Главной задачей Германии отныне стало втянуть Японию в войну против Англии. Поскольку первая попытка вторжения на Британские острова оказалась неудачной, лишь путем начала военных действий на Дальнем Востоке можно было переломить патовую ситуацию, сложившуюся в Европе. Зорге так описал создавшееся положение: «Немцы были уверены, что японское нападение на Сингапур привело бы к сокращению британских военно-морских сил в Средиземном море и Атлантике, что позволило бы Германии осуществить вторжение на Британские острова».
Отт получил из Берлина официальные инструкции, предписывающие ему попытаться убедить японское правительство напасть на Сингапур. В течение целой недели они с военным атташе едва ли не каждый день встречались в посольстве, чтобы изучить на песчаных макетах и моделях те действия, которые необходимо предпринять для нападения на Сингапур. Зорге утверждал, что он не присутствовал на этих встречах, хотя есть показания очевидцев, что, по крайней мере, однажды он изучал макет и обсуждал план с послом.
Выводы из этого изучения были переданы германскими атташе в штаб-квартиры японской армии и военно-морского флота, но «они были встречены улыбками, и немцы так и не смогли получить какой-либо определенный ответ».
Из этого Зорге сделал вывод, что «ситуация в Германии, должно быть, такова, что настоятельно требует японского участия в войне против Британии. Позднее я обнаружил, что Германия уже решилась на войну против России и не могла позволить Англии получить передышку».
Во время подписания Тройственного пакта Риббентроп, обмениваясь приветствиями по радиотелефону, передал Мацуоке приглашение посетить Европу. Японский кабинет и главы военных ведомств разделились в своем отношении к подобному визиту, и потребовалась серия правительственных совещаний, прежде чем Мацуока вылетел в Берлин в марте 1941 года, через несколько дней после отлета в Берлин посла Отга. Мацуока вез с собой категоричные и ограничительные инструкции.
Одзаки был достаточно информирован своим другом Сайондзи Кинкацу о дискуссиях среди членов Кабинета Коноэ по поводу визита Мацуоки в Европу. Круг принца Коноэ мало чего ждал от этого предприятия. Сайондзи, входивший в состав делегации, сказал Одзаки: «Самое большее, на что мы можем надеяться, это на то, что этот визит, способствуя лучшему знакомству Мацуоки с европейской ситуацией, сможет помочь сделать правильный выбор направления внешней политики в будущем».
Инструкции предписывали Мацуоке не подписывать никаких официальных договоров в Германии или Италии и не брать на себя никаких обязательств от имени Японии. Он должен был изучить ситуацию в Европе как частное лицо и выслушать доводы и пожелания немцев и итальянцев. На обратном пути домой он должен был заехать в Москву, где ему было позволено начать переговоры с перспективой заключения договора, который восстановил бы дружеские отношения Японии с Советским Союзом. Однако Риббентроп все же надеялся убедить Мацуоку пойти на сингапурскую операцию и в случае ухудшения германо-советских отношений перетащить Японию на сторону Германии. По словам Отта, посольство чувствовало, что любые переговоры, которые могли иметь место в Москве, были бы вполне эфемерными и касались бы лишь экономических вопросов.
Мацуока и в самом деле не сделал никаких заявлений обязывающего характера в своих переговорах с Гитлером и Риббентропом, жестко придерживаясь данных ему инструкций. Гитлер намекнул ему, что германо-советские отношения могут ухудшиться, и Мацуока в ответ признался, что Япония может начать переговоры с советским правительством о смягчении трений, существующих в отношениях двух стран.
Однако результаты визита Мацуоки в Москву оказались и поразительными, и неожиданными. 13 апреля он подписал в Москве японо-русский пакт о нейтралитете, положивший конец пограничным проблемам в Маньчжурии и Монголии и сопровождавшийся обменом нотами о будущих переговорах по торговле и рыболовству и об урегулировании спорных вопросов, касающихся острова Сахалин. Разрешение на подписание этого удивительного соглашения, родившегося в течение двадцати четырех часов переговоров между Молотовым и Мацуокой, поступило из Токио по радио, а позднее пакт был ратифицирован Тайным Советом. Похоже, Сталин был убежден, что не может быть разрыва отношений между Россией и Германией и что Япония в конечном итоге двинется на юг.
