«Дом» Аспасии
Хорошо жить — значит не голодать, выбраться из дыры, в которой она оказалась из-за мужчины, но также быть независимой — таковы самые явные мотивы подобного выбора. Если вообще речь идет о каком-либо выборе, потому что нам известно о других гетерах, что они были куплены или проданы, то есть в какой-то период своей жизни были рабынями, и, следовательно, у них не было выбора, зарабатывать ли своим телом, чтобы обогатиться самим или обогатить того, кто им обладал. Но вернемся к Аспасии в тот момент, когда ее посещают самый великий мыслитель того времени, Сократ, и самый влиятельный политик Афин, Перикл. Она не извлекает доходов из самой себя, она управляет «домом», который можно рассматривать одновременно и как бордель, и как литературный или философский салон. К тому же, как бы мы его ни назвали, речь идет о настоящем предприятии, функционирующем таким же образом, как другие предприятия того времени (мы это увидим на примере Ниры).
То, что мы узнаем о «доме» Аспасии и о том, что в нем происходит, невозможно сравнить с теми лупанариями, где «находится множество соответствующих молоденьких девушек. [Где] дозволено видеть их днем: они греются на солнце, грудь у них открыта, они обнажены, выстроившись в ряд, словно солдаты[96]. Можно выбирать. Какую желаете? Худенькую? Полненькую? Кругленькую? Высокую? Юную? Старую? Среднюю? Зрелую?.. Дело лишь за наличностью... Стариков они называют "папашей", молодых "мужичком". Вы можете легко получить любую, когда угодно, днем, вечером, любым способом.
У одного из клиентов, Сократа, согласно некоему Гермезинаксу, были иные мотивы для посещения Аспасии:
«Разве не целовала она Сократа, который выше всех мужчин, с властностью Афродиты? Но только чтобы изгнать из глубины души эти мучительные думы, особенно о молодежи, он ходил утешаться к Аспасии».
«Утешаться к Аспасии» не значит утешаться с Аспасией, поскольку она имела (что означает, что она получала большую часть вырученных на этом денег) «маленьких шлюх». Их ей доставляли продавцы или перекупщики девочек. Цена зависела от предложения и качества (красота, происхождение) этого человеческого материала. Она могла оставить этих девочек себе для получения дохода или перепродать в Афины или за границу, сразу же или обучив их профессии. Хотя и было некоторое преувеличение в высказывании: «Аспасия, знаменитая подруга Сократа, получает огромную выгоду от торговли девочками. Эллада переполнена ее маленькими блудницами», — ее сводническая деятельность не вызывает никакого сомнения. Говоря о причинах Пелопоннесских войн, Аристофан упоминает о предприятии Аспасии:
Но раз в Мегаре пьяные молодчики
Симету, девку уличную, выкрали.
Мегарцы, распаленные обидою,
Двух девок тут украли у Аспасии.
Неужели Перикл жаждет тех же «объятий», что и Сократ, когда идет искать к Аспасии то, чего нет у него дома? По слухам, распространявшимся его политическими противниками, степень правдивости которых нам неизвестна, и по свидетельству Плутарха это был «человек сильно склонный к любовным наслаждениям». Но стоит ли верить, будто «он спал даже с женой собственного сына»? Действительно, когда имена Аспасии и Перикла соединяются вместе в тексте, они выступают синонимами разврата. «Геру Распутство рождает ему, наложницу с взглядом бесстыдным. / Имя Аспасия ей». Комические поэты не боятся грубых слов: блудница, путана, сводня, сука (знакомый образ), дрянь. Так Аспасии, обеспокоенной судьбой Перикла Младшего, сына, рожденного ею от Перикла, один персонаж говорит: «Да, был бы мужем он давно, / Но срам страшит его: блуднице он родня». Репутация Перикла способствовала появлению сатирического полотна, создающего впечатление, будто все Афины развратничают, кто во что горазд. Разве не говорят о знаменитом скульпторе Фидии, что он поставлял Периклу свободных женщин. Комические поэты... клевещут на него по поводу жены Мениппа, его друга и второго стратега[97], а также по поводу Пирилампа, компаньона Перикла, который разводил птиц и которого обвиняют в тайной поставке павлинов любовницам Перикла.
Но Плутарх, собиравший все слухи, уверен, что они непомерно преувеличены.
Что удивительного в том, что мужчин, обладающих сатирическим складом ума, охватывает желание сочинять измышления против сильных мира сего, когда известно, что Стесимброт из Фасоса сам решил обвинить Перикла в гнусном и бесчестном посягательстве на жену своего сына?
Тогда как же нам составить верное мнение? С одной стороны, мы не можем игнорировать авторов комедий и Платона. С другой — не можем не признать, что Перикл имеет большой вес в глазах современников: это лучший из ораторов. Он настраивает «свою речь, как музыкальный инструмент», «примешивая понемногу, как бы в подкрепление своему красноречию, науку о природе. "Ту высоту мысли и способность творить нечто совершенное во всех отношениях", как выражается божественный Платон»».
