— Не хотите ли чашечку кофе?
— Да, разумеется.
Мы сидим за грязным мраморным столиком в деревянном кафе на берегу капала. За соседним столиком двое мужчин играют в триктрак[16]15, и стук костей и шашек служит фоном нашей беседы. Снаружи под солнцем клубится дорога, подобно черной пыли, вздымаемой ногами прохожих. Недалеко возвышается огромное, вульгарно разукрашенное здание XIX в. — дворец шейха, весь в стрельчатых арках, как внебрачный отпрыск Брайтонского павильона. У открытой двери кафе сидит на корточках женщина в черном, с покрывалом на голове, скрывающем почти все ее лицо. Коричневый грязный мальчишка с черными кудрями сидит рядом с нею тоже на корточках. Мухи вьются вокруг него, а он безучастно жует ломоть заплесневелого хлеба. Зной, пыль, неприятные запахи и кипящая рядом чужая, безразличная вам жизнь. Вы свернули с чистенькой проторенной дороги туристов. Здесь настоящий Египет.
Но до чего же любезен этот главный инспектор! Его круглое коричневое лицо источает доброячелательство. Он то и дело хватает вас за руку. С волнением и настойчивостью.
— Вы приехали посмотреть Тель-эль-Амарну, город Эхнатона, фараона-еретика? Превосходно! Завтра вы его увидите.
Он уже все устроил, буквально все. Добраться до места не так-то легко. Сначала надо ехать на автомобиле, потом верхом на осле, и еще надо договориться с лодочником, чтобы переправиться через Нил, но он позаботился обо всем. Вы сами увидите. А пока он приглашает к себе в гости, в близлежащий городок Минийя.
Здесь к нам присоединяется помощник инспектора, который «не любит поговорить». Как дела в Англии? У него много друзей в Каирском университете. Профессор такой-то и такой-то — вы его знаете? Прекрасный человек, большой ученый. А еще молодой профессор Блэнк, который преподает английскую литературу. Он сам занимается английской литературой. Ваш лорд Байрон, какой это был поэт! А ваши Ките и Шелли! У него есть друг в Хемпстеде, в Лондоне, который жил рядом с домом Китса. А что вы думаете об археологии? О, об этом можно поговорить позднее…
Разговоры, разговоры, разговоры — и так до глубокой ночи. О литературе, о политике и лишь вскользь, между прочим, об Эхнатоне й Древнем Египте. Каир с его озлоблением против англичан кажется за миллионы миль отсюда. Вы англичанин, но здесь вам явно рады. Вы чувствуете себя среди друзей, и даже если вам не удастся добраться до города Эхнатона, все равно путешествие будет интересным.
На следующее утро сразу после раннего завтрака мы отправились с моим гостеприимным хозяином в Тель-эль-Амарну. Маршрут у нас сложный. Сначала — в битком забитом поезде обратно в Меллауи. Здесь нас встречает помощник инспектора с двумя гаффирами. Подкатывает древний «форд». Все влезают в него. Гаффиры высовывают свои ружья из окна, чтобы внутри было больше места. Мы трясемся, подскакиваем на ухабах и говорим, едем всю дорогу по серой пыли вдоль отражающих небо каналов, через глинобитные деревушки, где голопузая ребятня бросается врассыпную перед машиной и что-то кричит нам вслед, как все дети мира. А мы едем все дальше и дальше. Ствол ружья упирается мне в колено, но это неважно; зеленые бобовые поля сменяются аллеями финиковых пальм, а наш проводник бесконечно рассуждает о лорде Байроне. Внезапно нас захлестывает шумная толпа отчаянно жестикулирующих арабов. Что случилось? А ничего, просто мы соединились с отрядом, который должен сопровождать нас до берега Нила. Встреча состоялась! Мальчишки, погонщики ослов, прибыли на место со своими животными точно в назначенный час. Великолеппо организовано, не правда ли?
Мы все вылезаем из машины. Арабы обмениваются приветствиями. Погонщики и их друзья гаффиры ведут себя как малые дети на пикнике. Посмотрите только, как этого английского эфенди усаживают на осла! Вот потеха! Вставьте ногу в стремя… да нет, не так! Главный инспектор и его помощник уже сидят на ослах и снисходительно поглядывают на меня. Единственное утешение, что на этих осликах они выглядят так же неловко, как я себя чувствую на нем. И наконец мы трогаемся в путь длинной вереницей по узкой грязной тропе между полей. Погонщики ослов поспевают за нами. Постепенно привыкаю к уверенной трусце моего маленького конька и уже не чувствую себя таким смешным. Библейские стихи всплывают в памяти: «Он ехал на ослице своей…» Откуда это? Ну конечно, из Книги Чисел, про Валаама:
Валаам встал поутру, оседлал ослицу свою и пошел с князьями Моавитскими.
И воспылал гнев божий за то, что он пошел, и стал ангел господень на дороге, чтобы воспрепятствовать ему. Он ехал на ослице своей и с ним двое слуг его[17].
