Однако тогда, в 17 году до н.э., Ирод этого не подозревал. Он посетил Рим для встречи с Августом, намереваясь забрать сыновей в Иерусалим. Это было его вторым посещением столицы мира после 40 года до н.э. Он, несомненно, искренне уважал римлян за их умению решать сложные вопросы управления мировой империей, военной организации, их инженерное искусство и трезвую коммерческую хватку. Однако, также несомненно, что глубоко ценивший эллинистическую культуру, он все же считал римлян в сущности грубоватыми мужланами, неспособными в полной мере на истинное понимание эллинской поэзии, философии и художественного творчества. Чего стоят только их грубые удовольствия вроде публичного зрелища убийства мужчин, женщин на аренах амфитеатров и цирков. С другой стороны, как иудей он не мог принять недоступность их пониманию Единого Бога, призвавшего в Священном Писании соблюдать 10 заповедей Моисея. Но при этом он, конечно, искренне уважал императора Августа, разумно управлявшего делами огромного государства, и не мог не оценить того, как за годы его правления Рим из «кирпичного» превращался в «мраморный», то есть украшался великолепными сооружениями храмов, цирков, театров, дворцов, водопроводов и рынков, хотя иногда им явно не хватало вкуса эллинских зодчих.
Не сохранилось сведений о встречах Ирода с представителями местной еврейской общины, населявшей район города, расположенный за Тибром. При покровительстве Августа, продолжавшего политику Цезаря, её численность уже достигла по некоторым оценкам 40 000 человек. Судя по греческим именам и надписям на сохранившихся надгробиях, это в основном были выходцы с эллинизированного востока империи{244}. Нет оснований сомневаться, что такие встречи имели место, поскольку Ирод явно покровительствовал общине, что показывает наличие в Риме двух синагог, посвященных иудейскому царю. О том, что римские евреи хорошо знали Ирода и его сыновей от Мариамны, свидетельствует появление в Риме, уже после их гибели и смерти самого Ирода некоего иудея, выдававшего себя за чудесно спасшегося Александра. Этот лже-Александр, внешне похожий на принца, сумел даже обмануть хорошо его помнивших римских иудеев. Как сообщает Иосиф Флавий, «к нему отнеслись как к царю и особенно примкнули к нему те, кто был расположен к Ироду и дружен с ним» (ИД. Т. 2. С. 283). Отсюда можно заключить, что римские иудеи считали Александра любимым сыном и наследником иудейского царя, что могло соответствовать положению в 17 году до н.э., когда они с почтением встречали Ирода с сыновьями, возможно даже, в одной из двух вышеупомянутых синагог.
Посещение Рима Иродом совпало со временем особо торжественных Секулярных[5] игр, установленных Августом, и сам император встретил иудейского царя тепло, как друга. Несомненно, юноши, унаследовавшие красоту и аристократический облик матери, вызвали самые трогательные чувства отца, и сыновья Мариамны заняли почётное положение в Иерусалиме. Казалось, всё свидетельствовало об окончательном примирении Ирода с Хасмонейской династией и посрамило тех, кто стремился ликвидировать влияние Хасмонеев. Молодым людям было тогда примерно 17 или 18 лет — возраст зрелости по римским понятиям, и Ирод нашёл им подходящих для его будущих наследников жён. Самому старшему и явно более способному Александру он выбрал Глафиру (греч. «утонченная, изящная, искусная») — дочь царя расположенного в Малой Азии вассального Риму царства Каппадокия Архелая. Такой выбор, несомненно, отражал стремление Ирода предусмотрительно завязать для будущего наследника весьма полезные династические семейные связи с представителями провинциальной знати. Таким образом Александр сразу же повысил свой престиж и приобрел поддержку за пределами Иудеи. Показательно, что ничего не говорится об обращении Глафиры в иудаизм, в то время как для замужества Саломеи Ирод выдвинул для жениха это условие. Очевидно, тогда еще действал патрилинейный принцип определения принадлежности к еврейству. Второго сына Аристобула Ирод женил на Беренике — дочери своей сестры, явно желая таким образом окончательно закрепить объединение двух династий — Ирода и Хасмонеев.
