Он оказался неплохим работником. Мы согрелись, а вскоре нас сменил Миллер с двумя другими мужчинами. Мы вернулись в вагон попить кофе. Паровоз загудел, протащил состав футов на пятьдесят и встал.
Так шло время. Мужчины по трое сменяли друг друга. Расчищали путь на несколько десятков футов вперед, поезд подтягивался, и все начиналось сначала. Когда я в очередной раз вернулся в вагон погреться, то заглянул в ящик с дровами. Он был почти пуст. Пока мы работали, дрова превращались в дым. Я пошел на паровоз.
- Вам знакомы эти края, - сказал я. - Тут есть овраги? Что-нибудь такое, где можно найти дрова?
Машинист покачал головой.
- Не припоминаю. Впереди есть один овражек, но он голый. Никаких деревьев.
- Придется вам поделиться своим топливом, - сказал я. - В вагоне дрова на исходе.
- У нас у самих маловато. Мы без топлива далеко не уедем, да и вы тоже.
Еще час мы разгребали снег перед паровозом и потихоньку продвигали его вперед. Немного дров из тендера принесли в вагон и накормили голодное пламя. Мороз все усиливался.
И вдруг - прорыв! Стена снега перед нами проломилась, и мы увидели впереди голые рельсы. Мы побросали лопаты в товарный вагон, вскочили на ступеньки, а поезд медленно двинулся вперед. Похоже, к этому моменту выемка была пройдена до половины.
Поезд пыхтел и тащил вагоны со скоростью пешехода.
- Думаете, все? Прорвались? - спросил Фэрчайлд.
- Все может быть. - Я пожал плечами и сел рядом с Лорной.
- Как ты? - спросила она.
- Устал и замерз, - сказал я. - Но ведь мне такое не впервой. Прорвемся.
Она глянула на своего доктора.
- Он ведь работал наравне со всеми?
- Да, милая. Все в порядке
Лорна откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Мы так долго жили вместе, что я прекрасно понял, о чем она думала все время: волновалась о том, как ее суженый пройдет испытания, примем ли мы его. Мы приняли бы доктора в любом случае, но Лорна надеялась, что мы примем не только ради нее, но и просто как человека.
Поезд тихо, словно ощупью, продвигался вперед. Сколько мы уже проехали после заноса? Сто ярдов? Двести?
Поезд остановился. Я сидел закрыв глаза, и даже сама мысль о том, что придется опять выползать на мороз, была мне ненавистна.
Дверь распахнулась, в нее ворвался холодный ветер.
- Шафтер, посмотри, а то не поверишь! - крикнул кондуктор. - Думаешь, из-за чего мы встали? Из-за снега? Ничего подобного! Там бизоны!
Все повылезали из вагона поглядеть.
В этом месте выемка была совсем узкой. Бизоны укрылись в ней от метели. Их набилось туда видимо-невидимо, они стояли сплошной стеной, заполняя выемку от склона до склона, а ветер наметал вокруг сугробы. Густая шерсть бизонов на головах и на плечах была покрыта снегом. Животные тупо глазели на нас. Их было не счесть, но думаю, что многие сотни.
- Они не шелохнулись, - сказал машинист. - Даже и не думают двигаться. Если налетим хоть на одного, поезд сойдет с рельсов.
Мы смотрели на бизонов, они, понурив свои огромные головы, - на нас. Им удалось найти самое лучшее укрытие в округе, и уходить отсюда из-за какого-то пыхтящего черного монстра они вообще не собирались.
- Может, их перестрелять? - предложил Уильямс.
- И что толку? - отозвался я. - В каждом из них по две тысячи фунтов, а то и больше. Куда их девать? Как уберем с пути?
- Но, может быть, они испугаются?
- Ничего не выйдет. Бизона не так просто испугать. Один охотник как-то раз установил ружье на подставку и бил их одного за другим, не меняя позиции. Одни падали, а другие продолжали пастись. Ни черта они не боятся. Мы застряли.
- Что же делать?
- Может, попробовать потихоньку двинуться вперед? Вдруг они очухаются и отойдут в сторону? А нет, так придется ждать. Буря стихнет, и они уйдут.
Возвращаясь в вагон, я обо что-то споткнулся. Разгреб снег и увидел старую шпалу. Вдвоем с Уильямсом мы затащили ее в вагон. Топора у нас не было, но были ножи, чтобы отрезать от нее по куску и бросать в печку.
Поезд дернулся, невероятно медленно двинулся вперед и опять остановился. Снова двинулся и снова затормозил. Я положил голову на спинку сиденья и расслабился. Теперь все дело за машинистом - вдруг ему повезет.
Я и не заметил, как заснул. А когда открыл глаза, окна светились серым утренним светом. Голова Лорны лежала у меня на плече. Фэрчайлд растянулся на двух сиденьях по разные стороны прохода, положив посередине мешок. Уильямс глядел в окошко.
- Что там?