И снова чувство безвременья — одна из притягательных особенностей Египта — охватило меня. Пока мой ослик трусил по узкой тропинке, взбираясь на холмы, и проходил мимо стен, я поднимал колени, стараясь не испачкаться, и вспоминал:
И увидела ослица ангела господня, стоящего на дороге с обнаженным мечом в руке, и своротила ослица с дороги и пошла на поле…[18]
С чувством безвременья приходила безмятежность. Мы неторопливо ехали по пыльной тропе среди бобовых полей, мальчишки с веселыми глазами бежали за нами, и я вдруг почувствовал себя совершенно счастливым и беззаботным. На меня снизошла та полная удовлетворенность собой и жизнью, которая столь редко посещает нас, европейцев, и остается привилегией Востока. Мне хотелось смеяться и петь вместе со всеми без всякой причины, просто потому, что воздух был сладостен для моих ноздрей, солнце грело мне плечи и я был с друзьями, которых полюбил.
«Что пришел ты увидеть здесь?» О, вовсе не гигантские развалины храмов и не пирамиды. Ничто не поражало здесь глаз величием. За Нилом простиралась пустынная равнина, замкнутая полукольцом голых холмов. В отличие от других путешествий, описанных в нашей книге, это было романтическое паломничество, дань вечному духу этого места. Здесь вас не подавляют чудеса архитектуры, но вы все время ощущаете присутствие человека, который, по словам Дж. Д. С. Пендлбери, «первым восстал против извечно установленного порядка вещей, был первым человеком со своими собственными идеями, которые нарушали все традиции, и был первым, кто мог воплотить свои идеи в жизнь» (курсив мой. — Л. К.).
В этом полукольце холмов, удаленном от всех городов, Эхнатон построил свою священную столицу Ахетатон — «Горизонт Атона». Здесь, по мнению многих, было положено начало освобождению человеческого духа. Одним махом весь пантеон бесчисленных древних богов был низвергнут и заменен гораздо более простой и чистой религией. Эхнатон, по мнению тех же людей, был первым монотеистом, признававшим только одного бога, божественный дух, «создателя и хранителя всего сущего», который проявляется в жизнетворном свете горячих лучей солнца.
Однако не все ученые разделяют это мнение. Эхнатон остается загадкой. О нем написано больше, чем о любом другом фараоне, и взгляды виднейших ученых расходятся так же, как, скажем, взгляды сторонников и противников Карла I в Англии. Читатель найдет в Приложении краткий обзор этих противоречивых мнений. Но на какую бы точку зрения ни встал читатель — а он это может сделать, лишь познакомившись с теориями обоих направлений, — Эхнатон никогда не останется для него призрачной тенью, подобно большинству фараонов. Он человек из плоти и крови, и одна из интереснейших личностей в истории Древнего мира.
Мальчишки-погонщики впереди нас разражаются воплями, и мой погонщик тоже ускоряет шаг. Мы добрались до Нила. Внизу, у глинистого берега, нас ждет старая фелука, которая должна переправить нас — вместе с осликами — на ту сторону. Все довольны, но больше всех главный инспектор; он доказал, что организация дела на Востоке стоит на высоте. Мы весело рассаживаемся на скамейках, пока осликов заводят на фелуку. На дальнем берегу широкой желтой реки зеленеет рощица пальм вокруг глинобитной деревушки Эль-Тилл. За нею виднеется цепь коричневых холмов, изгибающаяся к востоку, — это «Восточные горы» Эхнатона, среди которых он хотел быть погребенным. И пока мы сидим здесь и река струится у наших ног, в моей памяти возрождается история, такой, какой впервые предстала она передо мной со страниц работ Питри, Пита, Вулли, Пендлбери и других египтологов, которые вели здесь раскопки последние шестьдесят лет.
XVIII династия, апогей Египетской империи, началась примерно в 1580 г. до н. э., через две тысячи лет после начала династической истории Нильской долины. Ее основатель Яхмос I, фиванский князек, изгнал азиатских завоевателей — гиксосов, которые правили Египтом полтора столетия. Он преследовал их вплоть до Сирии и вернулся с триумфом, чтобы сделаться фараоном Египта. Столицей его стали Фивы.
На протяжении всей своей древней истории египтяне никогда не были особенно воинственным народом, но после полутора веков унижений под игом азиатов ими овладело желание воевать. После энергичного Яхмоса I целый ряд фараонов продолжал успешные завоевания в Палестине и Сирии. Величайшим из них был Тутмос III, наводивший ужас на врагов Менхеперра, — самый способный полководец за всю историю Египта. Он правил пятьдесят четыре года и выиграл немало кампаний против нубийцев на юге, азиатов на севере и востоке и ливийцев в Западной пустыне. В 1467 г. до н. э. во время своего восьмого похода Тутмос III пересек Евфрат. Это было вершиной египетских побед и завоеваний.
