Владельцы поместий около миссий регулярно устраивали балы то у одного, то у другого из богатых помещиков. И съезжались туда гости из имений, находящихся в десятках, а то и в сотнях миль от места бала. Других интересов у калифорнийцев, удаленных от всего остального мира, не было, и поэтому всю свою энергию они расходовали на устройство балов, один другого лучше. Конча ожидала гостей не только из миссии Кармель, но обещали приехать визитеры даже из далекой миссии Санта-Барбара.
Вся семья занималась приготовлениями к балу, и больше всех хлопотала Конча. Хотя она и бывала уже на нескольких балах как подросток, это был ее первый бал взрослой девушки. В первый раз она будет хозяйкой бала.
Крепко попадало индейской прислуге от нетерпеливой хозяйки. Это был ее день, и все остальные члены семьи как-то стушевались, даже ее мать. Служанки с ног сбились, исполняя приказания Кончи, которая не стеснялась давать им затрещины и подзатыльники, если что-то делалось не так.
Несмотря на всю суматоху, беготню и кажущуюся неорганизованность, все оказалось приготовлено, зала прекрасно декорирована, и члены семьи разошлись по своим комнатам одеваться к приезду гостей.
Обряд одевания Кончи занял некоторое время, больше чем она ожидала… все ей не нравилось — и платья не подходили, и туфли не те… Ее служанка Мария измоталась, помогая ей надевать то один, то другой наряд. Наконец платье выбрано, Мария надела на ножки Кончи маленькие изящные туфельки с высокими красными деревянными каблуками. Конча несколько раз осмотрела себя в зеркале, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. Осмотром она осталась довольна. Особенно была довольна она своей новой, необычной прической. Волосы были высоко взбиты, и все это сооружение поддерживалось сверху высоким изящным испанским гребнем.
В последний раз она взглянула на себя в зеркало, радостно улыбнулась и выбежала из комнаты, оставив бедную Марию подбирать и развешивать разбросанные повсюду наряды:
Неудивительно, что Конча была довольна собой. Выглядела она прекрасно — гордая кастильская девушка с точеными чертами лица. Поистине первая красавица Новой Калифорнии.
Бал превзошел все ожидания. Это был успех, полный успех — и триумф Кончиты. Главной сенсацией бала, конечно, был камергер Резанов. О нем уже слышали, и многие приехали специально, чтобы посмотреть, лично повидать и быть представленными столь важной персоне.
Резанов, как и предполагали, не обманул их ожиданий. Он прибыл с небольшим опозданием, чтобы дать возможность всем остальным гостям собраться.
Испанцы, привыкшие к ярким, необыкновенным формам и экзотическим нарядам, ахнули, когда в дверях залы появился Резанов, одетый в парадную камергерскую форму — мундир с высоким воротником, белые панталоны, широкая орденская лента через плечо и несколько орденов. Его сопровождали лейтенант Хвостов и мичман Давыдов, также в блестящих парадных морских мундирах, и позади замыкал шествие невзрачный доктор Лангсдорф в своем длинном черном сюртуке, этакий анахронизм по сравнению с блестящими мундирами его спутников.
Оркестр, состоявший из нескольких музыкантов-индейцев, грянул довольно нестройно какой-то бравурный марш.
Резанов подошел к сиявшей донье Игнасии, гордой тем, что она могла представить местному обществу такого импозантного сановника. Он почтительно поцеловал ей руку и сказал какой-то комплимент, кажется, по поводу ее наряда. Конча тоже просияла, когда он подошел к ней и так же церемонно склонился к ее руке.
— Вы божественно прекрасны сегодня, — прошептал он, — более обворожительны, чем когда бы то ни было… А думал, что ничто в мире не могло быть более прекрасным, чем ваше лицо в то первое утро, когда я увидел вас впервые. Теперь же вижу, что вы можете быть даже еще прекраснее.
Щеки Кончи слегка порозовели, когда она услышала такие неожиданные признания от обычно сдержанного Резанова.
— Сеньор, мы еще недостаточно хорошо знаем друг друга, чтобы вы могли говорить мне такие вещи… Таковы обычаи нашей страны…
— Еще раз прошу прощения и подчиняюсь вашим обычаям!
Обряд представления Резанова и его офицеров всем гостям затянулся. Каждый хотел подойти поближе к сеньору камергеру и быть ему представленным. Впервые калифорнийские испанцы имели возможность увидеть воочию высокопоставленного посланца таинственного русского царя, повелителя миллионов людей и медведей.
