Странная временами это была война.
«... Боевые действия носили характер, далёкий от представлений военной науки и предписаний боевых уставов. Противник выступал мелкими вооружёнными отрядами, подвижными и быстро уходящими из-под удара. Сплошь и рядом приходилось оставлять бронетехнику и артиллерию, неспособную пробраться в зарослях и подняться в горы, в результате чего бойцы оставались только с лёгким оружием, по огневой мощи оказываясь на равных с душманами. Исход боя при этом решала подготовленность, выносливость и инициатива — то, чем многие солдаты как раз и не отличались.» (Виктор Марковский. «Летучая мышь над караванной тропой». Независимое военное обозрение. 1999. № 5)
Поначалу у Ильи вызывало удивление то, что на марше стрелковые батальоны впереди разведбата или позади него обстреливаются «духами», а разведчики нет. Почему? Другой пример. Когда он в Герате принял роту, обратил внимание, что наряду со спокойным отношением населения некоторые жители начинают разбегаться от его роты, даже раздавались «случайные» пулемётные очереди по машинам. Вскоре он «раскопал» это дело. Оказывается, около 3—4 месяцев назад во время «зачистки» наши наткнулись на небольшой очаг сопротивления и без особой необходимости уничтожили один дукан, кинув внутрь гранату и выстрелив туда из ракетницы, да ещё и собак перестреляли. Жители запомнили и случай, и участников и повели себя соответствующе. Ничто там не остаётся незамеченным. Пришлось налаживать отношения, в том числе с помощью раздачи банок с перловой кашей.
Верно, что «восток — дело тонкое». Не все из наших сразу это усвоили. Если ты Воин и «профи», то без нужды не применяй тактику «тотального боя», умиротворяя морем огня и свинца всё, что шевелится в очаге сопротивления. А заодно уничтожая нехитрое имущество и инвентарь небогатых афганцев.
«Крутых», но не Воинов, своих и чужих, афганцы непостижимым образом распознавали, делали выводы, преломляя их через кодекс «аскера», презирали их и по отношению к ним вполне законно «беспредельничали».
Как только колонна машин останавливается где-нибудь, даже в пустынном месте, мгновенно как из-под земли возникает местный пацан или взрослый: «Командор, что хошь? Командор, что нада?». И предлагает всякую мелочь, вроде жвачки или апельсинов. Торговля — несмотря ни на что. И не вздумай шлёпнуть пацана по затылку или отнять апельсины: рано или поздно именно тебя или твою машину будут бить. Местные чётко различали, кто настоящий Воин и среди «шурави».
Результат: на каких-то наших переговорах с местными жителями присутствовал, как потом узнали, переодетый полевой командир Файзулло. Тогда впервые Касьянов услышал в свой адрес: «А мы тебя знаем, командор Ильяс. Ты Воин, всё нормально». То есть рота Касьянова в глазах населения была в разряде «профи». И он спокойно ходил с ротой по трассе, а через Герат — на одной машине. Но если с трассы сошёл и двинулся внутрь «зоны войны» — тут и ему не было бы поблажки, тут война шла насмерть, тут — кто кого. Убьют или подранят — можешь лишиться головы в буквальном смысле. Но вне зоны, «на всякий случай», роту никогда не били.
Своя мораль, своя военная этика, вытекающая из древней многовековой культуры Востока...
«Будьте уверены, что в этой стране вам никогда не удастся выполнить колониалистские планы вашего правительства — наш героизм хорошо известен всему миру, и вам тоже. Не обманывайтесь своим успехом в войне против германских нацистов: там вы вели справедливую войну, здесь же справедливую войну ведём мы!» (Национальный Исламский Фронт Афганистана. Обращение к советским оккупационным войскам. Начало 80-х годов).
Потери в роте были, в том числе невосполнимые. Разведчики боевую работу выполняли, разбиваясь на пары или тройки. У Ильи в апреле 86-го года погиб напарник сержант Василий Петров. Погибли хорошие друзья Сергей Келексаев, Александр Платицын, Анатолий Яшенко. Бывало, что подрывались с интервалом в несколько минут. Предшественник Касьянова комроты Андрей Борискин подорвался на противотанковой мине, и ему ампутировали правую стопу. Его вытаскивал старшина Анатолий Куровский и тоже подорвался, и тоже потерял правую стопу.
Испил свою горькую чашу и Илья Касьянов.
«По приказу правительства советские войска организованно пришли и организованно ушли. Во всяком случае, они уходили не так, как американцы из Вьетнама» (Махмут Гареев, генерал армии, президент Академии военных наук. Москва, 1998 г.).