И германское правительство, и вернувшийся в Токио посол Отт были несказанно удивлены. Отт рассказал Зорге о ходе переговоров в Берлине и добавил, что, «подписав Пакт о нейтралитете, он (Мацуока) совершил нечто такое, чего Германия не ждала, не желала». Сам Мацуока, однако, вернувшись из Москвы, постарался заверить Огга в том, что в случае войны между Германией и Россией японо-советский пакт о нейтралитете будет аннулирован и что «тогда он сделает все от него зависящее, чтобы обеспечить денонсацию Японией пакта, который он сам же и заключил».
Любопытное толкование. Когда в ноябре 1942 года его допрашивали по делу Зорге, Мацуока категорически отрицал, что он разговаривал с Оттом в Токио по возвращении из Москвы, утверждая, что он сказал Гитлеру и Муссолини (у которого побывал с кратким визитом в Риме), что он «пойдет на переговоры о Советским Союзом. У Отта не было причины волноваться. Однако я ничего не сказал послу Осиме об этом деле, пока был в Германии».
Мацуока также отрицал, что он говорил Отту, что переговоры в Москве совсем не аннулируют Тройственный союз сентября 1940 года или что Япония присоединится к Германии в случае германо-советского конфликта.
«Я не говорил этого. Тройственный союз служил главной цели — предотвращению вступления Америки в войну. И пакт не обязывал Японию участвовать в германосоветском конфликте, и этот конфликт не аннулирует японо-советский пакт о нейтралитете. Тройственный союз был центральным пунктом японской внешней политики, и в определенных обстоятельствах Япония не чувствовала бы себя связанной пактом о нейтралитете. Сталин и Молотов были прекрасно осведомлены, что Япония не для того заключала Пакт о нейтралитете, чтобы аннулировать Тройственный союз».
Мацуока был, мягко говоря, неискренен. По крайней мере в одном случае, 6 мая, он говорил Отту, что Япония не сможет оставаться нейтральной в случае войны между Германией и Россией.
Тем не менее германская дипломатия переживала крупную неудачу. В апреле начались переговоры между Токио и Вашингтоном, и мысль о нападении на Сингапур исчезла без следа. Когда Одзаки опросил Коноэ: «Что о Сингапуром?», японский премьер ответил: «Это была личная игра Отта»[94].
Такое развитие событий, как писал Зорге, «представляло высший интерес для Советского Союза. Я докладывал о них московскому Центру по радио и в письменных отчетах (через курьера)». Теперь, после начала войны в Европе, его начальство не могло недооценить высокое качество, по крайней мере, политической информации, поступающей от группы Зорге. Но хотя Зорге, Одзаки и их друзья радовались заключению русско-японского договора о нейтралитете, они, тем не менее, сомневались, что Япония сохранит нейтралитет в случае войны между Германией и Советским Союзом. И Зорге, и Одзаки, равно как и Отт, были удивлены, узнав об этом соглашении. Одзаки, изучив общую реакцию в Токио на Пакт о нейтралитете, сообщил Зорге, что «политические партии приветствуют пакт, о чем говорит тот факт, что Коноэ лично встретился с Мацуокой после возвращения последнего и пригласил его в официальную резиденцию премьера, чтобы сказать тост в его честь. Широкая публика также приветствует договор, что видно хотя бы по росту популярности Мацуоки после возвращения в Токио. Если армия не одобряет какую-то политику, то она делает какое-либо заявление, и потому молчание армии означает молчаливое одобрение…
Короче, народ в целом поддерживает договор… В отношении же связей между Тройственным союзом и Пактом о ненападении, проосевые элементы считают, что первый важнее второго, поскольку был заключен согласно императорскому рескрипту. С другой стороны, из бесед в Министерстве иностранных дел, ЮМЖД и Клубе завтраков я сделал вывод, что все эти группы считают, что договор о нейтралитете явно сделал исключение для Советской России и еще раз подчеркнул ответственность Японии в качестве нейтрального государства. Не думаю, что этот договор сделал русско-японские отношения безопаснее».
Посовещавшись, Зорге и Одзаки в последующие недели особо сосредоточились на изучении японских военных приготовлений на севере.
В конце 1940 года или в начале 1941-го Зорге получил указание из Москвы отправить как можно более подробный отчет о боевых порядках японской армии — количество и нумерация дивизий, их дислокация, имена командиров и старших офицеров.
