недавних пор США и осознав необходимость стимулировать заселение Верхней Канады, где доминировали американцы, предложило поощрять колонизацию Британской Северной Америки за счет оказания помощи квалифицированным работникам при переезде туда. В общей сложности примерно 6,5 тыс. демобилизованных солдат, безработных ткачей с их семьями из шотландских долин и католиков из некоторых беднейших районов Ирландии и других людей были переправлены через Атлантический океан и расселены на выделенных для них землях в Питерборо, Перте и по берегам реки Ридо в Верхней Канаде. Кое-кто называл эти усилия «вышвыриванием бедняков», однако в целом они были успешными, поскольку предоставляли для иммигранта шанс начать новую жизнь. Кроме того, благодарные отзывы тех, кто воспользовался такой возможностью, несомненно, способствовали дальнейшему росту эмиграции. Однако вместе с тем проекты помощи переселенцам требовали больших затрат и было решено их не продолжать.
Исполнение отдельных пунктов правительственной программы вскоре взяли на себя частные корпорации, которые стали заниматься колонизацией. Основанная в Англии в 1824 г. Канадская компания (the Canada Company) [220], например, приобрела почти 2,5 млн акров земли в Верхней Канаде, из которых более 1 млн акров примыкали к озеру Гурон. К 1830 г. 50 тыс. акров из этих земель были проданы, появилась маленькая уютная деревня Гуэлф, продолжалось строительство и в окрестностях Годрича. Несмотря на слухи о том, что служащие компании действовали бесцеремонно, и на заявление одного из самых колоритных ее наемных работников — Уильяма (Тигра) Данлопа насчет того, что компания игнорировала права поселенцев, по мнению многих, ее энергичная программа освоения территорий в значительной мере способствовала развитию Верхней Канады в 1830-е гг. Канадская компания имела своих представителей во всех крупных портах Британии и Ирландии, которые совместно с агентами других компаний, таких как Земельная компания Нью-Брансуика и Новой Шотландии или Британско-американская земельная компания, активно действовавшая в Восточных Тауншипах Квебека, распространяли географические карты, брошюры и рекламные объявления в большинстве крупных городов, в городках и деревнях Британии. В 1820— 1830-е гг. эта информация вдохновляла индивидов и целые семьи уезжать в Британскую Северную Америку.
В начале 1830-х гг. сельская Англия столкнулась с волнениями, которые получили название беспорядки «Капитана Свинга» [221]. Сельские батраки жгли амбары и ломали молотилки, требуя повышения оплаты труда и работы в зимний период. Под давлением беспорядков многие сельские приходы стали субсидировать эмиграцию как вид гуманитарной помощи самым бедным своим членам и безработным. Таким образом, в обе Канады приехало около 20 тыс. человек, прежде чем этот поток иссяк из-за того, что в самой Британии положение дел изменилось, а в обеих Канадах началось восстание 1837 г. Все эти локальные, спорадические, кратковременные и плохо документированные инициативы ускользали от внимания историков, пока Уэнди Камерон и Мэри Макдугалл Мод не изучили деятельность Петуортского эмиграционного комитета (Petworth Emigration Committee), который в 1832–1837 гг. переправил в Верхнюю Канаду более 1,8 тыс. человек из Суссекса и соседних графств на специально зафрахтованных кораблях. Исследователи пришли к выводу, что большинство из переселенцев, эмигрировавших по этой линии, хорошо приспособились, повысили свой жизненный уровень и внесли значительную лепту в развитие колонии. Куда менее ясным представляется вопрос, насколько их отъезд способствовал улучшению ситуации в приходах, которые они оставили. В целом, по всей видимости, усилия, приложенные Петуортским эмиграционным комитетом, и понесенные им расходы больше помогли Новому Свету, чем Старому.
Главное, о чем в данной связи не стоит забывать, — это мобильность британского населения. В начале XIX в. миллионы людей переезжали из одной деревни в другую, пересекали границы приходов, устремлялись в растущие города или отплывали на кораблях в колонии. Те, кто предпочитал покинуть родину, зачастую принимали это решение, а также выбирали место под влиянием брошюр, путеводителей и описаний, содержавших довольно однообразные увещевания и советы. Среди сотен изданий, зазывавших читателей в Британскую Северную Америку, были книжки Эндрю Пикена «Обе Канады, привлекательные в наши дни для предприятий переселенцев, колонистов и состоятельных людей» («The Canadas, as they at Present Commend Themselves to the Enterprize of Emigrants, Colonists and Capitalists») и Уильяма Кейттермоула «Эмиграция: преимущества эмиграции в Канаду» («Emigration: The Advantages of Emigration to Canada»). Агенты прочесывали районы, печально известные своим «лишним» населением, добавляя непосредственное общение с людьми к этим письменным предложениям. Переселенцы, уже оказавшиеся в колониях, высылали своим родственникам наличные деньги или оплаченные проездные билеты. Судовые агенты также объезжали сельские районы Британии, набирая пассажиров. Но пожалуй, самыми действенными были письма тех, кто, прибыв в колонии до 1820 г., сообщал о своих достижениях и о возможностях, предоставляемых новыми землями: «Строевого леса мы имеем в изобилии»; «у нас много хорошей пищи и грога…»; «Мальтуса здесь не поймут»; «Умоляю тебя, удержи Энтони в мукомольном деле <…> ибо таким способом здесь он сможет очень хорошо зарабатывать»; «перспективы, которые открываются перед тобой здесь, равны десяти к одному по сравнению с тем, что ожидает тебя на родине»; «Англию я люблю больше, чем Канаду, но в Англии слишком много народа, а здесь людей не хватает». Поскольку первопроходцы редко писали о трудностях, с которыми сталкивались, и о мучивших их сомнениях, их письма были убедительными. По сравнению с Британией новая страна предлагала высокие заработки, дешевую землю и хорошие перспективы. Поэтому десятки тысяч людей решались пересечь Атлантику. Они продавали фермы, собирали все свои скудные сбережения и начинали новую жизнь.
Формы, которые приобретала эта новая жизнь, частично зависели от того, где и когда она начиналась. В связи с тем, что рыбный промысел породил прочные связи между английскими портами и особыми поселениями на острове Ньюфаундленд, эмигранты из Сомерсета имели склонность скапливаться в заливе Тринити-Бей, а переселенцы из Девона — в заливе Консепшн-Бей. Таким же образом ирландцы тяготели к Сент-Джонсу и к южным районам полуострова Авалон. Поскольку большинство из них прежде проживали всего лишь в нескольких приходах на юго-западе Англии и на юго-востоке Ирландии, вновь прибывавшие, скорее всего, с большой долей вероятности оказывались среди людей, близких им по воспитанию и образу жизни. Их общественные нормы, верования, даже привычные для них говор и манера исполнять песни не сильно отличались от тех, с которыми они сталкивались на новом месте. И эти особенности сохранялись. Конечно, на острове Ньюфаундленд, изолированные и относительно удаленные друг от друга селения которого приняли мало пришельцев с середины XIX в., все эти особые черты дожили до XX в.
В Верхней Канаде, напротив, нормой стало смешение. Хотя шотландцы предпочитали совместное проживание на определенных территориях, а ирландцы, составлявшие большинство среди тех, кто приплывал после 1815 г., обычно заселяли менее плодородные земли позади уже занятых участков на береговой линии озера Онтарио к северу и востоку от
