Кингстона, в обеих группах имелись как католики, так и протестанты. Не многие шотландцы, ирландцы и англичане селились в тауншипах, где проживали только их соплеменники, но если так случалось, то они, скорее всего, находились среди людей, приехавших из самых разных частей своего отечества. Таким образом поселенцы знакомились с обычаями и мнениями, которые отличались от их собственных, и неизбежно их старые привычки начинали меняться. Кроме того, расчистка сотни акров земли от леса в Верхней Канаде требовала совсем других навыков, чем те, с помощью которых им надо было прокормить свои семьи, обрабатывая акр ирландской земли или выплачивая ренту английскому арендодателю. Большинство колонистов создавали похожие друг на друга фермы для удовлетворения собственных потребностей. Немногочисленные культуры выращивали в разных местах на продажу, но иногда огороды демонстрировали приверженность традиционным продуктам питания и вкусам. В домах стиль мебели, расцветка тканей и использование пространства подражали старой родине; то тут, то там фасады воспроизводили архитектурные идеи, перенесенные через Атлантику. Однако в целом условия жизни в Новом Свете смягчали остроту восприятия традиций. В Верхней Канаде в большей степени, чем в Приморских колониях, а там в большей степени, чем на острове Ньюфаундленд, сложное многообразие региональных говоров, верований и практик, столь характерных для Старого Света, исчезло в утилитарном сплаве присущих Северной Америке порядков, действительно сделавших колонии Новым Светом.
Рассмотрим четыре образа. Сначала рыбак. Это отважный, видавший виды человек, знакомый с ветрами, приливами и местными течениями, мастер на все руки, способный тяжким трудом вырывать свое пропитание у коварного моря. Образ рыбака получил широкую известность благодаря популярной песне: «Ise the bye who builds the boat / And ise the bye that sails her / Ise the bye who catches fishes / And takes them to Liza» («Я тот парень, кто строит лодку, / И я тот парень, кто смело вдаль на ней идет, / Я тот парень, кто ловит рыбу, / И Лизе весь улов домой везет») [222]. Следующий образ — торговец пушниной, «вояжёр», с мускулистыми руками, вольнолюбивый, красовавшийся в одеянии, подпоясанном ярким поясом, и в пестрой вязаной шапочке. Его жизнь — смесь опасности, тяжелого труда и духа товарищества. Либо, по словам «просоленного жителя Оркнейских островов [223]», «вояжёры» были прижимистыми и понятливыми людьми, но при этом им не хватало воображения и упорства, поскольку они спокойно мирились со своим статусом в иерархии в КГЗ. Третий образ — лесоруб, переселенец, который в зимние месяцы занимался рубкой «всякого рода древесины» в ущерб делам на собственной ферме, как считали некоторые; он необычный дровосек, который после многих месяцев уединенной жизни и очень опасной работы в лесу весной срывается в пьяный разгул, как считали другие. В любом варианте он «расточитель, склонный к злодейству и бродяжничеству», от которого более почтенным поселенцам рекомендовалось прятать своих дочерей. И наконец фермер, выносливый йомен [224], вся жизнь которого является «стремлением к безгрешности и умиротворению»; он ведет «свою родословную от библейских патриархов», и сама природа воздает ему должное. Фермер каждый вечер сидит у камина в своем уютном домике, восхищаясь добродетелью и счастьем своего семейства «под приятное и прибыльное жужжание прялки».
Эти общие представления о людях, населявших Британскую Северную Америку в ранние периоды ее истории, создают яркую картину тех экономических основ, на которых держались колонии. Разумеется, здесь существовали и иные способы заработать себе на жизнь. В небольших городках имелись свои лавочники, священники, сапожники, каретных дел мастера и т. д. В более крупных городах трудились юристы, купцы и предприниматели. И это без учета жизненно важных трудов женщин в городах и в сельской местности. Однако основными видами хозяйственной деятельности, поддерживавших экономику колоний, являлись именно рыболовство, пушной бизнес, рубка леса и фермерство. По терминологии экономистов, это были «базовые отрасли» Британской Северной Америки, и люди, занятые в них, считались узнаваемыми «канадскими» типажами. Впрочем, как большинство стереотипов, эти популярные представления наряду с крупицами истины содержали в себе много вымысла. Скорее они пригодны для создания легенд, нравоучительных басен и карикатур, чем для написания реалистических портретов. И то, что они остались в литературе, театре и в музеях, которые прославляют и воссоздают «более размеренные» колониальные времена, требует вдумчивых размышлений о той роли, которую эти виды деятельности, профессии играли в жизни наших предшественников.
«Кто видел хотя бы одного процветающего рыбака?»
В 1760–1780 гг. ньюфаундлендское рыболовство в основном было сезонным промыслом, управлявшимся из Европы. Во время Американской революции оно было разрушено вербовкой рыбаков в Британский флот и налетами каперов, поэтому при восстановлении промысла после 1783 г. на складах накопилось слишком много сушеной трески. Цены на нее упали, и купцы несли большие убытки. Последовала череда банкротств. С возобновлением войны между Британией и Францией в 1793 г. сезонный вылов рыбы сократился, а к 1800 г. население Ньюфаундленда в летний период на 90 % состояло из постоянных жителей острова, которые производили 95 % от общего экспорта местной трески. Один британский военно-морской офицер указал в докладе, что «из места рыболовного промысла остров внезапно стал превращаться в Колонию, где как-то незаметно очень большое количество Людей каждый год стало оставаться на Зиму, обзаведясь Домами, Землей и Семьями». Данное преображение быстро приняло долговременный характер за счет резкого увеличения доли приезжавших туда женщин с детьми.
Эти изменения произвели настоящий переворот в жизни Ньюфаундленда. Вплоть до конца 1770-х гг. рыболовный промысел был представлен тремя отчетливо выраженными социальными группами. Купцы, проживавшие в Британии или Ирландии, организовывали промысел, управляли складами на острове и поддерживали огромную сеть международных торговых связей. Лодочники (или поселенцы), местные жители или сезонные владели лодками и снастями для прибрежного лова и приобретали припасы у купцов, которым продавали свой улов. Третью группу составляли простые работники (как местные, так и сезонные). Они ловили рыбу для лодочников или для тех купцов, кто содержал собственные лодки на свои деньги. Но сокращающееся число работников по договору или сезонных рыбаков, а также рост цен на снасти и продукты питания (в этот период они удвоились, тогда как цена на рыбу выросла не более чем на 50 %) поставили лодочников в особо тяжелое положение. Все чаще и чаще они набирали команды из своей родни, тогда как их жены и дети занимались разделкой рыбы на берегу. Фактически лодочники спустились вниз по социальной лестнице, оказавшись на одной ступени с обычными рыбаками. Как только это произошло, они начали выращивать картофель и огородные культуры, содержать одну-двух свиней, охотиться и, возможно, собирать дикие фрукты и
