«История показала, что наши ВВС были и пока остаются слабее ВВС Соединённых Штатов. Такая вот традиция. Они были и в 1941 году слабее, чем ВВС Германии. Для уравновешивания надо было развивать что-то другое, и этим другим стала система противовоздушной обороны. В годы Великой Отечественной войны мы справились с этой задачей, правда, не на всей территории Союза, а вокруг жизненно важного его ядра — вокруг Москвы. Система ПВО Московского округа была лучше и совершенней ПВО Англии, считавшейся в те времена на Западе чуть ли не эталоном — англичане много усилий предприняли для отражения атак Люфтваффе.
После удачного для США 1945-го года, когда они испытали атомную бомбу на полигоне и в Японии, наше руководство пошло по правильному пути: исключительное внимание уделялось созданию войск ПВО. В краткие сроки в СССР была создана уникальная во всём мире система, базирующаяся на зенитно-ракетных войсках с системами С-25, потом С-75. Она развивалась и постепенно совершенствовалась до 1990-х годов.
Потом каким-то умникам показалось, что она слишком громоздка, затратна, и самое главное, против неё высказались и выступили высокопоставленные общевойсковые командиры (так Ю.М. Бошняк назвал генералов-«сухопутчиков» — Б.Е.). Суть их претензии носила чисто амбициозный характер: как это так — на территории их округа находятся войска, не подчиняющиеся командованию округа? Это обычная для России всех времён ситуация местничества.
Второй причиной для недовольства существованием войск ПВО стал факт бурного развития отдельных систем ПВО собственно сухопутных войск, что привело к ложному выводу о том, что они сами справятся с общими задачами ПВО. Они забыли или не хотели понять, что сила ПВО заключается в единой, строгой системе отражения любых налётов. В наступившей неразберихе перестройки горе-руководители, недостаточно понимавшие суть проблемы, добились фактической ликвидации войск ПВО, хотя формально они как бы существуют внутри ВВС. На деле же той прежней строгой единой системы не существует. Так называемое «объединение с ВВС» убило войска ПВО.
События 11 сентября 2001 года в США доказали, что ликвидация войск ПВО была грубой ошибкой, и на сегодняшний день мы можем только завидовать США, сделавшим правильный вывод и в значительной степени укрепившим силы и средства своей ПВО. Ещё большую горечь вызывает то, что к моменту ликвидации наши ВПВО практически подошли к полной готовности отразить удары не только аэродинамических средств, но и баллистических, то есть они фактически превратились в войска противоракетной и даже противокосмической обороны. Теперь этого нет.
Самое страшное, что мы не имеем министра обороны, способного мыслить в этом направлении. Думает ли в этом направлении президент — тоже неизвестно».
Жизнь Юрия Михайловича оборвалась внезапно — 30 октября 2004 года он погиб в автокатастрофе.
Призывники в военкоматах нередко изъявляют желание попасть в ВДВ — Воздушно-десантные войска. Но не все из них представляют, что стать десантником очень непросто: надо освоить теорию и практику прыжков с парашютом с полной боевой выкладкой, изучить матчасть воздушно-десантной техники и военно-транспортных самолётов, методы подготовки личного и группового оружия, радиосредств, другой техники и её загрузки в самолёты ВТА, до автоматизма освоить действия при свободном падении в воздухе, ознакомиться с методами ведения боя в окружении и освоить многое другое, что и отличает десантника от других солдат сухопутных войск.
* * *
Современные локальные войны без десантников не обходятся, причём не обязательно в бою используются крупные соединения, сброшенные с гигантских самолётов ВТА: в Афганистане, например, вертолётами доставлялись в горные местности части не крупнее роты или батальона. Поэтому и прыжков с парашютами в боевой обстановке не было. В подобной обстановке воевал в 1982—1984 годах в Афганистане рядовой 345-го отдельного воздушно-десантного полка Александр Перевозчиков:
«Однажды командир полка Павел Сергеевич Грачёв (будущий министр обороны РФ — Б.Е.) приказал нашей роте блокировать горную местность в Панджерском ущелье, на одной из высот которой засели моджахеды. Задачей роты было не допустить душманов в населённые пункты. Сбросили нас в количестве примерно 60 ребят с вертолётов, и мы четыре дня вместе с солдатами афганской милиции — царандоем — медленно шли к вершине, откуда шла прицельная стрельба. В этих условиях главное было — иметь альпинистские навыки, а не «воздушные». Зацепиться за камни, не поймать пулю и карабкаться вверх — для этого надо быть тренированным физически человеком, да и настрой души должен быть соответствующим: то, что характерно для десантника».
