Когда А. Регули начинал свою исследовательскую деятельность, перед ним со всей очевидностью встали две задачи: с помощью экспедиционных материалов получить достоверные свидетельства единства происхождения финно-угорских народов, или как он сам формулировал, «...дать окончательный ответ на вопрос, существует ли родство между финскими языками и венгерским, и в какой степени?», а также использовать собранные данные для выяснения вопроса о прародине венгров. И, хотя ему не было позволено судьбой стать ученым, нашедшим окончательный ответ на эти глобальные вопросы, своими трудами он направил в нужное русло поиски нового поколения венгерских финно-угроведов, которые начинали свой путь в науку, как правило, с расшифровки полевых текстов Регули. Отсутствие у него базового историко-филологического образования, безусловно, сказывалось на методике его полевой работы, создавая массу трудностей при последующей расшифровке собранных материалов, что имело место и при обработке его чрезвычайно ценных записей народной поэзии. Регули фиксировал тексты песен и сказаний со слуха, записывая их непрерывными строками, часто не отделяя предложения знаками препинания. Стараясь поспеть за информантами, он часто не вдавался в содержание, надеясь потом заняться корректурой и толкованием текстов. Используемая им языковая транскрипция, очевидно, изобретенная самим исследователем, использует обозначение звуков как немецкими, так и венгерскими буквами. Лишь кропотливый труд его последователей, комментаторов и интерпретаторов, позволил сделать достоянием научной общественности полевые собрания венгерского ученого.
Как уже отмечалось, первый опыт полевой работы Регули предпринял находясь у води в 1841 г., на пути в Санкт-Петербург. Один из последних результатов расшифровки его текстов был также связан с водью. В конце 1950-х финский этнограф и историограф С. Халтсонен получил от венгерских коллег водские рукописные материалы Регули, записанные в деревнях прихода Катила (русск. Котлы). Основным его информантом была местная сказительница Анна Иванова, или как ее именует Регули — Аннушка Ивановна из д. Рудья, работавшая впоследствии с такими известными фольклористами как Э. Лённрот и А. Альквист, и чьи песни вошли в один из томов монументального проекта «Старые руны финского народа». Записи образцов народной поэзии чередуются у Регули с краткими справками историко-статистического характера, например, перечислением зафиксированных им водских (или как он пишет «чудских») деревень Ямбургского уезда с указанием имен их владельцев — генералов Альбрехта и Притвица, графов Сиверса и Завадовского, что говорит о понимании исследователем взаимосвязи, существующей между поэтическим текстом и его историческим подтекстом.
Население водских деревень прихода, по подсчетам Регули, составляло примерно 1500 человек. Хотя, эта цифра не совсем согласуется с данными академика П.И. Кёппена, собиравшего статистические данные о води и других финно-язычных народах края, для своей этнографической карты Санкт-Петербургской губернии. Этому расхождению, наверное, не стоит придавать принципиального значения, так как объектом исследовательского интереса венгерского путешественника была не статистика, а фольклор и этнография. Часть из 72 водских свадебных и погребально-поминальных песен Регули снабжает немецким подстрочным переводом, понимая их с помощью ранее усвоенного финского языка и снабжая некоторые песни нотной записью. Рифмованные свадебные тексты предуведомляются им кратким этнографическим описанием обрядов сватовства, одаривания родственников жениха и невесты, мытья невесты в бане и её символического оплакивания. Далее автор подробно описывает свадебный наряд невесты, с указанием названий основных деталей на водском языке, а также описывает обряд замены девичьей шапочки «pääsie» на конусовидный головной убор замужней женщины, с указанием последующих трансформаций женского костюма вожанки.
Преждевременный уход из жизни А. Регули породил некоторую двойственность ожиданий венгерского научного сообщества относительно поиска родственных народов, с одной стороны, разочарованного в несбывшихся до конца надеждах, с другой — сохранившего интерес к загадкам его объемистых полевых собраний. Ситуацию до некоторой степени разрешили публикации мансийских текстов Регули, подготовленные П. Хунфалви. В 1859 г. вышли в свет «Вогульские сказания о творении», с образцами мансийской грамматики и лексики, а затем в 1864 г. появился обобщающий труд «Земля и народ вогулов», который, помимо собранных Регули текстов, включал в себя все доступные тогда Хунфалви историко-этнографические и географические сведения о манси. Особенно важной частью этой работы является заключительная глава, озаглавленная «Сравнение вогулов и мадьяров», представляющая собой попытку историко-лингвистического обоснования родства венгров с обско-угорскими народами. Преодолевая трудности с расшифровкой северо-хантыйских текстов Регули, вызванные нехваткой качественных лексико-грамматических публикаций, Хунфалви, тем не менее, подготовил учебно-методические материалы по этому диалекту, еще более укрепившее его мнение относительно родства. Данная позиция становится предпосылкой для последующего выделения угорских языков в особую подгруппу, не сливая их более воедино с языками финского происхождения. Хунфалви, используя опыт, полученный в ходе работы с материалами Регули и ведя большую научную переписку прежде всего с финскими и немецкими учеными-компаративистами, показал, что венгерский язык по всем своим признакам находится в ближайшем родстве с языками хантов и манси. Другим его успехом стало привлечение к работе над расшифровкой и систематизацией «регулианы» талантливого немецкого исследователя Й. Буденца, который, переехав в Венгрию, начал кропотливо заниматься изучением чувашских, марийских (горных и луговых) и мордовских (эрзя и мокша) записей Регули, причем марийская грамматика, марийский и мордовский словари Буденца на долгие годы станут образцовыми работами по финно-угристике. Примечательно, что Буденц, работая с полевыми записями предшественника, претерпел такую же трансформацию взглядов, подобно Хунфалви, первоначально считавшего, что венгерский язык и культура в целом может находить реальные параллели в алтайском (тюркском) этнолингвистическом сообществе. Доводы венгерских финно-угроведов оказались убедительнее замечательных по этнографической содержательности публикаций сторонников «тюркской линии», подкрепленных такими авторитетами как «хромой дервиш» — А. Вамбери, исходивший в начале 1860-х гг. огромные пространства Персии и Средней Азии, и чьи толкования Корана собирались послушать самые ортодоксальные ревнители веры.
С 1873 по 1881 гг. Й. Буденц вел работу над «Сравнительным венгерско-угорским словарем», внесшим большой вклад в победу «угорской партии», над сторонниками устаревшей тюркской теории происхождения венгров. Увлечение Буденца обско-угорским наследием Регули нашло выражение еще в том, что сам он, являясь в большей мере кабинетным ученым и университетским преподавателем, направил своего лучшего ученика Б. Мункачи по пути полевого исследователя. Мункачи, приобретший хороший экспедиционный опыт, работая в 1885-1886 гг. среди удмуртов, отправился в 1888 г. вместе с этнографом К. Папай к манси. Пройдя по деревням, охотничьим заимкам и кочевьям, где когда-то побывал Регули, Б. Мункачи своими фольклорными собраниями и этнографическими наблюдениями смог подобрать ключи к пониманию, ранее не доступных южно-мансийских записей основателя венгерского финно-угроведения. Осенью 1889 г. Б. Мункачи по итогам своей экспедиции сделал в высоком стиле доклад руководству Венгерской Академии Наук, отрывок из которого позволю себе привести:
«Особое волнение охватывает мою душу, высокоуважаемая Академия, сейчас, когда я перед
