операции географические сведения мог использовать Плиний Старший при написании своей «Естественной истории», поскольку он прямо указывает, что при исчислении расстояний между городами и поселениями Боспора дает «размеры, определенные в наше время, когда даже в самом Киммерийском устье велась война» (Plin. Nat. Hist. VI, 3). Данное обстоятельство представляется не случайным. Ведь в римской армии точно составленным планам предполагаемого театра военных действий придавалось огромное значение (Veget. III, 6). При этом данные Плиния для европейской части царства имеют высокую точность, тогда как описание городов азиатской стороны Боспора отличается значительно меньшей определенностью.
Между тем Митридат не собирался складывать оружие. Поскольку продолжение борьбы за Европейский Боспор не имело никаких перспектив, он перебрался на другую сторону пролива — скорее всего к своим союзникам сиракам. Обращает на себя внимание фраза Тацита применительно к событиям 49 года, что царь сираков Зорсин «возобновил враждебные к ним (Аквиле и Котису. — Авт.) отношения» (Tac. Ann. XII, 15). Это заставляет предполагать для данного периода военную поддержку сираками антиримского выступления Митридата VIII — впрочем, непродолжительную. Далее, по словам Тацита, царь «блуждал по разным местам», очевидно, за пределами Сиракены и своих бывших владений. Не исключено, что в конце концов он обосновался в области, которая в «Географии» Птолемея (Ptol. Geogr. V, 8, 23–24) обозначена как «страна Митридата». Определенным ориентиром в локализации этой «страны Митридата» и «савроматов», к которым бежал, а возможно, даже стал их царем, непримиримый враг римлян, служат указания Плиния Старшего. Со слов самого Митридата, он сообщает, что они живут за сарматским народом епагиритами, обитающим в Кавказских горах недалеко от Питиунта (Plin. Nat. Hist. VI, 15–16), то есть речь, видимо, идет о районе среднего течения Кубани.
Оставшихся на Боспоре римлян и Котиса Митридат не считал серьезными противниками. Дальнейшие его действия фактически укладываются у Тацита в одну фразу: «он принимается возмущать племена и сманивать к себе перебежчиков» (Тас. Ann. XII, 15). Очевидно, речь идет о племенах на восточных границах Боспора, а также о связанных с правящей династией аспургианах. После того как под началом Митридата оказалось достаточно большое войско, был предпринят следующий шаг, создавший непосредственную угрозу для римлян и их ставленника: он «прогоняет царя дандариев и захватывает его престол». На волне этих успехов Митридату удалось вновь привлечь к антиримскому союзу царя сираков Зорсина. В 49 году создалась ситуация, когда Котис со дня на день мог ожидать вторжения, ведь область дандариев находилась в низовьях Кубани, в непосредственной близости от городских центров Азиатского Боспора.
Предупреждая нападение Митридата, Котис и его союзники выступили первыми. Тацит в «Анналах», говоря об их войске, упоминает помимо римлян только вооруженных по римскому образцу боспорцах. Далее римский историк пишет, что молодой боспорский царь и Аквила, «не рассчитывая на свои силы… стали искать поддержки извне и направили послов к Эвнону, правившему племенем аорсов». Необходимость союза с аорсами, очевидно, диктовалась отсутствием у Котиса и римлян достаточного числа всадников, способных противостоять коннице противника. В том, что аорсы все-таки примкнули к союзу, направленному против Митридата, конечно, сыграли свою роль не столько выгоды союза с Римом, сколько давнее соперничество этого племени с сираками за контроль над предкавказскими степями.
После удачного завершения переговоров все было готово к походу, в котором аорсы должны были противостоять вражеской коннице, а римляне заниматься осадой городов. Походный порядок союзной армии был следующим: «Впереди и в тылу находились аорсы, посередине — когорты и вооруженные римским оружием отряды боспорцев» (Тас. Ann. XII, 15). В таком тактическом построении, несомненно, был учтен военный опыт, накопленный боспорской армией в столкновениях с кочевниками. Возможно, одним из участников похода 49 года, имевших такой опыт, был Юлий Каллисфен, погребение которого, с набором предметов наступательного и защитного вооружения, было открыто в одном из склепов пантикапейского некрополя в 1894 году. Иначе трудно объяснить наличие на левой руке этого имевшего римское гражданство боспорца золотого перстня с портретом императора Клавдия на аметистовой гемме работы мастера Скилакса, ведущего резчика при дворах Клавдия и Нерона.
Вряд ли Аквила и Котис могли выступить против основных сил Митридата, оставив у себя в тылу территорию, контролируемую аспургианами. Поэтому они начали с военных действий против них; с этим, видимо, следует связывать разрушение целого ряда укрепленных построек: усадеб на Семибратнем городище и хуторе Рассвет, домов-башен около станицы Анапской, на поселениях Цемдолинское и Владимировка близ Новороссийска. Скорее всего в этих акциях приняли участие и аорсы, с которыми можно предположительно связать погребение воина у поселка Мысхако, датируемое благодаря золотому статеру Котиса I чеканки 48/49 года. В этом погребении были найдены характерные для тяжеловооруженного всадника втульчатый наконечник копья длиной почти полметра и железный кавалерийский меч. Возможно, война затронула и соседние земли торетов, поскольку среди препятствий, которые преодолело римское оружие в период кампании 49 года, Тацит упоминает «труднодоступные и высокогорные местности» (Тас. Ann. XII, 17). В связи с этим можно упомянуть обнаруженный в районе Сочи бронзовый имперско-галльский шлем середины I века н. э. характерной полусферической формы с плоским вытянутым назатыльником.
На пути в страну дандариев римско-боспорская армия успешно провела одно или несколько сражений с войском Митридата VIII. Когда она подошла к городу Созы, царя там уже не было. Римляне без особого труда овладели городом и оставили здесь свой гарнизон. После этого военные действия переместились на земли сираков. Видимо, с ними можно связать присутствие в погребальных комплексах на территории Усть-Лабинского района Краснодарского края трофейного навершия римского знамени и бронзовой пластины от перекрестья римского меча первой половины I века н. э.
Поворотным моментом в ходе всей кампании стала осада города Успы, точное местонахождение которого до сих пор неизвестно. Тем не менее дать хотя бы приблизительную привязку этого населенного пункта к современной карте, на наш взгляд, вполне возможно. Из рассказа Тацита мы знаем, что Успа находилась на возвышенности, за рекой Пандой, в трех днях пути от Танаиса (Тас. Ann. XII, 16–17). Конечно, «день пути» расстояние достаточно условное, но, по Вегецию, скорость движения римских подразделений военным шагом составляла примерно 5,9 километра в час (Veget. I, 9), что при продолжительности дневного марша шесть-семь часов дает до 35–40 километров в сутки. Таким образом, с учетом крайнего разброса цифр, Успа находилась в 105–120 километрах от дельты Дона. Если сопоставить эти данные с археологической картой Восточного Приазовья, то в указанных пределах оказывается группа городищ по реке Кирпили (Панда?), а между ней и Доном поселения этого периода вообще отсутствуют. К тому же к
