Не смущаясь ничем, Сталин не перестает «подхлестывать» партийных работников на местах, а они в свою очередь — рядовых членов партии, «двадцатипятитысячников». Растет число колхозников, сокращается число «кулаков». Определения понятия «кулак» не было. Кулаками считали тех, кто использует наемный труд, в кулаки могли зачислить тех, у кого было две коровы, или две лошади, или хороший дом. Поскольку не было ясного представления, что такое «кулак», каждый район получал норму коллективизации и раскулачивания. Норма коллективизации была всюду одинаковой — 100%. Норма раскулачивания — разной, в среднем 5-7%. Но «многие из крестьян, которые ранее относились к середнякам или зажиточным середнякам, теперь были записаны в кулаки и подвергнуты «раскулачиванию». Впрочем, выселению подверглись и многие маломощные середняки, бедняки и даже некоторые бедняки, которые... для удобства репрессий были обозначены нелепым термином «подкулачник»... В отдельных районах выселялось по 15-20% крестьян, на каждого выселенного кулака приходилось по 3—4 арестованных середняка или бедняка». Так описывает положение в деревне, через 30 лет после событий, История КПСС. В приступе необъяснимого откровения называет она «нелепым» термин «подкулачник», который был одним из самых страшных средств борьбы с крестьянством. Но создан был этот термин по образцу термина «околокадетский», изобретенного Лениным. Создаваемые по этой модели термины прочно вошли в советский язык.
На основании постановлений ЦК, ЦИК и СНК от 30 января и 1 февраля 1930 года, и специальной инструкции от 4 февраля всех кулаков (и подкулачников) делили на три категории. «Инициаторов и исполнителей террористических актов, проводивших активную антисоветскую работу, изолировали и направляли в концлагеря. Кулаков, оказывавших менее активное сопротивление, высылали в отдаленные районы страны, где они трудились на лесоразработках, в сельском хозяйстве и т. п. Остальные кулаки оставались на прежних местах, но землю им выделяли за пределами колхозного массива». Впрочем, «в течение осени и зимы 1930—31 г. было проведено дополнительное выселение экспроприированных кулацких хозяйств».
«Кулаков» и «подкулачников» выселяли с семьями, грудными детьми, стариками. В холодных нетопленных вагонах везли сотни тысяч высланных за тысячи километров — в отдаленные местности Урала, Сибири, Казахстана. Многие гибли в пути, многие гибли по прибытии на место, ибо, как правило, высланных высаживали на голом месте: в лесу, в горах, в степи. Вальтер Кривицкий в 1937 году вспоминал о том, что привелось ему видеть зимой 1934 г. на вокзале в Курске: «Того, что я увидел, я никогда не забуду. В зале ожидания набилось около шестисот крестьян — мужчин, женщин, детей — их как скот перегоняли из одного лагеря в другой... Многие лежали почти голые на холодном полу. Другие явно умирали от тифозной горячки. На каждом лице видны были голод, мука, отчаяние... Четверть века спустя — в короткий период «оттепели» — несколько советских писателей робко подтвердили то, что писал „невозвращенец“».
Еще не написана история этого первого социалистического геноцида 20-го века. Хронологически первым (в 20-м веке) следует считать геноцид, совершенный турками над армянами. В годы гражданской войны, по подсчетам М. Бернштама («Вестник русского христианского движения», №128), было истреблено около одного миллиона казаков — 50% населения Донщины. Турки истребляли иноверцев, коммунисты истребляли казаков в разгар войны. Особенность геноцида крестьян в Советском Союзе заключается не только в его чудовищных размерах, но и в том, что истребление коренного населения производилось в мирное время собственным правительством.
В 1945 году, после разгрома гитлеровской Германии и раскрытия ее преступлений, юристы, социологи, психологи, историки, публицисты затеяли бесконечный спор: знал или нет немецкий народ о преступлениях нацистов? Нет никакого сомнения, что советский народ — жители городов — знали об истреблении кулаков. Впрочем, никто этого не скрывал: Сталин сказал «ликвидация, как класса», все его подручные ему вторили. Жители городов видели тысячи умиравших от голода женщин и детей, бежавших из деревень, видели на вокзалах... Владимир Тендряков в повести «Кончина» пишет: «По стране шел голодный год — тысяча девятьсот тридцать третий. В районном городе Вохрово, на пристанционном скверике, умирали высланные из Украины раскулаченные...» Умирали кулаки, «раскулаченные», «подкулачники». Они не считались людьми, они были выплюнуты обществом, как выплюнуты были — после Октября — «лишенцы», «бывшие», потом — белогвардейцы, «вредители». Как в гитлеровской Германии были выплюнуты, не считались людьми, евреи. Великий пролетарский гуманист Максим Горький создал формулу, отпускавшую геноцид: «Если враг не сдается — его уничтожают». Статья М. Горького была опубликована 15 ноября 1930 года одновременно в «Правде» и «Известиях», распространялась в речах, докладах, газетах, журналах, повторялась по радио. «Против нас все, что отжило свои сроки, отведенные ему историей, и это дает нам право считать себя все еще в состоянии гражданской войны. Отсюда следует естественный вывод: если враг не сдается, — его истребляют».