Однако дело в том, что не он составлял свои речи, а Аспасия. Она была — сохранилось множество свидетельств по этому поводу — «красива и умна». Подруга Перикла пользовалась спросом, потому что отличалась ученостью и политической мудростью. Именно Аспасия является специалистом в софистике и научила Перикла ораторскому искусству — искусству, в котором, однако, нет ничего женского! У нас нет оснований в этом сомневаться: «Перикл пленился ею как умной женщиной, понимавшей толк в государственных делах». Произошло ли это, потому что куртизанки больше других проникли в мужской мир, мир вне дома, мир слова, что они были более решительными, чем жены? Сквозь эту призму многое видится совсем иначе — из «дома свиданий», «дом» Аспасии превращается в салон, а постоянное присутствие в нем Сократа не объясняется больше его либидо.
Сократ иногда ходил к ней со своими знакомыми, а его ученики приводили к ней своих жен, чтобы послушать ее рассуждения, хотя профессия ее была не из почтенных.
Сократ ходит к Аспасии не ради поцелуев, а чтобы пофилософствовать; Аспасия играет возле Перикла любопытную роль — сочиняет его речи, и Платон выводит ее на сцену, когда она произносит в своем «доме» надгробное слово, торжественную речь, весьма близкую к той, которую ее любовник произносит в конце первого года войны в — 431 году до н. э. — в память афинских солдат, павших в бою... Выходит, в борделе рождались самые знаменитые демократические речи! И афинские граждане не боялись выпускать своих жен из «домов» и приводить их в бордель послушать царицу городских гетер, ведущую изысканную интеллектуальную беседу. Но, подчеркивая один аспект в ущерб другому, удивляясь ему, а потом отбрасывая его, мы рискуем уйти от реальности. Наслаждения тела и наслаждения ума не исключают друг друга, и афиняне V века до н. э. нисколько не смущались от того, что нам представляется смешением жанров. О чем говорит некая Леонтион, гетера, похоже, достаточно известная:
«Она делает дело, она также занимается философией; но она не перестает заниматься любовью... Она спит со всеми последователями Эпикура в садах, и с учителем, и не таясь».[98]
После рождения двоих детей от Д... Ксантиппа и Парала, Перикл поселяет Аспасию в своем «доме» как сожительницу. В этом нет ничего удивительного. Мы вскоре увидим, что Фринион поступил так же с Нирой. Но что шокирует его современников, так это причина, по которой он взял ее к себе: он ее любит. Но где же, в каких текстах говорится о любви? Факт неслыханный. Как можно объяснять поступок любовью, особенно когда речь идет о человеке из привилегированной части общества? Ведь он доходит до того, что во время процесса, когда на карту поставлено будущее Аспасии в Афинах — ей вменяют «нечестие», — он говорит, что «очень много слез» пролил «из-за нее», «больше, чем когда он сам был в опасности потерять свое состояние и саму жизнь», до того, что умоляет судей! Вот неприличный, недостойный поступок. К тому же оба они доходят до того, что публично целуются!
Говорят, уходя из дома и возвращаясь с площади, он ежедневно приветствовал ее и целовал.
Так любить женщину, хотя она была чужестранкой, гетерой, что демонстрировать это публично! Вот пример шокирующей свободы, нонконформизма. А любила ли Аспасия Перикла? Не потому ли, что Перикл так неосмотрительно любил Аспасию, у них родились дети? Неизвестно. Возможно, перейдя с положения гетеры на положение сожительницы, Аспасия меньше стала бояться нежелательной беременности? Этот ребенок, отец называет его Периклом, звался Периклом Младшим. Его сын, да, но не наследник, не преемник своего отца. Это бастард, сын гражданина, но гражданина, уже имеющего двух законных сыновей, Ксантиппа и Парала. Это также сын Аспасии, чужестранки, гетеры, женщины, не отданной своему мужу вместе с приданым отцом в законный брак, но жившей с ним, то ли потому, что она «была взята» им, то ли потому, что отдалась ему. Словом, маленький Перикл является всего лишь сыном сожительницы-чужестранки и на этом основании не может считаться афинским гражданином, хотя он сын первого среди афинян! Родись он несколькими годами ранее, судьба его была бы другой. В 451 году до н. э. — в то время, когда Перикл все еще жил с Д..., он предложил афинскому народу закон об ограничении предоставления гражданства — отныне гражданства удостаивались только мальчики, рожденные от обоих родителей-афинян. До этого же момента было достаточно, чтобы афинянином был отец. Конечно, жить и приживать детей с чужестранкой будет все также возможно, но плод этого союза никогда не станет гражданином Афин. Именно при этом режиме родилось дитя любви Перикла и Аспасии; они вырастили его и дали ему имя отца. После процесса против Аспасии разразилась война, а потом ужасная эпидемия, уничтожившая десятки тысяч мужчин и прежде всего «цвет юности». Два законных сына Перикла тоже умерли. Сперва Ксантипп, старший, с которым Перикл не был в хороших отношениях; но он был сражен гибелью Парала, второго сына. Именно в этих обстоятельствах, под угрозой потери «его имени и фамилии», видя свой «дом» в запустении, он подал афинскому народу прошение об отмене собственного закона для своего последнего сына. Его выступление, по словам хроникеров, было излишне патетическим, и только состраданием можно объяснить согласие совета удовлетворить просьбу Перикла, в то время когда генеральной тактикой Афин являлось скорее ограничение, чем предоставление гражданства. Афиняне сочли, «что просьба так естественна для человека, и позволили ему внести незаконного сына в список членов фратрии, дав ему свое имя».
