И, возможно, это снова Шекспир, радующийся своим дочерям и внуку, который восклицает через Миранду:
О чудо! Сколько здесь прекрасных натур! Как прелестно человечество! О новый смелый мир В нем есть такие люди!100
10 февраля 1616 года Джудит вышла замуж за Томаса Куини. 25 марта Шекспир составил свое завещание. Он оставил свое имущество Сюзанне, 300 фунтов стерлингов Джудит, небольшие завещания коллегам-актерам и свою «вторую лучшую кровать» своей разлученной жене. Возможно, он договорился с Сюзанной, что она будет заботиться о своей матери. Энн Хэтэуэй пережила его на семь лет. В апреле, по словам Джона Уорда, викария Стратфордской церкви (1662–81), «Шекспир, Дрейтон и Бен Джонсон устроили веселую вечеринку и, похоже, выпили слишком много, так как Шекспир умер от подхваченной там лихорадки».III101 Смерть наступила 23 апреля 1616 года. Тело было погребено под алтарем стратфордской церкви. Рядом на полу, на безымянном камне, высечена эпитафия, которую местная традиция приписывает руке Шекспира:
VII. POST-MORTEM
Насколько нам известно, он не предпринимал никаких шагов для публикации своих пьес; шестнадцать, появившихся при его жизни, были напечатаны, очевидно, без его участия, обычно в форме кварто и в разной степени искажения текста. Возбужденные этим пиратством, два его бывших соратника, Джон Хеминг и Генри Конделл, издали в 1623 году Первое фолио, содержащее в одном высоком томе объемом около девятисот страниц с двумя колонками авторитетный текст тридцати шести пьес. «Мы лишь… оказали услугу умершему», — говорилось в предисловии, — «не стремясь ни к корысти, ни к славе; лишь для того, чтобы сохранить память о столь достойном друге… живым, каким был наш Шекспир». В то время этот том можно было купить за фунт; сейчас каждый из примерно двухсот сохранившихся экземпляров оценивается в 17 000 фунтов стерлингов, что дороже любой книги, кроме Библии Гутенберга.
Репутация Шекспира с течением времени претерпевала любопытные колебания. Мильтон (1630) восхвалял «милейшего Шекспира, дитя Фэнси», но в пуританский период, когда театры были закрыты (1642–60), слава барда померкла. Она возродилась после Реставрации. Сэр Джон Саклинг на портрете работы Вандика (в галерее Фрика, Нью-Йорк) держит в руках Первое фолио, раскрытое на Гамлете. Драйден, оракул конца семнадцатого века, высоко оценил Шекспира как обладателя «самой большой и всеобъемлющей души из всех современных, а возможно, и древних поэтов… всегда великого, когда ему представляется великий случай», но «во много раз плоского, бездарного, его комическое искусство вырождается в тиски, его серьезное раздувается в напыщенность».102 Джон Эвелин отметил в своем дневнике (1661 г.), что «старые пьесы вызывают отвращение в этом утонченном возрасте, поскольку Его Величество так долго был за границей» — то есть после того, как Карл II и вернувшиеся роялисты принесли в Англию драматические нормы Франции; вскоре после этого театр Реставрации создал самые уродливые драмы в современной литературе. Пьесы Шекспира по-прежнему ставились, но, как правило, в «адаптации» Драйдена, Отвея или других образцов вкуса Реставрации.
Восемнадцатый век вернул Шекспиру его пьесы. Николас Роу опубликовал (1709) первое критическое издание и первую биографию; Поуп и Джонсон выпустили издания и комментарии; Беттертон, Гаррик, Кембл и миссис Сиддонс сделали Шекспира популярным на сцене, как никогда прежде; а Томас Боудлер сделал свое имя глаголом, опубликовав (1818) экспурированную версию, опустив части, «которые нельзя с приличием читать вслух в семье». В начале девятнадцатого века романтическое движение приняло Шекспира в свое сердце, а суперлативы Кольриджа, Хэзлитта, де Квинси и Лэмба превратили его в племенного бога.
Франция не поддавалась. К 1700 году ее литературные стандарты были сформированы Ронсаром, Мальгербом и Буало в латинской традиции порядка, логической формы, вежливого вкуса и рационального контроля; в лице Расина она приняла классические правила драматургии; ее беспокоила ветреная игра слов Шекспира, его бурлящий поток фраз, его эмоциональные бури, его грубые клоуны, его смешение комедии с трагедией. Вольтер, вернувшись из Англии в 1729 году, привез с собой некоторую оценку Шекспира и «впервые показал французам несколько жемчужин, которые я нашел в его огромной лохани»;103 Но когда кто-то поставил англичанина выше Расина, Вольтер встал на защиту Франции, назвав Шекспира «любезным варваром».104 Его «Философский словарь» (1765 г.) несколько исправил ситуацию: «В этом же человеке есть отрывки, которые возвышают воображение и проникают в сердце….. Он достигает возвышенности, не ища ее».105 Мадам де Сталь (1804), Гизо (1821) и Виллемейн (1827) помогли Франции смириться с Шекспиром. Наконец, перевод пьес на хорошую французскую прозу, выполненный сыном Виктора Гюго Франсуа, принес Шекспиру уважение Франции, хотя и не такое благочестивое, как у Расина.
Бард получил лучшую прессу в Германии, где ни один отечественный драматург не претендовал на премию. Первый великий немецкий драматург Готхольд Лессинг в 1759 году заявил своим соотечественникам, что Шекспир превосходит всех других поэтов, как древних, так и современных; Гердер поддержал его. Август фон Шлегель, Людвиг Тик и другие лидеры романтической школы подняли шекспировское знамя, а Гете внес свой вклад в восторженное обсуждение «Гамлета» в «Вильгельме Мейстере» (1796).106 Шекспир стал популярен на немецкой сцене; и на некоторое время немецкая наука перехватила у Англии лидерство в изучении жизни и пьес Шекспира.
Для тех, кто воспитан в ауре Шекспира, объективная оценка или сравнение невозможны. Только тот, кто знает язык, религию, искусство, обычаи и философию периклийских греков, почувствует непревзойденное достоинство дионисийской трагической драмы, суровую простоту и неумолимую логику ее структуры, гордую сдержанность в слове и деле, трогательный комментарий хоровых песнопений, высокое стремление увидеть человека в перспективе его космического места и судьбы. Только тот, кто знает французский язык и характер, а также фон великой эпохи, может почувствовать в
