попадали высоких,
Бранной гордости лишились.
И оружья, и доспехи
Разметали по лесам.
Так порою вождь жестокий.
Поражен в сраженье насмерть,
И ряды его редеют, —
Войско Мары прочь бежит».
Возвращаясь теперь к «собственно» скептицизму Пиррона, добавим следующее: В.К. Шохин в своей работе «Индийская философия. Шраманский период» подметил, что скептическое учение Пиррона (как оно излагается его последователями) имеет точный индийский аналог: «Предположение Диогена и Аскания о том, что Пиррон испытал влияние индийских философов, производит впечатление непреложного факта, если учесть, что он, по данным его ближайшего ученика Тимона Флиунтского (сведения Аристокла), видел истинную мудрость в том, чтобы говорить о любой вещи, что она не более существует, чем не существует, существует и не существует одновременно и не существует и не не-существует. А это и есть знаменитое индийское воздержание от суждений по схеме антитетралеммы: ~р, ~~р, ~(р»~р), ~~(р л ~р). Но ни «антитетралемма», ни сама тетралемма у эллинов до Пиррона популярны не были, тогда как многие индийские философы, стоявшие ближе всего к скептикам рассмотренной эпохи и пользовавшиеся… тетралеммой постоянно, разработали и «антитетралемму». Учитывая, что эта формула оптимальным образом выражает позицию скептицизма, нет оснований сомневаться в том, что Пиррон у скептиков индийских нашел подтверждение некоторых своих поисков, хотя основные теоретические предпосылки скептицизма вполне наблюдаемы в истории предшествующей греческой мысли».
В последующее бурное время эллинизма, а затем и всевластия Рима скептицизм расцвел буйным цветом (например, им «заразилась» знаменитейшая Платонова академия), хотя, когда читаешь сочинения Секста Эмпирика, порой видишь, что он иногда вырождается просто в бессмысленную полемику, спор ради спора, ибо доказывает нечто бессмысленное и опровергает неопровержимое. Однако те же труды (особенно «Три книги Пирроновых положений») дают прекрасное описание сути скептицизма, выделяют его отличительные свойства, начала, цель; доказывают, что скептики – не просто огульные «отрицатели», но исследуют природу, явления; предлагают тропы к воздержанию от суждений, показывая, что восприятие зависит от разницы меж живыми существами, в том числе людьми, различного устройства органов чувств, условий восприятия и т. д. – проще говоря, кому-то сосуд кажется полупустым, кому-то – наполовину наполненным, кому-то при одной температуре жарко, кому-то при ней же холодно, что-то кому-то яд, кому-то – лекарство, и т. д.; что молодому ярко – старцу тускло; порой больному горек даже мед; картины отображают рельеф, который нельзя пощупать; «многие, влюбившись в уродов, считают их великими красавцами» (II книга Пирроновых положений», 109). В общем, коротко и наглядно мы показали ненадежность суждения, покоящегося на восприятии (см. выше параллельный пример из «Учения Будды» о различном восприятии реки человеком и демоном).
Осмысление страданий в мире привело античных скептиков к жесткой логической формуле, доказывающей, что никакого всеблагого и всемогущего бога нет – напомним еще раз, что это высказал уже Будда. Секст Эмпирик хоть и ужасается нечестивых рассуждений (может, даже притворно, заботясь о самосохранении, хотя, по идее, как скептик, не должен бы), однако пишет (III книга Пирроновых положений», 9—12): «Надо еще сказать и следующее. Говорящий, что есть бог, признает либо, что он заботится о мире, либо что не заботится, и если заботится, то либо обо всем, либо о некотором. Но если бы он заботился обо всем, то в мире не было бы ничего злого и никакого зла; но они говорят, что все полно зла; значит, нельзя сказать про бога, что он заботится обо всем. Если же он заботится о некотором, то почему он об одном заботится, а о другом нет? Ибо он либо и хочет, и может заботиться обо всем, либо хочет, но не может, либо может, но не хочет, либо не может и не хочет. Но если бы он и хотел, и мог, то он и заботился бы обо всем; судя же по сказанному выше, он не заботится обо всем; значит, он не хочет и не может заботиться обо всем. Если же он хочет, но не может, то он слабее той причины, по которой он не может заботиться о том, о чем не заботится, а понятию бога противоречит то, что он слабее чего-нибудь. Если же он может заботиться обо всем, но не хочет, то можно считать его завистливым. Если же он и не хочет, и не может, то он и завистлив, и слаб; а говорить это про бога пристало только нечестивцам. Значит, бог не заботится о том, что в мире. Если же он не имеет забот ни о чем и у него нет никакого дела и действия, то никто не сможет сказать, откуда он воспринимает существование бога, если оно не очевидно само по себе и не воспринимается из каких-нибудь действий. И вследствие этого, значит, невосприемлемо, есть ли бог. Из этого же мы заключаем, что те, кто определенно утверждает, что бог есть, пожалуй, будут принуждены к нечестию. Ибо, говоря, что он заботится обо всем, они признают, что бог причина зла, а говоря, что он заботится о некотором или ни о чем, они будут принуждены признать его либо завистливым, либо слабым, а это, как вполне очевидно, присуще нечестивым». Если читатель вернется немного назад, к нашему рассказу о Гераклите, там он найдет все то же самое, высказанное Буддой по отношению к Ишваре.
Итак, мы рассмотрели двуединый Пирронов скепсис и нашли его отражение в буддизме – а вернее, наоборот. Правда, А.Д. Литман со ссылкой на работу индийского философа Дипанкара Чаттерджи сомневается в силе индийского скептицизма, утверждая, что наличие во многих системах индийской философии сильной оппозиции скептицизму как раз и свидетельствует о стремлении избавиться от него; вот что пишет Чаттерджи: «Скептицизм как философское воззрение… не получил развития в Индии. Индийцы редко сомневались в возможности обретения знания с помощью либо интуитивных, мистических средств либо другими методами… (Вообще) философский климат Индии не благоприятствовал скептицизму, как это имело место в Греции. Индийские философские школы неизменно спорили между собой об объеме и средствах познания, но никогда не сомневались в его возможности». Очевидно, что и Д. Чаттерджи, и А. Литман очень узко толкуют понятие античного скепсиса, смешивая разные эпохи в своей борьбе со скептицизмом как проявлением идеализма, полностью игнорируя его «атараксию», столь четко явленную в учении Будды, не говоря уже об иллюзорности этого мира и различения природной сути вещей от того, чем они кажутся (см. выше последний переведенный нами отрывок из «Учения Будды») – как, собственно, у Пиррона. Да и души, собственно, никакой нет, согласно буддизму. Индо-греческий царь Менандр, беседуя с индийскими мудрецами
