Наиболее радикальным движением в период подъёма революции были т. н. «бешеные» (Жак Ру, Т. Леклерк, Варле, Клер Лакомб), выражавшее интересы плебейских низов, но не переступившие грань, отделявшую мелкобуржуазный эгалитаризм от коммунизма — не поднявшиеся до идеи отмены частной собственности; притом они не были единой организацией, каждый действовал сам по себе (Я. М. Захер, Движение «бешеных», М., Наука, 1961).
Февдист — юрист, специалист по феодальному праву. Февдисты обслуживали дворян-землевладельцев, составляя описи поместий и выискивая в архивах забытые повинности для крестьян. Бабёф старался учитывать интересы не только своих нанимателей-аристократов, но и крестьян-арендаторов, он гордился тем, что за всё время практики не инициировал ни одного судебного процесса. Такая линия поведения привела к острому конфликту с обслуживавшей феодалов судейской кастой, в результате чего Бабёф потерял работу и разорился.
«Интеллигент-самоучка, не вышедший из народа» — как интересно, хотя и не совсем точно сказал о нём в интернетной заметке некто Родион Саблин.
Из письма Дюбуа де Фоссе в июне 1786 г. (Бабёф Г., Сочинения, т. 1, М., Наука, 1975, стр. 98).
Пропаганда «аграрного закона» грозила смертной казнью (соответствующую статью провёл Дантон).
О пресловутом «деле о подлоге» не стоило бы подробно рассказывать, если бы эту тему не вытащили вновь в интернете несколько лет назад. «Подлога», по существу, не было, была добросовестная ошибка неопытного в канцелярских делах и доверчивого по своей природе человека. Бабёф после крушения монархии в 1792 году получил должность в администрации пикардийского дистрикта Мондидье. Его давние политические враги организовали грамотную провокацию: его попросили исправить акт о продаже, который, якобы, был оформлен неправильно, в результате чего крестьянин-арендатор лишился фермы. Спеша помочь небогатому крестьянину, Бабёф зачеркнул одну фамилию в документе, написал другую и скрепил поправку своей подписью. Три часа спустя он узнал, что был обманут — изначальный акт был оформлен правильно. Бабёф тут же составил декларацию, которой аннулировал свою поправку. Казалось бы, всё — инцидент исчерпан. Исправленный документ никому не успел навредить… кроме самого Бабёфа: на этом основании политические враги обвинили его в «подлоге с корыстной целью», причём на суде в провинции (для Бабёфа, к счастью, заочном) провокаторы были оправданы; тем самым снималось обвинение и с Бабёфа — раз не было подкупавших, не было и подкупленного! — однако суд приговорил его лишь одного к 6 часам у позорного столба и 20 годам каторжной тюрьмы. Потрясающий пример политической расправы. Этот эпизод был подробно освещён В. М. Далиным в его монографии (В. М. Далин. Гракх Бабёф накануне и во время Великой французской революции, М., изд. АН СССР, 1963, стр. 501–505) Тот факт, что в 21 веке, спустя более 200 лет после событий, буржуазные идеологи вновь пускают клевету в оборот, говорит о том, что значение Бабёфа, его политической биографии остаётся актуальным и в наши дни.
Всего за период 1790–1797 гг. Бабёф подвергался арестам шесть раз, но он, избрав целью своей жизни борьбу за освобождение тружеников от эксплуатации, прекрасно понимал, на что идёт — недаром ещё в январе 1791 г. в одном его частном письме появились такое строки: «…пока мне не отрежут правую руку, пока подлые палачи не вырвут мне язык… я буду выступать против угнетения и против угнетателей» (Г. Бабёф, Сочинения, т. 2, стр.163). «Подлые палачи» в конце концов отрубили ему сразу голову.
Известный пример: Сен-Жюст, посланный вместе с Леба комиссаром в Рейнскую армию, в Страсбурге провёл у богачей реквизицию обуви и одежды для раздетых и разутых солдат, в качестве принудительного займа для солдат и их семей получил с богатых порядка 10 миллионов франков.
Прозвище Робеспьера, вполне соответствующее действительности — он был абсолютно бескорыстен.
К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, 2-е изд. Т.37, стр.127.
Как вспоминал будущий участник «заговора равных» и его первый историк Филипп Буонарроти, «Тюрьмы Парижа, и в частности тюрьмы Плесси и Четырёх наций, являлись тогда очагами большого революционного брожения. Там встретились главные действующие лица заговора…» Ф. Буонарроти, «Заговор…»,Т. 1, стр. 127.
Конституция Французской Республики, принятая Национальным конвентом 24 июня 1793 г. Декларация прав человека и гражданина. Статья 1: «Целью общества является всеобщее счастье». Документы истории Великой французской революции, т. 1., изд Московского университета, 1990 г., стр. 216.
Думается, есть все основания говорить не только об узком заговоре, но и о движении, так как пропаганда бабувистов захватывала достаточно широкие слои трудящихся. Эту мысль проводит в своих работах и Г. Черткова, последний крупный советский историк бабувизма. Один из разделов в 4-м томе изданных В. Далиным Сочинений Бабёфа так и озаглавлен: «Движение во имя равенства».
Г. Бабёф, Сочинения, т.3, стр. 480.
Мишеля Лепеллетье де Сен-Фаржо, члена Конвента, ставшего первой жертвой белого террора — в январе 1793 г. его убил монархист за то, что он, будучи дворянином, подал голос за казнь короля. М. Лепеллетье был педагогом, он разработал смелый прогрессивный План национального воспитания (согласно которому дети богачей и бедняков с 7 до 12 лет должны были воспитываться вместе в интернатах за счёт налога на богатых); доклад об этом плане после смерти автора сделал в Конвенте Робеспьер, но осуществить его не удалось.
А. Собуль. Бабёф, бабувизм и «заговор во имя равенства». Вступ. статья в кн. Г. Бабёф, Сочинения, т.1, стр. 23.
См. его замечательное письмо Дюбуа де Фоссе от июня 1786 г. (Г. Бабёф., Соч., т.1., стр.79–83). Недаром его современница, основательница движения за равноправие женщин англичанка Мэри Уолстонкрафт, в период Великой французской революции приезжавшая во Францию и знакомая со многими выдающимися деятелями той эпохи, философами и политиками двух стран, — она именно Бабёфа, а не Кондорсе или Томаса Пэйна, и даже не своего мужа Уильяма Годвина, — именно Бабёфа назвала «самым выдающимся человеком, которого она когда-либо знала» («Французский ежегодник» 1968, М., Наука, 1970, стр. 306).
Два последних условия начала проводить в жизнь великая Парижская Коммуна 1871 года; нечто подобное — в частности, жилищные «уплотнения» — практиковалось и у нас после победы Великого Октября.