Но, как показали последующие события, все надежды и расчёты царя оказались тщетными. Конфликты назревали исподволь в течение двух лет, когда Ирод занимался важными государственными делами, связанными с упомянутым ранее посещением Агриппой Иудеи, экспедицией в Чёрное море, посещением различных городов Малой Азии. При описании этих важных дел мы не видим его сыновей среди его деятельных помощников. Но с другой стороны, они, как пишет Иосиф Флавий, были вовлечены в острые семейных конфликты, во многом вызванные их воспитанием в кругу римской «золотой молодежи». Судя по источникам, на которых основывается Иосиф Флавий, братья сразу же показали себя высокомерными, надменными, несдержанными на язык и думающими только о будущем царском венце. Они открыто выражали презрение к своим, по их мнению, низкого происхождения родствееникам царя, причём в этом особую роль играли их брачные союзы. Жена Александра Глафира с презрением смотрела на сестру царя Саломею и её дочь Беренику, потому что сама она по линии отца происходила от Темена (потомка Геракла), а по линии матери от персидского царя Дария (сына Гистаспа). Деверь Глафиры Аристобул разделял её взгляды, и в присутствии жены жаловался на то, что в то время как брат женат на царской дочери, ему досталась простолюдинка. Более того, Александр и Аристобул с открытым презрением относились к другим жёнам царя и их сыновьям. Они открыто предсказывали, что, по их воцарении, они отправят своих мачех к ткацким станкам, а их сводные братья станут деревенскими писарями. При этом они открыто сожалели о гибели своей матери, хотя они были слишком малы (примерно несколько лет) к моменту её гибели. Они даже угрожали, то женщин, осмелившихся надеть облачения их матери, они прикажут облечь в мешки и бросят в темницы, чтобы они не видали солнечного света. (ИД. Т. 2. С. 212–213). Естественно, что все это прежде всего глубоко оскорбленная Береника в слезах немедленно передавала Саломее.
Надо сказать, что сестра Ирода, принимавшая активное участие в истории гибели матери принцев, сразу же была настроена против возвышения братом Александра и Аристобула и немедленно использовала откровения братьев в борьбе против них. Её задача облегчалась тем, что у них надменность сочеталась с полным непониманием людей и неспособностью отличить истинных друзей от врагов. Они доверяли каждому, кто представлялся им в качестве друга. Поэтому они оказались беспомощны в противостоянии интригам их противников, которые могли использовать окольные пути. Естественно, что искусная интриганка Саломея доносила брату всё услышанное от Береники, добавляя, конечно, многое от себя. Помимо этого, до царя доходили сведения от других придворных, слышавших неосторожные высказывания братьев. Союзником Саломеи в этом деле тогда был её и царя брат Ферора, начавший мечтать о троне. Они стали убеждать Ирода, что ему угрожает реальная опасность со стороны сыновей Мариамны, явно стремящихся отомстить ему за смерть матери и при этом готовых с помощью тестя Александра Архелая обратиться в Рим к императору с жалобами на отца. Все эти сведения выглядели достаточно правдоподобно, поскольку царь это же слышал и от других придворных. Здесь рассказ Иосифа Флавия достигает уже уровня хорошего психологического романа: «Дело в том, что, несмотря на дарованные Господом Богом и превосходившие всякие ожидания внешние успехи, он (Ирод) в домашней жизни был невыразимо несчастен и рознь эта доходила до таких пределов, что никто себе не мог этого представить; вместе с тем он не знал, не отдать ли ему все внешние свои успехи за устранение зол в домашней среде и не лучше ли будет избавиться от такого обилия домашних неурядиц отречением от высокого царственного положения». Но конечно, отказаться от власти было невозможно, поскольку означало для Ирода гибель дела всей его жизни и, прежде всего, было пагубно для его семьи и страны. Поэтому он решает для «обуздания» притязаний сыновей Мариамны возвысить и призвать ко двору своего старшего сына от первого брака — Антипатра. По сообщению Иосифа Флавия, он надеялся появлением Антипатра образумить сыновей Мариамны (ИД. С. 196). Но это оказалось не просто ошибкой, а катастрофой.
Дело в том, что Антипатр появился при дворе в то время, когда Ирод приближался к 60 годам, весьма почтенному для того времени возрасту, и стал задумываться о наследнике, способном продолжить его дело. Ранее он, несомненно, предпочитал сыновей своей страстно любимой жены Мариамны, но теперь дошедшие до него сообщения об их высказываниях не могли не возбудить в нём серьёзные сомнения. Этим сразу же поспешил воспользоваться Антипатр, решивший отомстить за многолетнее прозябание своё и своей матери в ссылке вдали от столичной жизни. Ему было уже около 30 лет, и, в отличие от сводных братьев, он был умным и хитрым прирожденным интриганом, способным добиваться цели, не брезгуя никакими средствами.
