявших в отношениях с Ордой за «пошлину» (то есть отношения «по старине» {744}). В Рогожском летописце и Симеоновской летописи, наоборот, как раз «старцы» упрекают Василия в дружбе с татарами. Когда татарские отряды приняли участие в войне с Литвой 1406 г., «старцы же сего не похвалиша, глаголюще: добра ли си будеть дума юныхъ нашихъ бояръ, иже приведоша половець на помощь… Да не будеть ли си пакость земли нашей на прочая дни, егда Измаильте оусмотривше нарядъ нашея земля на ны приидуть?» Автор подчеркивает, что «не бяшеть бо въ то врѣмя на Москвѣ бояръ старыхъ, но юнии свѣщевахуть о всемъ», а далее, говоря о нашествии Едигея, упрекает тех, кто хочет «любовь имѣти с иноплеменникы» {745}. Помимо разной вроде бы позиции старцев, контрастируют, казалось бы, также упреки Едигея Василию в нелояльности с утверждением автора свода 1412 г. (протографа Рогожского летописца и Семеновской летописи) о его хороших отношениях с Ордой (подкрепляемым фактами участия татар в московско-литовских конфликтах).
Как сказано выше, противоречий в описании московско-ордынских контактов между посланием Едигея и повестью Рогожского летописца — Симеоновской летописи нет. Нет, следовательно, и оснований подвергать сомнению указание письма, что за весь период правления Едигея Василий не платил выход. В то же время из послания следует, что великий князь не выполнял своих конкретных обязательств по этому поводу. Очевидно, в результате переговоров 1403 и 1405 гг. Василий согласился возобновить уплату выхода, но не делал этого, отговариваясь неплатежеспособностью {746}.
Что касается людей, которые, согласно Рогожскому летописцу и Симеоновской летописи, выступали против союзнических отношений с татарами, то нет оснований рассматривать их как сторонников вражды и борьбы с Ордой. Отношения с последней «по старине» — это признание подчинения царю и регулярная выплата выхода. Василий же и его окружение («юные») вели себя с Ордой, возглавляемой Едигеем, по-иному — дань не выплачивалась, но поддерживался военный союз против Литвы. Это было новым явлением — ранее совместные военные действия с татарами происходили либо «по цареву повелению», либо отряды ордынцев привлекались для борьбы с русскими князьями (то есть одни вассалы хана использовали их в конфликтах с другими). Сторонники же «старины», очевидно, стояли за выплату дани, но против появления в пределах Северо-Восточной Руси татарских войск даже в качестве союзников, то есть за поддерживание ситуации, которая имела место при Иване Калите, его сыновьях и Дмитрии Донском до конфликта с Мамаем и после похода Тохтамыша 1382 г.
Таким образом, и послание Едигея, и повесть Рогожского летописца — Симеоновской летописи рисуют одну и ту же картину московско-ордынских отношений в 1396–1408 гг., только с разных точек зрения {747}. В 1396–1403 гг. Василий Дмитриевич вообще на поддерживал контактов с Ордой и даже решился на два похода в глубь ордынских владений. После 1403 г., когда стало ясно, что Орда не «отдалилась», а претендует на ту же роль, что и прежде, политика великого князя сводилась к тому, чтобы уклоняться от уплаты выхода (формально признавая верховенство ханов), но поддерживать с Ордой союзнические отношения на антилитовской почве. Фактически это означало пассивное непризнание зависимости в условиях, когда реальная власть в Орде вновь, как и во времена Мамая, принадлежала узурпатору. Явным игнорированием сюзеренитета возглавляемой им Орды было принятие в Москве детей врага Едигея — Тохтамыша. Упоминание в послании Едигея о «поднимании на смех» ордынских послов и торговцев, возможно, является свидетельством конкретных проявлений политической линии Василия Дмитриевича, выразившихся в недоброжелательных действиях в отношении ордынцев со стороны великокняжеских людей, а может быть, и более широких слоев населения. Непризнание власти Орды выражалось также в помещении в первом десятилетии XV в. на оборотной стороне монет московской чеканки, где ранее упоминался Тохтамыш, надписи «князь великий Василий всея Руси» (при том, что на лицевой стороне помещалась надпись «князь великий Василий Дмитриевич») {748}. Все эти действия в конце концов спровоцировали попытку Едигея восстановить власть Орды вооруженным путем {749}.
Каковы были политические последствия похода Едигея? В историографии можно встретить утверждения, что зависимость от Орды после этого усилилась, Москве пришлось возобновить выплату дани {750}. Иногда поездка Василия Дмитриевича в Орду в 1412 г. трактуется как следствие похода Едигея {751}. Эти суждения представляются, однако, беспочвенными {752}.
Поход Едигея не завершился каким-либо соглашением с Василием: Едигей был вынужден уйти от Москвы из-за обострения ситуации в Орде. Трехтысячная сумма «окупа», которую он взял с москвичей, в два с лишним раза меньше ежегодной дани с великого княжения, установившейся после присоединения Нижнего Новгорода, Мурома и Тарусы, — 7 тысяч рублей {753} (а задолжал Василий, напомним, за тринадцать лет, то есть 91 тысячу рублей). В 1412 г. Василий отправился в Орду не к Едигею, а к сыну Тохтамыша Джелал-ад-дину (Зеледи-салтан русских источников), который с помощью Витовта в начале 1412 г. разбил хана Тимура (поставленного в 1411 г. на престол Едигеем, но вскоре изгнавшего своего покровителя) и воцарился в Орде {754}. Визит Василия, таким образом, был связан с возвращением на ордынский престол законного правителя и с прекращением власти временщика, то есть с восстановлением «нормальной ситуации в царстве» {755}. Никаких оснований предполагать восстановление выплаты дани в Орду ранее прихода к власти Джелал-ад-дина нет. Отношения с Едигеем до его свержения оставались враждебными. Одним из результатов похода 1408 г. была выдача ярлыка на Нижний Новгород князю Даниилу Борисовичу (сыну Бориса Константиновича). Даниил реально вокняжился в Нижнем и в 1410 г. с «царевичем» Талычем совершил оттуда набег на Владимир {756}. В январе 1411 г. московские войска во главе с братом великого князя Петром Дмитриевичем потерпели поражение от Даниила с братьями и поддерживавших его ордынских войск при Лыскове {757}. Налицо аналогия событий 1408–1412 и 1380–1381 гг. с той разницей,