Больше 25 лет отслужил в ВДВ тверской житель подполковник запаса Александр Дмитриевич Иванов. Родился в Новгороде Великом, в начале 1970-х годов окончил Рязанское воздушно-десантное училище, затем служил в Уссурийске, Комсомольске-на-Амуре, Биробиджане, в Афганистане, потом в Кушке, Эстонии, а когда там началось «весёлое время» с отделением от СССР, его 56-ю десантно-штурмовую бригаду расформировали, и Александр Иванов оказался в Твери, в 83-м городке. Это — кадровый офицер, золотой резерв ВДВ, рассказы которого о ставшем ему родным роде войск можно слушать часами:
«Психология солдата и офицера-десантника отличается от психологии ребят из сухопутных сил или морской пехоты. Мы обучены вести бой в окружении, уметь в сложной, экстремальной обстановке воевать сначала головой, потом оружием, изворачиваться и драться по-лисьи, по-волчьи — на все четыре стороны, «опираясь на локоть и спину» товарищей. При этом у бойца нет ощущения безысходности, стрессового чувства, есть ощущение нормальной работы. Нас заряжают в «учебках» так, что для десантника нет ничего невозможного, он научен искать выход там, где сухопутчик его не найдёт. Мы научены воевать не числом, а качеством, используя приёмы хитрости, изворотливости, находчивости.
Вот крутят завлекательные фильмы про американских рейнджеров и коммандос — как они якобы в тяжёлых условиях питаются гусеницами и змеями. Ерунда это, если он ест гусениц — значит не научен сделать ничего нужного. У него же всё есть; оружие, огонь, нож и многое другое, что обеспечит добычу нормальной пищи. Наши десантники в любой обстановке обойдутся без этих змей и червей.
Мы сравнивали свои нормативы с нормативами подготовки в американской элитной 82-й воздушно-десантной дивизии и пришли к выводу; наши требования более жёсткие. Их подготовка идёт методом «нахрапа», при которой не надо обдумывать сложившуюся ситуацию, а надо действовать как запрограммированный автомат. У нас тоже вырабатывается автоматизм, но при этом учим думать, совершать действия осознанно, полагаясь на себя, на товарищей, на технику и командиров. Может быть, поэтому у американцев принято перед реальной атакой создавать 8—12-кратное превосходство, у нашей пехоты 6-кратное, а воздушные десантники идут в атаку без численного превосходства.
Мы, десантники, узнаём друг друга по глазам. Особенно, если участвовали в настоящих делах. На жизнь десантник смотрит несколько иначе, чем другие, им известно о её ценности нечто отличное от оценки сухопутчика и, тем более, гражданского лица. Но и свою судьбу научились в нынешних условиях оценивать по-другому, чем лет 10—15 назад. Тогда, в Афганистане, офицер был уверен в своём будущем, он знал, что, если его убьют или он станет калекой, то его дети, образно говоря, не пойдут на паперть милостыню просить — заботу о семье возьмёт на себя государство. Сейчас в это веры нет. Нет, не думайте о нас плохо, мы в бой пойдём, но в глубине души будет шевелиться червячок сомнения: а надо ли? Бросит нас в очередной раз родное государство, что тогда?
В Вооружённых Силах, в частности, в ВДВ нет идеологического стержня: что мы будем защищать? Государственные интересы? А что это такое? Удерживает нас от больших сомнений понимание необходимости службы в ВДВ обеспечить безопасность семьи, отцов, матерей, детей, то есть работает личный уровень, государственный пока отсутствует.
Что бы я пожелал призывникам, желающим стать воином-десантником? Прежде всего, правильно оценить свои моральные и физические возможности. Настоящим рядовым десантником можно стать лишь через год, а офицером и того дольше, после тяжёлой, кропотливой, временами изнуряющей подготовки.
Надо научиться управлять своим страхом. Он есть у каждого человека, даже у бывалого ветерана, это естественно. Например, у меня настоящий страх был в 18-летнем возрасте, когда надо было совершать третий прыжок с парашютом. Почему-то первые два не показались страшными. Это теперь, когда у меня опыт более 360 прыжков, никаких страхов нет, а тогда... Пришлось себя немного взять в руки.
