Богатые награды получил также и принц Кобургский.
Рымникская победа не принудила турок к миру. Война продолжалась. После Рымника Суворов стоял в Берладе, где занимался обучением войска. Поздней осенью 1790 года он получил приказ от Потемкина, во что бы то ни стало, взять турецкую крепость Измаил. Это была одна из сильнейших крепостей того времени не только у турок, но и во всей Европе. Расположенный при истоке Дуная, Измаил считался неприступной твердыней. Его крепостной вал тянулся на 6 верст, при высоте до 4 сажен; глубина рвов доходила также до 4 сажен при шестисаженной ширине. Со стороны Дуная крепость была защищена каменною стеною. Гарнизон Измаила состоял из сорока тысяч человек, при 250 пушках. Взятие этой крепости, несомненно, должно было ускорить переговоры о мире, которого с нетерпением ждала Россия, истомленная продолжительной войной.
Чтобы судить о трудности дела, которое предстояло совершить Суворову, достаточно указать на то, что в распоряжении полководца находилось лишь двадцать восемь тысяч человек войска, изнуренного недостатком жизненных припасов, ослабленного болезнями, усилившимися с наступлением осени.
Сборы Суворова были непродолжительны: второго декабря он был уже под Измаилом и делал приготовления к приступу. На военном совете крепость решено было взять штурмом. Мигом закипела работа во всех частях войска: где насыпали окопы для батарей, где заготовляли штурмовые лестницы и фашины [4]. Когда все было готово, Суворов послал письмо к сераскиру (начальнику крепости) с предложением сдать Измаил без боя.
„Скорее небо упадет на землю, и Дунай потечет кверху, нежели я сдам Измаил“, — отвечал гордый сераскир.
Дальнейшие переговоры были бесполезны. Штурм крепости был назначен на 11 декабря.
Накануне Суворов собрал из каждого полка лучших старых служак и говорил им о важности предстоящего дела. Его слова воодушивили солдат, безгранично любивших своего предводителя. Все с нетерпением ожидали начала штурма. Наступила ночь с 10 на 11 декабря. В лагере русских была торжественная тишина, хотя едва ли кто спал в эту последнюю для многих ночь. В воздухе свежело, мороз затянул жидкую грязь, что значительно облегчало движение войска.
В три часа ночи взлетела первая ракета, тысячью искр осветившая темное пространство. Все взялись за оружие. Через час взвилась новая ракета, и войска построились в боевой порядок. Еще раз Суворов объехал войска, всюду делая наставления и распоряжения. В пять часов пустили третью ракету, и колонны двинулись на штурм.
Картина страшной, ужасной резни, которая происходила перед стенами и на стенах Измаила не поддается описанию. Это было нечто невероятное. Сам Суворов говорил впоследствии, что только раз в жизни можно предпринять такой штурм. Несмотря на убийственный турецкий огонь, русские неустрашимо взбирались на вал, переходили рвы, лезли на стены. В одном месте офицеры целого отряда были перебиты, люди пришли в замешательство; минута была критическая, но среди колебавшихся явился полковой священник с крестом в руке и повел их вперед.
В другом месте отрядом командовал Кутузов (впоследствии герой отечественной войны); его небольшой отряд быстро редел под градом неприятельских пуль; Кутузов послал к Суворову за помощью и велел сказать при этом, что он не в силах идти дальше. Суворов отправил к нему на помощь двести человек и поздравил с званием коменданта крепости Измаила. Это так воодушевило Кутузова и его отряд, что уже больше никто не думал об отступлении.
Штурм продолжался три часа; в 8 часов утра крепостные стены все уже были в руках русских, но сражение далеко еще не кончилось, так как турки проявляли изумительную стойкость: приходилось брать с боя каждую улицу, каждый дом, каждую площадь, каждую мечеть. Даже женщины с оружием в руках отстаивали каждый клочок земли.
К 4 часам дня бой, наконец, кончился. Двадцать шесть тысяч турок, во главе с сераскиром, сложили свои головы, отстаивая грозный Измаил. Русских пало более восьми тысяч.
В кратких, но сильных выражениях сообщал Суворов о взятии Измаила. Императрице он писал: «Гордый Измаил у ног Вашего Величества!» Потемкину: „Не бывало крепости крепче, не бывало обороны отчаяннее Измаила, но Измаил взят. Поздравляю В. С.“.
