По мнению Люшкова, что касается ситуации в Красной Армии в Сибири, влияние группы «анти» было велико, а среди военных царило скрытое недовольство (Кукс-2 73).
Возможно, наибольший интерес для историков СССР в общем, а также для нашего настоящего исследования представляет представленная Люшковым общая схема различных заговоров, которые существовали среди советских военных.
В Советских вооруженных силах существовали элементы, враждебные строю, всецело враждебные Сталину, но лелеющие разные цели. Одна группа военачальников была искренне предана Троцкому. Например, В.К.Путна, В. М. Примаков и другие работали на него. Другая группа советских военачальников польского, немецкого, латышского происхождения и из других подобных национальных меньшинств были разочарованы ходом построения коммунизма и обрели вновь исторические чувства, например А.И.Корк и Р.П.Эйдеман. Еще одна группа военачальников ранее служила в царской армии, поддерживала военный путч и была готова сотрудничать с любыми другими группами, например Тухачевский, И.П.Уборевич, Н.Д.Каширин, В.М.Орлов и др. Другие, враждебные режиму и готовые работать в оппозиции, включали Гамарника, И.Э.Якира, Сангурского, Аронштама, П.Е.Дыбенко, Н.В.Куйбышева, И.П.Белова и М.К.Левандовского (Кукс-2 85).
Следующий рассказ показывает сходство в описании различных групп военных заговорщиков, о котором сообщил Ежов после его ареста на допросе от 26 апреля 1939 г.:
Через три-четыре дня ЕГОРОВ вновь зашел ко мне и в этот раз подробно рассказал о существовании в РККА группы заговорщиков, состоящей из крупных военных работников и возглавляемой им — ЕГОРОВЫМ.
ЕГОРОВ далее назвал мне в качестве участников возглавляемой им заговорщической группы: БУДЕННОГО, ДЫБЕНКО, ШАПОШНИКОВА, КАШИРИНА, ФЕДЬКО, командующего Забайкальским военным округом, и ряд других крупных командиров, фамилии которых я вспомню и назову дополнительно. Дальше ЕГОРОВ сказал, что в РККА существуют еще две конкурирующие между собой группы: троцкистская группа ГАМАРНИКА, ЯКИРА и УБОРЕВИЧА и офицерско-бонапартистская группа ТУХАЧЕВСКОГО (Лубянка 1939–1946 61)[129].
Ежов назвал группу Гамарника-Якира «троцкистской». Путна и Примаков были тесно связаны с Троцким в 1920-е годы. «Бонапартистская» группа по определению Ежова, возглавляемая Тухачевским, соответствует группе, которая, по словам Люшкова, состояла из царских офицеров и «поддерживала военный путч». Интерес также представляет то, что оба называли маршала Семена Буденного заговорщиком. Люшков сообщил японцам следующее:
Что происходило с Блюхером, происходило с другими военачальниками, стоявшими во главе армии. Так, неприятности у маршала С.М.Буденного были вызваны его заигрываниями с разными заговорщиками (Кукс-2 85).
В этой второй статье Кукс подтверждает, что Люшков работал «над антисталинской стратегией и пропагандой» в конце 1938 г. (Кукс-2 92).
Важность показаний Люшкова
Лено правильно замечает, что Люшков располагал ценной конфиденциальной информацией по расследованию убийства Кирова. Он мог добавить: по расследованию дел Зиновьева и Каменева, а также по Дальневосточному краю. Лено также пишет:
Более того, Люшков дал свои показания после Второй мировой войны. Японские офицеры, работавшие с Люшковым, показали, что он боялся покушения на убийство со стороны СССР) (Л 687).
Лено также использует важные статьи Кукса, на которые он неоднократно ссылается (687 и 808? №№ 11, 13, 16, 17 и 18). Лено правильно подчеркивает, что показания Люшкова об операциях НКВД согласуются с другими источниками; что он рассказал правду о своей конфиденциальной встрече со Сталиным; что оценка Люшкова количества арестов и казней совпадает с тем, что раскрыли недавние исследования (Л 687–688).
Однако Лено не упоминает важную информацию в статье Кукса, которую я представил в общих чертах выше. Подведем итог:
• Кукс продемонстрировал, что существуют большие противоречия между тем, что говорил Люшков на пресс-конференции и в опубликованных статьях, и тем, что он рассказал японцам неофициально;
• Люшков проинформировал японцев, что действительно существовали и были широко распространены в СССР реальные заговоры;
• Кукс подчеркнул, что Люшков недвусмысленно работал на японскую военную пропаганду;
• Люшков обвинил многих военных деятелей, которых судили и казнили, в заговорщической деятельности;
• Люшков однозначно обвинил Рыкова. Он рассказывал японцам:
Долгое время Дерибас поддерживал связь с Рыковым и был «скрытым соучастником заговора» последнего (Кукс-1 156).
