степени интеграции немецкого общества в предвоенный и военный период. Автор трактует нацистский режим как «диктатуру услужливости» по отношению к подавляющему большинству немцев. Гитлер и его приспешники «каждый день покупали их открытую поддержку или по меньшей мере равнодушие» [1051]. Программа «национального социализма» была не только пропагандистским лозунгом, во многом ее реализовывали на практике.
Али убежден, что «криминальная энергия» нацистского рейха имела воплощением «симбиоз народного государства и преступлений» [1052]. Нацистская идеология, подчеркивая различия вне нации, смягчала классовые различия внутри германского государства, обеспечивая миллионам немцев «спокойное существование и спокойную совесть» [1053]. На основании многочисленных неопровержимых архивных документов автор утверждает: «Гитлеру удавалось вновь и вновь расширять базу согласия далеко за границы сторонников партии или ее избирателей» [1054].
Страх перед повторением ситуации 1918 г., перед военным поражением, голодом, революцией, последующей инфляцией вынуждал диктатуру обеспечивать немцам «безбедное существование, не связанное с личной ответственностью за преступления, но возможное при условии извлечения выгод из массовых преступлений». «Именно эта констелляция, — делает вывод Али, — определила как отсутствие значительного внутреннего сопротивления режиму, так и отсутствие у немцев позднейшего чувства вины» [1055].
Имущество депортированных и обреченных на смерть евреев аккуратно распродавалось по дешевке или распределялось под контролем местных партийных бонз. «Холокост, — заключает Али, — остается непонятым, если он не анализируется как самое последовательное массовое убийство с целью грабежа в современной истории» [1056].
«Генеральный план “Ост”», разработка которого началась задолго до 22 июня 1941 г., предусматривал «вытеснение» из европейской части СССР «в сторону Сибири» до 50 млн славян, место которых должны были занять немецкие колонисты. Вывоз продовольствия с оккупированных территорий СССР означал голодную смерть для десятков миллионов местных жителей. В декабре 1942 г. была издана директива о создании в Южной России «голодной зоны глубиной от 800 до тысячи километров». Гаулейтер Украины Кох указывал в августе 1942 г.: «Снабжение населения Украины не имеет никакого значения». Вывод Али гласит: «Гитлер поддерживал среднестатистического арийца за счет подрыва жизненных основ граждан других стран… В высшей степени бесчеловечный оккупационный режим на территории Советского Союза, нацеленный на голод, нищету и смерть, был подчинен задачам будущего повышения жизненного стандарта немцев» [1057].
Особое внимание Али уделяет беспощадной эксплуатации насильно угнанных в Германию рабочих. Заработанные остарбайтерами деньги якобы переводились на счета филиалов немецких банков и могли быть получены только после победы Германии в войне. Это были, по подсчетам автора, 13 млрд рейхсмарок или млрд евро [1058].
Перефразируя слова Макса Хоркхаймера «молчащий о капитализме не должен рассуждать о фашизме», Али завершает книгу собственной максимой: «Тот, кто не желает говорить о выгодах миллионов простых немцев, пусть молчит о национал-социализме и Холокосте» [1059].
Выводы Гётца Али вскоре нашли убедительное подтверждение: в 2009–2011 гг. были опубликованы (сначала фрагменты, а затем и полный текст) дневники скромного судейского чиновника Фридриха Келльнера (1885–1970) [1060]. Он работал в Майнце на должности инспектора административного суда. За несколько дней до захвата власти нацистами Келльнер был переведен на новое место службы в заштатный провинциальный городок Лаубах (земля Гессен), где ничего не знали о его прежнем членстве в социал-демократической партии. Он ничем не выделялся из чиновничьей среды низшего и среднего ранга, исправно выполняя возложенные на него функции. Нацистские преследования обошли его стороной. Но с осени 1938 г. по май 1945 г. он день за днем аккуратным старомодным почерком вел записи в дневнике, пряча их (сохранилось 10 заполненных конторских книг большого формата) в надежном месте. Рукописи хранились в семье Келльнера, после его смерти несколько раз предлагались издателям, но не вызвали с их стороны никакого интереса. И только когда исследование проблематики Третьего рейха вышло в ФРГ на новый уровень, вопрос о публикации был решен.
У Келльнера не было других источников информации, кроме наблюдения за повседневной жизнью городка и внимательного изучения нацистской (по преимуществу местной) прессы. В дневнике нет упоминаний о передачах иностранного радио. Но Келльнер подробно фиксирует происходивший на глазах равнодушных соседей разгром городской синагоги, депортацию евреев Лаубаха на верную смерть в концлагеря, отправку в газовые камеры душевнобольных и инвалидов, преступления вермахта на территориях Польши и Советского Союза… «Записи Келльнера, — указывала газета «Süddeutsche Zeitung», — доказывают то, что столь часто опровергается: у каждого, кто жил в Германии в 1939–1945 гг., была возможность узнать о том, что происходит, как в действительности развиваются военные действия. И никто не мог “ничего не знать” о преступлениях нацистской системы, включая уничтожение евреев» [1061].
Уже поэтому ценность дневников Келльнера можно было бы оценить достаточно высоко. Но незаметный чиновник юридического ведомства выступил в роли серьезного аналитика и гневного обвинителя нацистского рейха. Предметом его мучений было то, что большинство немцев безгласно поддерживало режим. Он нередко задумывался о том, какой будет Германия после неминуемого краха преступного режима. Он рассчитывал на то, что его дневник окажется полезным в будущем.
На первой странице дневника (26 сентября 1938 г., канун Мюнхенского сговора) написано: «Смысл моих записей состоит в том, чтобы зафиксировать нынешние настроения вокруг меня для того, чтобы в будущем не возник соблазн изобразить это время как “героическое”», и через год с небольшим (30 июня 1939 г.): «Моя цель — передать потомкам подлинную картину действительности». Что касается «картины духовного состояния немецкого народа», то она представала абсолютно безрадостной: «Вот судьба моей бедной, достойной сожаления родины: лучшие люди живут как отшельники, у власти находятся подлые, грубые палачи»; «Я вынужден констатировать, что примитивность мышления немецкого народа достигла той точки, которую трудно превзойти… В мозгах — сплошной туман и сплошная тьма». После нападения нацистов на Советский Союз Келльнер нашел в глубине души столь редкие для тогдашних немцев горькие и справедливые слова: «Эти преступления никогда не смогут быть стертыми из памяти»; «Их невозможно вычеркнуть из истории человечества. Наше правительство убийц навек осквернило имя Германии». Каким должен быть грядущий суд над преступниками и их пособниками? Выводы Келльнера радикальны: «Не существует наказания, которого достойны эти нацистские бестии… 99 процентов немецкого населения прямо или косвенно виновны в сегодняшнем состоянии дел». Заслуживает особого внимания его предостережение: «В особенности надо следить за тем, чтобы эти бандиты не уподобились хамелеонам и мгновенно не поменяли цвет своей кожи». Какой будет послевоенная Германия (запись от 10 апреля 1945 г.): Келльнер высказывает обоснованные сомнения: «Сможет ли немецкий народ по собственной инициативе создать новое государство — свободное от сумасшедших идей? В этом отношении я не очень-то оптимистичен… Мозги людей полны