- Стоим, - сказал он. - А наша шпала кончается.
Остальные крепко спали. Паровоз давал редкие гудки. Высвободившись, я встал, вышел на площадку и выглянул наружу. Меня обдало холодным воздухом. Вдруг мимо ступенек вагона протиснулся кто-то огромный - прямо у меня под ногами. А потом еще один. Бизоны зашевелились, видно, их встревожили наши гудки. Но потом они свыклись с новым звуком и стали двигаться еле-еле. К тому же тратить много пара на гудки машинист не мог. И все же паровоз двинулся, и мы медленно поехали. Выехали из выемки и уже катили под уклон, когда я заметил кубической формы сугроб - наверняка штабель шпал. Машинист притормозил. Мы вылезли наружу и откопали шпалы. Большую часть погрузили в тендер, а несколько штук отнесли в вагон.
Я сидел подле Лорны и Фэрчайлда. Подошел Алек Уильямс. Он улыбался.
- Ну что ж, вроде бы едем. Как же вы тут живете?
- Как и везде. День за днем, шаг за шагом. Мужчинам тут хорошо, но как сказал один человек - настоящий ад для лошадей и женщин.
Он засмеялся.
- Интересно... Это моя жена решила, что мне стоит на годик поехать на Запад.
Уильямс пошел было дальше, но обернулся.
- Слушай, тебя ведь тут называли Шафтером?
- Правильно, Уильямс. Я и есть Бен Шафтер.
- Черт побери! - Он покачал головой. - Вот уж порасскажу дома, что работал с самим Беном Шафтером!
Я откинулся и закрыл глаза. Через несколько часов - Шайенн, достаточно долгая стоянка, чтобы успеть сделать кое-какие дела. Паровоз гудел, звук улетал и терялся в бескрайнем снежном пространстве. Ветер утихал, снегопад прекратился. Последние порывы ветра вздымали бесплотную кисею снега и, обессилев, роняли ее. Под снегом корни травы ждали весеннего тепла. Трава взойдет, по ней будут бродить стада бизонов. Потом они исчезнут, а на их месте появятся стада коров, на месте травы - посевы пшеницы, кукурузы, ржи или льна.
Некоторые из переселенцев погибнут от рук индейцев. Холод, голод, засуха и бури убьют других, но все равно - им несть числа, и они будут и будут сюда ехать.
Индейцы, как и бизоны, исчезнут с лица земли, или вольются в сообщество пришельцев. Перемены неизбежны. Потоки людей ведут себя подобно морским приливам - волна нахлынула, откатилась и нахлынула вновь. Один ушел, пришел другой. Слабый погиб, сильный выжил. Так было от века, так и будет всегда.
Конечно, каждый человек способен кое-что изменить. Но в конце концов последнее слово не за людьми. Оно за ветрами, дождями, за высохшей землей, каменными горами, за голодом, холодом, засухой и запустением. Вот за кем последнее слово, и не найдется такого человека, который сумел бы построить такую крепкую стену, чтоб отгородиться от них навеки.
Лорна коснулась моего плеча.
- Бен, мы подъезжаем.
Глава 42
Тот, кто вернулся, видит старые места по-другому. Возможно, пока он бродил по свету, ничего не изменилось, он изменился сам. То, чего он раньше не замечал, теперь видится ему отчетливо, выпукло.
Наша долина осталась прежней, прежними - сосны и белый утес, что возвышается над городом. А деревьев на склоне вроде бы стало поменьше. Может, мне это только кажется, а может, пока нас тут не было, их повырубили на дрова.
Дом и лавка Рут Макен красовались на склоне так, будто всегда стояли здесь, - я-то знал, что Рут этого и хотела. Она, подобно древним грекам, чувствовала, что постройка должна существовать в гармонии с окружением.
Деревья по-прежнему были прелестны, ручей сверкал серебром, а снег подтаивал под лучами яркого солнца. Возле дома Рут какой-то человек колол дрова. Я видел блеск взлетающего топора, а потом слышал удары. Нет звука прекрасней, чем такой вот в морозное утро.
Чуть ниже по склону и дальше - наш дом, вернее, дом Каина. Потом лесопилка, которая, хоть я и помогал строить, все равно была его. Каин был главой по праву. Горстка самых первых построек хорошо вписалась в склон горы, а те, что были срублены позже, сбегали в долину, поближе к дороге. Некрашеное дерево обветрилось, посерело, и все дома казались слегка потрепанными.
Первым, кого мы встретили на улице, был Колли Бенсон.
- Привет, Бендиго. Нам тебя не хватало. - Он крепко пожал мне руку. Здесь, в общем, все тихо, Бен. Как ты хотел.
- Спасибо, Колли.
- К нам явились несколько новичков, а кое-кто уже уехал, - сказал Бенсон. - Похоже, что уехало все же больше. Приезжие, как правило, просто останавливаются на время.
- Финнерли и Троттер не попадались?