Наконец официальная часть закончена. Конча сделала незаметный знак капельмейстеру, и смешанный оркестр испанских солдат и индейцев заиграл мелодичный вальс. Резанов поклонился Конче и пригласил ее на первый танец бала. Хотя Резанов давно не танцевал, с тех пор как покинул Петербург, тем не менее он показал себя искусным танцором. Стройный, с военной выправкой, он умело скользил с Кончей по наполированному полу залы. Сидевшие на стульях пожилые сеньоры не отрывали от них глаз: следили, за тем, как они танцевали и весело разговаривали во время танцев, следили за каждым изменением в выражении их лиц, и время от времени многозначительно обменивались взглядами друг с другом. Видно было, что местные дамы подметили зародившуюся симпатию между Резановым и Кончей.
— Вы прекрасно и легко танцуете, сеньорита, — заметил он.
Конча улыбнулась:
— Я не ожидала того, что человек в вашем положении, обремененный важными государственными делами, мог оказаться таким прекрасным партнером в танцах, — призналась она. — Вы так не похожи на всех других.
Танец сменялся танцем… Гости веселились от души. И, конечно, Конча веселилась больше всех. Она не пропустила ни одного танца. Вокруг нее всегда толпились молодые гидальго в надежде потанцевать с ней. Интересно то, что никто из других девушек даже и не думал завидовать ей. Конча считалась первой красавицей и некоронованной королевой Новой Калифорнии.
Резанов, как и можно было ожидать, не мог с ней танцевать весь вечер, да и чувство такта не позволило бы ему настаивать на этом. Тем не менее тот факт, что он танцевал с Кончей несколько танцев, безусловно вызвал толки среди пожилых блюстительниц местных правил.
Впервые за многие годы Резанов танцевал с искренним удовольствием, хотя вообще он был довольно равнодушен к танцам, и в Петербурге на светских вечерах и балах всегда старался избежать необходимости заниматься, как он считал этими «детскими развлечениями». На этот раз ему доставляло удовольствие не только самому танцевать с Кончитой, но даже наблюдать за ней, когда она танцевала с другими. Она была настолько непосредственна, оживлена и весела, что он невольно любовался и втайне восхищался ею.
Во время перерыва в танцах, когда усталые музыканты отдыхали, подкреплялись вином и всякими яствами, Резанов вышел с Кончей на веранду, где они присели на скамью.
Погода была необыкновенно теплой для этого времени года, хотя легкий прохладный бриз тянул с Тихого океана. Конча накинула на плечи теплую шаль. Вначале они сидели молча. Резанов наблюдал, как ветерок тихонько шевелил ее волнистые темные волосы, ласкал своим дуновением ее гордое лицо и нежно целовал теплые пухлые, полудетские губы.
— Как я завидую этому смелому бризу, что он имеет возможность ласкать вас, — прошептал Резанов.
— Сеньор, вы опять нарушили свое обещание. Разве я вам не сказала, что говорить подобные вещи не полагается девушке, которую вы так мало знаете! — Конча улыбнулась, однако, не очень протестуя против признаний Резанова.
— Боюсь, что я болен неизлечимой болезнью, а кроме того, не забывайте, что я не такой уж незнакомец… Я вас знаю уже три дня. И скажу вам правду, мне кажется, что я вас знаю не три дня, а тысячу лет, — признался Резанов.
— Вы хотите сказать, что маленькая Конча — для вас открытая книга, что вы изучили меня так хорошо, точно знали тысячу лет? — поддразнила его девушка.
— Конечно, нет… Я не смею говорить подобное. Наоборот, хотя я будто бы знаю вас хорошо — по крайней мере мне хочется так думать, — тем не менее вы для меня остаетесь загадкой, как и в день нашей первой встречи, — снова признался Резанов. Сегодня, видимо, был день его признаний. — Иногда мне кажется, что вы еще совсем ребенок, красивая, избалованная вниманием девочка, а потом — вы вдруг поражаете меня своими замечаниями, достойными весьма опытного государственного деятеля, заострившего свой ум в ежедневных словесных турнирах, — добавил Резанов, смотря в ее темно-синие глаза. — Где вы только набрались этого опыта? Или это ваша прирожденная особенность, сеньорита?
Конча улыбнулась:
— Не знаю, сеньор, может быть, то, о чем вы говорите, развилось у меня от того, что я часто слушаю о чем говорят мои отец и губернатор Ариллага. Когда они о чем-либо совещаются, я просто сижу позади кресла моего отца и прислушиваюсь к их разговорам и спорам. Вполне возможно, что это развило во мне способность логического мышления. Но, конечно, вы мне льстите, когда говорите, что у меня чувствуется большой опыт в политике и государственных делах, или когда вы сравниваете меня с опытными государственными деятелями, искусными в лабиринте европейских политических интриг.
