освящает
Освятив в наследие россам утверждает.
Тем самым:
Наследника сотвори от варяг втораго
Вечным утверждением корене святаго.
Так исторический сюжет с призванием Рюрика из Вагрии оказывается закольцован пришествием на Русь «второго варяга» из тех же мест — Петра Фёдоровича [92].
По всей видимости, Крёкшин полагал, что вагрийское происхождение Рюрика хорошо согласуется с политической линией елизаветинского двора. Рецензия Миллера приводит его в ярость, и он решает уничтожить вчерашнего друга. У Крёкшина хранились какие-то тетради Миллера с выписками из иностранных сочинений о России. На основании этих бумаг Крёкшин пишет донос в Сенат о том, что Миллер коллекционирует записи, содержащие «поносительные, ложные и укорительные дела» относительно царствующей династии.
Дело пахнет оскорблением величества. Сенат вынужден начать разбирательство, к которому привлекаются члены Академии наук. От них требуется вынести экспертное заключение об аргументах спорящих сторон. Академики извлекают на свет божий российские родословные книги, «Утвердительную грамоту» 1613 года и приходят к выводу, что Романовы и Рюриковичи связаны исключительно по свойству — через брак Ивана Грозного с Анастасией Романовной. По «варяжскому вопросу» комиссия ограничивается компромиссным решением: приняв в качестве исторического факта то, что «великий князь Рурик по Гостомыслову совету призван в Новгород от варяг», академики сочли сомнительными как вагрийскую, так и скандинавскую версию происхождения варягов. В академическое «Рассмотрение» были внесены слова Миллера о Крёкшине: «ежели он моё наставление принять не хочет, то его к тому принудить нельзя».
Миллер может считать себя спасённым. Однако свободно расправить плечи ему не дают. На него налагается новое ограничение. Президент Академии граф Разумовский, раздражённый необходимостью ездить в Сенат и вникать в учёные дрязги, издаёт указ, обязующий Миллера впредь без особого на то распоряжения «ни в какие родословные исследования… не вступать и никому таких родословий под опасением штрафа не подносить».
Крёкшин, со своей стороны, бросается с «доношением» к стопам самой императрицы. Обвинения всё те же: отрицание Миллером единокровного родства Романовых «с великим Владимиром» (Владимиром Святославичем) и «ложное написание» о призвании Рюрика из Норвегии, тогда как «великий князь Рюрик призван из Вагрии и был крови прежних царей российских, Вагриею тогда именовались места и народы, жившие по берегу моря Варяжского, а именовались и тогда россияне».
Высочайшего ответа он не получит. Но формально дело будет закрыто лишь в 1764 году, когда Сенат постановит сдать его в архив, поскольку «зачалось оное по самопроизвольному от Крёкшина представлению».
В июле 1747 года Академия получает новый устав. По странному небрежению составителей в нём вовсе исключён исторический класс. Миллер, у которого как раз в это время заканчивался контракт службы при Академии, начинает готовиться к отъезду в Германию. Но тут в его судьбе происходит крутой поворот.
Разумовский не хочет потерять ещё одного профессора. И в ноябре очищенный от подозрений в политической неблагонадёжности Миллер назначается «историографом Российского государства» с жалованьем 1200 рублей. Академическая канцелярия в своём определении демонстрирует сугубо деловой подход: в нём говорится, что поскольку Миллер десять лет просидел на двойном окладе, собирая материалы к истории Сибири, то кому же ещё «сие дело вверить надлежит, как не ему, Миллеру».
Отработать затраченные на него изрядные средства Миллер обязан в следующем порядке: сначала завершить «Описание Сибирского царства», а потом приняться за сочинение «генеральной русской истории». Одновременно ему поручено исполнять обязанности ректора академического Университета (от этой должности он откажется через три года).
Контракт Миллера специально оговаривал, что почётная должность историографа «ему вручается не инако, как верноподданному и присяжному рабу Ея Императорского Величества», то есть Миллер должен был принять российское подданство и дать подписку в том, «чтоб ему не токмо из Российского государства не выезжать по смерть, но и академической службы не оставлять».
29 января 1748 года Миллер приносит присягу на подданство.
За два дня перед тем при Академии учреждается Исторический департамент в составе самого Миллера и приданного ему в помощники академика Иоганна Эбергарда Фишера. Немедленно вслед за тем между Миллером и Фишером возникает «партикулярное несогласие». Фишер желает начать работу Департамента с составления историко-географического словаря о Сибири, а Миллер настаивает на том, что прежде надо напечатать саму историю Сибири. Их разгласия заходят так далеко, что академическая канцелярия вынуждена одёрнуть спорщиков в особом определении. Двадцать четвёртого марта 1748 года начинает работу Историческое собрание. Оно образовано из нескольких академиков, которым предписано просматривать то, что было приготовлено к печати в Историческом департаменте.
Соглашаясь с условиями контракта, Миллер ставит себя в ещё более тесную зависимость от академического начальства, чем прежде.
Не успевают просохнуть подписи на его контракте, как российскому историографу весьма доходчиво объясняют, что значит быть «верноподданным и присяжным рабом Ея Императорского Величества».
9 сентября 1748 года Миллеру передают распоряжение президента Академии — выдать все его письма к бывшему академику Делилю. Жозеф Никола Делиль был известный астроном. В России ему поручили наблюдение не только за звёздным небом, но и за грешной землёй с целью составления генеральной карты и атласа Российской империи. Пользуясь доступом к секретным картографическим материалам, Делиль много лет передавал эти сведения французскому правительству. Поймать его за руку не получалось, хотя подозрения в отношении него имелись. В мае 1747 года Делиль без помех уехал во Францию, где порвал все отношения с Петербургской Академией и начал распространять порочащие её слухи. Разразился скандал, французского посла маркиза де ла Шетарди выслали из России, а российским учёным было запрещено вести переписку с Делилем.
И вдруг академическому начальству становится известно, что перед тем как покинуть пределы Российской империи Делиль отправил из Риги письмо к Миллеру. Оно было датировано 30 мая 1747 года, то есть ещё тем временем, когда связь с Делилем не вменялась в преступление. Но из его содержания (письмо, по всей видимости, уже тогда было перлюстрировано) следовало, что Делиль оставил у Миллера некие материалы и обсуждал какое-то совместное предприятие.
Академической канцелярии дело представляется настолько серьёзным, что для его разбора образуется особая комиссия. Миллера сажают под домашний арест, объяснения его признаны неудовлетворительными, и 20 октября, по поручению комиссии, академики
