рознь тебе дано.
Звучи! В сердцах не место войнам,
Коль голоса слились в одно.
…………………………………………
Над девственным пластом народа,
Чей разум темен, резок нрав,
Ты приподнимешь тусклость свода,
Покров лазурный разостлав.
И звуки, властные сильфиды,
Овеют молот, серп и плуг,
И смертоносный нож обиды
Ненужно выпадет из рук.
Развитие темы народных бедствий и появление антибуржуазной темы значительно обогащали творчество Беранже и были новым шагом его реализма.
Перечисленные песни о крестьянах, рабочих и безработных бродягах появились у Беранже, возможно, уже не без воздействия со стороны многочисленных поэтов-рабочих, возмущенно противопоставлявших изнуряющему труду и нищете рабочей массы праздных, эгоистических богачей. Так резко ставить вопрос Беранже не мог в силу своих неизжитых «третьесословных» иллюзий. Вот почему своих учеников, поэтов-рабочих, он настойчиво пытался удерживать от революционных призывов, требуя, чтобы они только просвещали свой класс, смягчали его нравы и умиротворяли мятежные настроения. Народ для Беранже был велик как участник революции конца XVIII в., ее освободительных войн, наполеоновской эпопеи, как участник справедливой патриотической борьбы против Реставрации, как беззаветный боец Июльской революции. Душа этого народа, «объятая пламенем», и восхищала поэта, но он считал, что народ еще не созрел для социальной революции.
При всем том Беранже, конечно, видел, как углублялись при Июльской монархии социальные противоречия сравнительно с периодом Реставрации. Но, мучительно раздумывая о судьбе народных масс и отвергая путь республиканских восстаний, поэт стал склоняться к романтике утопического социализма.
Он пытался найти здесь средство умиротворения внутреннего разлада того общественного строя, который возник на его глазах в бурях революции конца XVIII в. Поэт не стал сторонником какой-либо определенной утопической школы. В знаменитой песне «Безумцы» он восславил вождей утопического социализма, таких, как Сен-Симон, как Фурье, как сен-симонист Анфантен, но в этой и в других «социалистических» песнях («Четыре эпохи» и др.) он воспевал скорее общую мечту утопистов о том гармоническом строе, который основан на отношениях любви, альтруизма, демократизированного «социального христианства», который положит конец милитаризму и войнам, умиротворит классовую вражду и смягчит нравы развитием искусств («Четки горемыки», «Вильгему»). Этот будущий мир, созданный по божественным законам, будет так совершенен и прекрасен, что «нашим голосам никогда но подняться до его высоты» («Будущность великих писателей»).
Беранже познакомился с утопическим социализмом еще до Июльской монархии. Одно из первых воздействий утопического социализма на поэта можно видеть уже в его песне «Священный союз народов» (1818), к которой относятся слова Маркса о бессмертном Беранже [10]. Противопоставляя эту песню Священному союзу монархов-крепостников, поэт выразил в ней свою заветнейшую мечту о прекращении войн на земле, о братском объединении народов Европы и о приходе цветущей эры мирного, созидательного и плодотворного человеческого труда. Реальной исторической основой этой песни был уход из Франции войск антинаполеоновской коалиции в 1818 г. Песню увенчивает романтическая мечта о прекрасном будущем освобожденного от войн человечества, мечта, как знает поэт, пока еще неосуществимая и которую провозглашает лишь аллегорический персонаж, богиня мира.
Жизнеутверждающему перспективному началу поэзии Беранже был присущ в пору Реставрации реалистический характер, столь отчетливо проявившийся в обрисовке поэтом стремлений его народных героев, старых солдат, мужественных противников эмигрантской монархии. Песня «Священный союз народов» — единственный случай в творчестве поэта до 1830 г., когда это начало выразилось в романтической форме.
«Социалистические» песни Беранже 1830–1840-х годов и последующего времени придали его творчеству уже по преимуществу романтический характер. Поэт настойчиво декларирует веру в лучшее будущее, в моральное перерождение и облагораживание человека, но все эти мысли выражены им лишь в форме довольно пассивных и расплывчатых упований.
Действительность Июльской монархии на каждом шагу рушила утопические надежды поэта. Он убеждался, что ни правительству Луи Филиппа, ни высшим классам нет никакого дела до страданий рыжей Жанны и старого бродяги. Он осознавал, что его мечты чересчур оторваны от жизни. Песню «Четыре эпохи» поэт и закончил словами о тщетности своих упований на объединение народов в одну семью: какое там! — кругом стоят вооруженные армии, кругом назревают новые войны…
В своем провинциальном уединении (с начала 1830-х годов поэт переехал из Парижа в провинцию) Беранже не нашел покоя: противоречивые раздумья терзали его беспрестанно. Сегодня ему казалось, что еще надо, необходимо верить великим учителям утопического социализма, потому что больше как будто некому верить, сегодня он отрицал революционный путь народной борьбы, но завтра… завтра он думал уже другое.
Отвергаемый теперь и осуждаемый лагерем левых республиканцев как замолчавший поэт, не откликнувшийся даже на затеянный правительством в 1835 г. грандиозный судебный процесс над участниками республиканских восстаний 1834 г., Беранже втайне, противореча сам себе, приходил к мысли о святости и красоте неумирающего, мятежного, революционного начала жизни («Идея»), тем самым как бы выражая запоздалое сочувствие бойцам восстаний 1830-х годов, а в песне «Апостол» восславил человека-борца, который не может не нести людям то слово правды, за которое его будут преследовать и бросать в тюрьму защитники царящего зла.
Но если Беранже, колеблясь между мечтами утопистов и зовами живой жизни, и нашел в себе мужество предсказать в 1847 г. грядущую гибель Июльской монархии то лишь в плане общей борьбы европейской демократии против повсеместного в тогдашней Европе монархического строя («Потоп»). Обуревавшую народные массы вражду против «короля-банкира» Беранже все еще стремился обратить, как и прежде, против коронованных деспотов вообще, и в ликвидации тронов он хотел видеть залог победы всемирной республики, интернационального братского объединения европейской демократии и расцвета ее мирного, созидательного труда.
Революция 1848 г. с самого начала не вызвала в душе поэта ничего, кроме тревоги. Он видел, как назревает страшный, неотвратимый конфликт между буржуазией и пролетариатом, завершившийся кровавым подавлением июньского рабочего восстания 1848 г. В песне «Барабаны» Беранже с горечью признал, что тщетно он пел о братстве: только кровь враждебных партий братается на мостовой. Верой в победу рабочего класса поэт еще не обладал, но в июньской бойне погибли и его буржуазно-демократические иллюзии, которым он был так верен всю жизнь…
Песни Беранже, бесстрашно и задорно бичевавшие дворянско-клерикальную реакцию Реставрации, организовывая против нее народное недовольство и негодование, стяжали их автору заслуженную славу народного поэта. Но пленник своих «третьесословных» иллюзий, Беранже не решился при Реставрации заговорить о внутреннем антагонизме в рядах бывшего «третьего сословия», в годы же Июльской монархии он ограничился моральным осуждением принесенной буржуазией общественной коррупции и, горячо сочувствуя бедствиям народных масс, тщетно пытался искать примирения общественных противоречий