Шесть дней потом очищали город от трупов убитых. Войска получили богатую добычу: одних лошадей было взято более десяти тысяч голов; драгоценностей — более чем на миллион рублей и несметное множество боевых и харчевых припасов.
Дело, совершенное Суворовым, было беспримерно в военных летописях. Имя героя стояло теперь выше всех его современников.
Живший в то время поэт Державин воспел взятие Измаила в особой оде. Вот отрывок из неё:
„Везувий пламень изрыгает.
Столп огненный во тьме стоит,
Багрово зарево зияет,
Дым черный клубом вверх летит;
Бледнеет понт, ревет гром ярый.
Ударам вслед гремят удары,
Дрожит земля, дождь искр течет,
Клокочут реки рдяной лавы.
О, Росс! Таков твой образ славы,
Что зрел под Измаилом свет!.."
Во время взятия Измаила Потемкин жил в Яссах. Для Суворова он велел приготовить пышную встречу. Но измаильский герой, избегавший роскоши, приехал в Яссы ночью в простой повозке. Потемкин встретил Александра Васильевича на лестнице, восторженно обнял его и поцеловал, говоря:
— Чем могу вознаградить вас, Александр Васильевич, за ваши заслуги?
— Помилуй Бог, ваша светлость! — отвечал Суворов. — Я не купец и не торговаться с вами приехал. Вознаградить же меня могут только Бог и императрица.
Нечего и говорить, как эти слова оскорбили гордого временщика. Отношения его к Суворову сразу изменились, и они расстались холодно.
Любимец императрицы, Потемкин имел громадное влияние при дворе. Он воспользовался своим положением, чтобы отомстить Суворову за его прямой и искренний ответ. Александр Васильевич был тотчас же отозван с театра военных действий в Петербург, и здесь, вместо фельдмаршальства, которое он вполне заслужил, его зачислили лишь подполковником в Преображенский полк, где сама императрица числилась полковником. Кроме этого, Суворову был пожалован орден Георгия 3 степени, для возложения, по его усмотрению, на достойнейшего.
Зато неисчислимые милости посыпались на Потемкина. Все успехи военных действий приписывались ему одному, для него велено было воздвигнуть особый дворец, перед которым должен быть поставлен памятник Потемкину; наконец, ему был пожалован фельдмаршальский мундир, обшитый бриллиантами.
В ознаменование славных побед, Потемкин, по возвращении своем в Петербург, устроил в Таврическом дворце неслыханный по своей роскоши пир. Вся столичная знать была налицо; не было только самого главного виновника побед над турками — Александра Васильевича Суворова. По желанию Потемкина, он, за три дня до бала, был послан в Финляндию, чтобы осмотреть шведскую границу. Тяжелое чувство переживал герой Измаила, видя такую явную несправедливость к себе!
В 1791 году окончилась война с турками. Мир был подписан 29 декабря. Потемкин прожил после этого несколько месяцев. Он умер по дороге в свой любимый город Николаев, куда поехал, чувствуя приближение смерти.
«Се человек, се образ мирских сует; беги от них, мудрый!» — писал Суворов, получив известие о смерти Потемкина.
Осмотрев шведскую границу и составив план укрепления её, Суворов прибыл в Петербург с докладом к государыне. Императрица одобрила предположения Суворова и назначила его строителем крепостей и командующим финляндскими войсками. Он деятельно принялся за выполнение данного ему поручения, но в то же время сильно скучал: мирная деятельность была ему не по натуре.
Тяжесть его положения еще более усиливалась тем, что приходилось вести постоянную и упорную борьбу с многочисленными завистниками и врагами. А последних было у нашего героя не мало. Его прямой и открытый характер, его честный образ действий вызывали всегда неудовольствие среди тех, кто пробивал себе дорогу в жизни не трудом и знаниями, а лестью, хитростью, родовитостью и т. п. средствами, к которым прибегают души низкие и личности незначительные по своим дарованиям.
Два года работал Суворов в Финляндии и много уже успел сделать и по укреплению границы и по приведению в порядок воинских дел; но недоброжелатели окончательно измучили его своими интригами и сплетнями. Александр Васильевич стал усиленно просить императрицу о переводе его или в Польшу, или на юг, во вновь завоеванные области.
Желание героя исполнили: его назначили в Херсон, где он должен был заняться также укреплением границ и приведением войска в боевой порядок. На юге Суворову жилось лучше; здесь он скучал меньше, хотя все-таки мирная деятельность не удовлетворяла его.
