1917-м – в 400–500. Фабрики, как правило, были маленькими, и число рабочих составляло не более 30 человек. В 1908 году граф Пален оценивал фабрики в протекторатах в высшей степени критически. Он утверждал, что большинство из них построены, оборудованы и управляются без соблюдения требований технических регламентов, гигиены и безопасности. Паровые котлы устанавливались без тестирования, рабочим не предоставлялись практически никакие меры первой помощи, а их отношения с работодателями формально не были урегулированы. Из-за этого при возникновении проблем и рабочие, и хозяева постоянно требовали вмешательства государственного инженера из Самаркандской области. Пален рекомендовал распространить на Бухару и Хиву практику фабричных инспекций, учрежденных в генерал-губернаторстве в 1895 году, однако сомнительно, что его предложениям кто-нибудь следовал.
Помимо чисто промышленных предприятий, русские активно, хотя обычно безуспешно, занимались поисками и добычей золота в горах Восточной Бухары. 24 февраля 1894 года без оглядки на автономию Бухары генерал-губернатор Туркестана одобрил правила, жестко контролирующие разведку и добычу золота, которые запрещали всем иностранцам заниматься этой деятельностью и предписывали все добытое золото продавать бухарскому правительству. С 1896 по 1917 год правительство эмира выдало русским золотоискателям 36 концессий, большая часть которых так и не была задействована. Самым первым и самым упорным золотоискателем был горный инженер Журавко-Покорский, чьи разработки к востоку от Бальджуана вблизи Ховалинга, начавшиеся в 1894 году, так и не стали прибыльными, но постоянно служили причиной его столкновений с местными властями, которые хотели защитить (а на самом деле эксплуатировать) местных золотоискателей. В 1903 году Журавко-Покорский обратился к политическому агенту за защитой от беков Бальджуана и Гиссара. Для выяснения обстоятельств был направлен секретарь политического агентства барон А.А. Черкасов. В его докладе от 10 ноября 1906 года Покорский обвинялся в том, что он недоплачивал своим работникам, не возвращал долги бухарцам, вмешивался в работу местной бухарской администрации, запугивал ее и передавал свою концессию в субаренду австрийцам, что угрожало подрывом русской политики в отношении Бухары. После того как Журавко-Покорский получил отказ в предоставлении иностранного капитала, был вынужден заплатить по долгам и поднять зарплаты, его предприятие разорилось, а в 1910 году он скончался. Его методы слишком сильно расходились с русской политикой невмешательства во внутренние дела протекторатов.
Русский капитал в Бухаре
Помимо прямых инвестиций в хлопкоочистительные и другие предприятия, русский капитал проявлял в Бухаре и Хиве большую активность в финансировании местных производителей. Большинство тех, кто выращивал хлопок, были мелкими крестьянами или издольщиками, которые обычно занимали деньги под непомерные проценты или покупали в кредит по завышенной цене такие необходимые вещи, как семена, чай и промышленные товары. Их кредиторами являлись местные перекупщики, скупавшие у них хлопок под залог сильно недооцененного будущего урожая. Перекупщики, в свою очередь, использовали в качестве оборотного капитала займы, взятые в русских банках, которые появились в Бухаре в 1890-х годах, чтобы финансировать подобные операции, а также деятельность русских купцов и промышленников в ханстве. Торговцы каракулем и шерстью в значительной степени финансировались аналогичным способом. В дополнение к Новобухарскому отделению Государственного банка, которое открылось в 1894 году и через 20 лет имело активы в 90 000 000 рублей, к 1915 году в Новой и Старой Бухаре открылись отделения семи русских частных банков с общим капиталом 20 000 000 рублей. На долю Русского для внешней торговли банка и Русско-Азиатского банка (последний имел также отделение в Керки) приходилось совместно 11 000 000 рублей. Русско-Азиатский банк и Азовско-Донской коммерческий банк особенно активно участвовали в финансировании торговли хлопком, в то время как Русский для внешней торговли банк в значительной степени монополизировал кредитование производителей каракуля. В Хиве имел свое отделение, которое открылось в 1909 году в Ургенче, только Русско-Азиатский банк, хотя и другие банки держали там своих агентов.
В последние годы перед революцией русские предприниматели и спекулянты нашли в Бухаре еще один источник прибыли в получении концессии от правительства эмира на сельскохозяйственные земли, обычно находившиеся за пределами железнодорожной зоны и русских поселений, для орошения и использования. С 1912 по 1915 год бухарское правительство передало в такие концессии почти 300 000 десятин (810 000 акров), или свыше 1 % от всей площади ханства. Из-за возможных политических последствий Петербург поначалу возражал против экономической деятельности подобного рода. Когда в 1910 году известный авантюрист князь М.М. Андроников заручился согласием Абдул-Ахада на получение в концессию земель в Каршинской степи для орошения и использования, действующий министр иностранных дел А.А. Нератов аннулировал эту договоренность на том основании, что земельная концессия, полученная частным лицом, будет нарушать суверенные права эмира на его территорию и выведет из-под его контроля землю, которая в будущем может понадобиться бухарскому населению.
Однако соблазн получения прибыли и влияния в высших кругах оказался сильнее политических соображений, и 23 февраля 1912 года с одобрения России эмир передал в концессию 72 500 десятин в бекстве Ширабад владельцу хлопкоочистительной фабрики в Керки и маслобойни в Термезе А.Г. Ананьеву. Условия этой концессии сроком на 99 лет включали право принудительного отчуждения любой собственности местных жителей, необходимой для проведения ирригационных работ, право использования для орошения воды из Сурхандарьи и освобождение от всех налогов на первые восемь с половиной лет. По окончании этого периода бухарскому правительству в счет налогов причитался ежегодный платеж в размере 100 000 рублей. Вскоре Ананьев столкнулся с сопротивлением местных крестьян, земли которых пересекались с землей, отданной ему в концессию, и в конце концов передал свои права «Ширабадской компании», финансируемой и контролируемой петербургским банком.
Через месяц после передачи концессии Ананьеву князь Андроников, благодаря своим тесным связям с военным министром В.А. Сухомлиновым, получил концессию на 25 000 десятин в бекстве Карши, том самом, где находилась его концессия, отмененная двумя годами ранее. Андроников столкнулся с той же проблемой, что и Ананьев, – сопротивлением местных крестьян, что не позволило завершить запланированный проект орошения и вынудило его отказаться от концессии. Однако в марте 1913 года Андроников получил в том же бекстве Карши новую и более крупную концессию на 80 000 десятин. Нет сомнения, что эмир, власть которого зависела от благосклонности России, давал такие концессии под близким к шантажу давлением высокопоставленных русских чиновников, например Сухомлинова. Предполагалось, что в концессии отдавались пустующие земли, но на практике часто оказывалось, что они заняты крестьянами, чье сопротивление вполне могло восприниматься терпимо и даже поощряться бухарскими властями. Концессионерами часто оказывались люди типа Андроникова, заинтересованные только в том, чтобы с выгодой продать свои права предпринимателям, действительно желавшим провести ирригационные работы и выращивать хлопок. В феврале 1913 года агент Русско-Азиатского банка Д.Ф. Стовба получил концессию