Официальные источники отмечают 45 выступлений против коллективизации, в которых участвовало 17 400 человек в начале марта 1930 года в Средней Азии, «мятежи и волнения в других местах».
Это смехотворное преуменьшение сопротивления крестьянства колхозам, против коллективизации выступали крестьяне Украины. Сибири, Средней Азии, Кавказа, Кубани, Дона. Документы остаются в архивах КГБ. Редкие свидетельства позволяют все же представить размах сопротивления. На северном Кавказе и в ряде районов Украины против крестьян были брошены регулярные части Красной армии, использовавшие даже авиацию. Командующий пограничными войсками НКВД Фриновский, руководивший подавлением крестьянских восстаний, докладывал на заседании Политбюро, что реки северного Кавказа сносят в море тысячи трупов. В некоторых районах красноармейцы отказывались стрелять в крестьян и немедленно расстреливались, в других — мелкие воинские части переходили на сторону восставших.
Объявив войну крестьянству, советская пропаганда с возмущением отмечает факты сопротивления, случаи убийства «двадцатипятитысячников» — «активистов», загонявших крестьян в колхозы.
С подобной же яростью преследуется и пассивное сопротивление. Летом 1930 года в Воронеже был проведен «показательный процесс» 16 руководителей секты «федоровцев». Секта, возглавляемая крестьянином Федоровым, возникает на территории бывшей Воронежской губернии в первые годы НЭПа. Основой веры «федоровцев» было «непротивление злу», сочетавшееся со стремлением всячески, но пассивно, избегать соблазна «зла» и участия в «злом деле». В годы НЭПа «федоровцы», как и другие секты — духоборы, молокане, баптисты — не преследовались советскими властями, надеявшимися использовать сектантов в борьбе с канонической церковью. «Федоровцы» отказались пойти в колхозы и немедленно превратились во «врагов», «заговорщиков», «кулаков». По приговору суда 15 руководителей секты были присуждены к расстрелу и немедленно казнены, один — присужден к пожизненному заключению в психиатрическую больницу. Около двух тысяч рядовых «федоровцев» были высланы в тайгу и тундру на медленную верную смерть. Три месяца «прочесывались» районы, зараженные идеей «непротивления злу». Крестьяне, не сопротивляясь, с молитвами-призывами давали себя арестовать.
Пассивное сопротивление становится всеобщей формой сопротивления: крестьяне не идут в колхозы, пока хватает сил не поддаваться угрозам и насилию, а затем уничтожают — в виде протеста — скот. Гибнет и скот, переданный колхозам, из-за отсутствия подготовленных помещений, кормов, ухода. О размерах животноводческой катастрофы свидетельствуют цифры: в 1928 году в стране было 33,5 млн. голов лошадей, в 1932 — 19,6; коров — 70,5 и 40,7; свиней — 26 и 11,6; овец и коз — 146 млн. голов и 52,1. В Казахстане от 19,2 млн. голов овец и коз осталось в 1935 году 2,6 млн.
1929—1934 гг. в общей сложности погибло 149,4 млн. голов скота. Ценность погибшего скота и погибшей продукции животноводства (шерсть, молоко, масло и т. д.) намного превышает ценность выстроенных заводов-гигантов. Гибель лошадей привела к потере 8800 тысяч лошадиных сил. В 1935 году, когда имелось уже 379500 тракторов, еще не хватало 2200 тыс. лошадиных сил по сравнению с 1928 годом с его 26,7 тыс. тракторов.
Пассивное сопротивление крестьян, истребление скота, полная дезорганизация работы в колхозах, разорение деревни непрекращавшимся раскулачиванием и выселением, привели в 1932—33 годах к голоду, который по своим размерам и количеству жертв оставил за собой даже голод 1921—22 года. Особенностью нового голода было то, что государство не только не боролось с ним, но способствовало его распространению. Использовало голод как оружие в «гражданской войне» с крестьянством.