Блюхер рассказал Гулину, что до снятия Рыкова тот связывался с ним и часто писал, что «правое крыло» желает видеть его во главе вооруженных сил страны (Кукс-1 158).
Эти заявления определенно в целом согласуются с показаниями на мартовском 1938 г. Московском процессе, на котором
Рыков был обвиняемым. Рыков, Бухарин и другие дали на нем показания о своих контактах с заговорщиками в Сибири.
У нас также есть несколько подборок допросов Блюхера в 1938 г. В записи допроса от 6 ноября 1938 г. Блюхер недвусмысленно упоминает о письме от Рыкова, в котором более-менее точно говорилось то, что сказал Люшков.
Мое вступление в связь с «правыми» произошло в 1930 году… Эти же мои политические колебания и неустойчивость, ставшие известными Рыкову, позволили Рыкову в 1930 году написать мне антипартийное и антисоветское письмо, которое я от партии скрыл, в котором говорилось о его желании видеть меня во главе вооруженных сил… (курсив мой. — Г.Ф.)[130].
Это совпадает с рассказом Кукса о словах Люшкова, переданных ему японским информаторами и уже приведенных выше:
Блюхер рассказал Гулину, что до снятия Рыкова тот связывался с ним и часто писал, что «правое крыло» желает видеть его во главе вооруженных сил страны (курсив мой. — Г.Ф.) (Кукс-1 158).
Другие фрагменты допросов Блюхера обвиняют Дерибаса, Лаврентьева, Покуса, Аронштама и других лиц, которые также назывались Люшковым, как участники военного заговора на Дальнем Востоке. Заявления Люшкова японцам подтверждают их и, таким образом, опровергают мнение, что эти утверждения были ложными, результатами пыток, угроз или просто фабрикацией НКВД.
Опровержение Лено
Лено писал, что показания Люшкова «являются фактически самыми важными в этом деле» (Л 687). Теперь мы видим, что утверждение Лено, в том смысле, в каком он подразумевал его, ложно — что касается заявлений Люшкова на пресс-конференции в июле 1938 г. и его статьи в «Кайдзо» в апреле 1939 г.
По иронии судьбы утверждение Лено истинно в том смысле, который никогда не подразумевал Лено. Ибо сведения, которые сообщил Л юшков неофициально японским военным о заговорах, были на самом деле даны «за пределами Советского Союза, без диктата партийной линии и под защитой японской военной полиции», как заявил Лено.
Возможно, кто-то будет возражать против этого вывода по следующим причинам:
«Мы знаем, что Люшков лгал, когда заявил на страницах 118–119 своей статьи в «Кайдзо», процитированной выше, что «никакого заговора не существовало и не могло существовать». Нам это известно, так как он конфиденциально информировал японцев, что на самом деле существовали серьезные заговоры. Поэтому мы знаем, что Люшков лгал о тех заговорах, о которых он рассказал японцам.
Однако Кукс не приводит ни одного доказательства, что Люшков разговаривал с японцами неофициально об убийстве Кирова. Кукс лишь свидетельствует о том, что Люшков высказался публично об убийстве Кирова, а публично он сказал, что это было сфабрикованное дело и что был виновен лишь Николаев (и в качестве соучастника, возможно, Шатский).
Ни один лжец не лжет все время. Любой опытный лжец должен смешивать явную ложь с некой толикой правды, чтобы ложь была правдоподобной.
Поэтому, возможно, что Люшков, когда лгал об остальных заговорах, говорил правду об убийстве Кирова, уверяя, что это было сфабрикованное дело, хотя остальные заговоры, которые он также называл сфабрикованными делами, на самом деле таковыми не были».
На такое возражение я бы ответил следующим образом: принцип логики и историографии заключается в том, что нельзя сделать вывод ex silentio (из умолчания) — в данном случае из умолчания Люшкова[131]. Тот факт, что, по сведениям Кукса (и нашим), Люшков не рассказал японцам конфиденциально, что подсудимые по делу Кирова (кроме Николаева и Шатского) были ложно обвинены, не позволяет нам ничего сказать о том, что он, возможно, сказал им.
Легко представить, почему он, скорее всего, не обсуждал эту тему с японцами. Они были военными людьми, а не историками. Их жизненно важным интересом были движения оппозиции против сталинского режима и особенно среди военных. Их мало заинтересовали бы чисто гражданские заговоры, которые имели место несколько лет назад. Поэтому либо Люшков не рассказал им неофициально об убийстве Кирова, либо они не обратили на это особого внимания и не помнили об этом, когда разговаривали с Куксом много лет спустя.