Пограничное состояние
21 ноября 1984 года взвод Касьянова получил задачу: найти проход в арыке, который по ширине и глубине больше напоминал канал, через арык провести две роты для блокирования и захвата базы моджахедов Равашац на западной окраине Герата. Спереди «духи» били из крупнокалиберных пулемётов, стрелкового оружия, безоткатных установок, стрелявших реактивными снарядами. Короче, обстановка была предельно жёсткой, а нашим приходилось идти вдоль арыка, повернув борт к «духам» — хорошая мишень. Идти надо по колее танка с минным тралом: метр вправо-влево — подрыв на минном поле.
Наконец проход нашли, трал пошёл на малой скорости и круто повернулся в этот проход. По ТПУ (танковое переговорное устройство) Касьянов командует своему механику-водителю рядовому Куклову следовать точно по колее и подправить машину левее на пол-трака. Механик «намертво» зажимает левую гусеницу, и машина, как пресс-папье, клюёт носом, выворачивается... и садится правой гусеницей на фугас.
«с этого момента меня выключило. Ни света, ни звука, но в сознании с тех пор остался только запах горелого масла с соляркой. В какое-то мгновение чувствую, что лечу, по внутреннему ощущению казалось, что лечу минут 20. Как потом выяснилось, фугас в 60—70 кг тротила был управляемым. Взрывом вырвало треть корпуса машины, а башню вытолкнуло вертикально вверх, причём ребята с других машин видели, как она вместе со мной (я на ней сидел) поднялась выше столба дыма на высоту до 6 метров».
Илья задумался, вспоминая пережитое. Потом продолжил. «На башне самое удобное и безопасное положение — стоять ногами на сидении, но в этом случае круговой обзор недостаточен, а мне нужно было управлять взводом, поэтому я сел на башню, свесив ноги внутрь. Башня упала на грунт, перевернувшись в воздухе люком вниз, и эта махина весом до трёх тонн накрыла, как муху стаканом, меня, зажав, но не раздавив туловище».
Разрушения машины были впечатляющими. Но самым удивительным оказалось то, что никто из экипажа не погиб. Улугбек Мусаев отлетел метров на 12, ударившись о землю, получил сложный перелом правой руки, ключицы, рёбер с правой стороны, оказалась сломанной в двух местах челюсть, оторвана часть щеки, вывихнут тазобедренный сустав. Механика-водителя защитил двигатель, его контузило, забросало лицо горячим маслом. За ним в машине сидел старший разведчик-оператор, ему переломило правое бедро. Мощный удар вырвал кормовые двери. В машине сидели ещё двое разведчиков — их просто выбросило через эти двери. Забегая вперёд, скажем, что всех впоследствии поставили на ноги.
Топливо с маслом, растекаясь по земле, загорелось. Людей стали собирать, но и задачу надо было выполнять. Подбежали к башне ребята, загородив место двумя машинами, и видят: из-под башни торчат руки-ноги Касьянова, шлемофон с ларингофоном сбит на затылок, головы вроде нет. Всё, конец «старшому». Видимо, в этот момент в сознании Касьянова произошла вспышка, забрезжила мысль, что он, кажется, жив. Попробовал пошевелить ногами, ребята это увидели, засуетились, стали что-то предпринимать. А бой свирепеет, «духи» продолжают огонь. Новый всплеск сознания, и Касьянов чувствует, что его тянут за руки, даже слышит торопливое: «Тарщ старш лейтенант! Тарщ старш лейтенант!». Это Николай Кожакарь, сам контуженный, с трясущейся головой, пытается вытягивать командира из-под башни. Повернул голову Илья: «Коля, грунт подкопай». И опять провалился в «отключку».
Ребята всё-таки подняли на руках башню, вытащили командира. Николай на руках дотащил его до БТР, на нём довезли в полевой госпиталь, там Касьянов и пришёл в сознание. Повернув с трудом голову, увидел: левая стопа развёрнута в противоположную сторону. Его передёрнуло. Вместо шины в горячке боя ногу привязали к его же автомату стволом прямо в подмышку. «А я же помню, что в патроннике есть патроны, предохранитель снят. Доктор, говорю, отсоедините магазин и оттяните затвор, а то бабахнет».
Позже зашёл в госпиталь Николай Кожакарь, и Касьянов увидел его руки: на восьми пальцах ногти были содраны до мяса: так он вытаскивал командира, роя грунт из-под башни...
А потом 11 месяцев Касьянов кантовался по госпиталям: Шинданд, Ташкент, Ростов, Киев, где известный многим «афганцам» травматолог Лев Николаевич Анкин, доктор с большой буквы, сделал Илье очень сложную операцию и спас ему ногу. Проблемы были с почками, печенью, повреждён позвоночник, колено сгибалось еле-еле. Временами не верилось, что будет на ногах, что выйдет из пограничного состояния между жизнью и смертью. Давила мысль о возможной неполноценности, но желание выкарабкаться из этой ямы, стать снова в строй и, возможно, вернуться к своим ребятам в 650-й разведбат помогло ему восстановиться физически и психологически.
