вся конница франков. В страхе Карл Лысый оставил свой шатер и ночью, бросив войско, бежал с поля своего позора. Утром, когда войско обаружило отсутствие короля, франки в панике бросили оружие и бежали. В результате бретонцы вернулись на родину с огромной добычей, прославленные победой над непобедимыми (некогда) франками.
А в 853 г. норманны на судах вошли в устье Луары и заняли города Нант, Анжер и Тур, «словно ураган разоряя все на своем пути» и сжигая храмы. Так было положено начало их многолетним разбоям на просторах цветущей Франции [471].
Единственной силой, где имперская идея жила и процветала, несмотря на все политические перипетии, осталась Римская церковь. И она начала свою работу по воссозданию единства политического тела, но уже в своей редакции и для собственных целей.
В истории ничего не происходит случайно, и в это же беспокойное время, между 809 и 849 гг., очень кстати для Римского епископа появились столь известные впоследствии «Лжеисидоровы декреталии» (Pseudo Isidorus), приписываемые Исидору Севильскому, жившему в VI в. и пользовавшемуся высоким авторитетом на Западе. Одной из частей «Декреталий» являлся «Константинов дар» — сочинение чуть более раннего происхождения. Действительным автором «Декреталий», написанных в первой половине IX века, является безвестный французский священник: рукописи написаны по-французски, содержат в себе точные цитаты из Парижского собора 829 г. и приводят события, которые могли иметь место только в это время [472].
И ранее на Западе пышно цвели всевозможные легенды, впоследствии ставшие едва ли не официальными историческими документами, преследующие своей целью доказать, что никакого земного суда над папой, ни светского, ни церковного, не существует и существовать не может. Это и «история» о крещении св. Константина Великого, которого, якобы больного проказой, крестил и исцелил папа. И так называемый «сборник папы Сильвестра» («Constitutum Silvestri»), изданный на несуществовавшем Римском соборе неопределенного года и узаконивающий статус папы как верховного законодателя Церкви. И акты не бывшего никогда в действительности Синуэсского собора (Synodus Sinuessana), подтвердившего якобы неподсудность папы даже соборному суду.
«История» эта не лишена интереса и должна была наглядно свидетельствовать о том, что высший суд для понтифика — он сам. По этой легенде, папа св. Марцеллин (296–304) по требованию императоров Диоклетиана и Максимиана принес в их присутствии жертву языческим «богам». Затем, раскаявшись, он будто бы в присутствии 300 епископов на Соборе в пещере близ неизвестного ныне города Синуэссе произнес над собой суд и подписал приговор — остальные архиереи были только свидетелями. Римская церковь очень ценит эту «историю», полную несуразностей, в частности: не совпадает хронология событий, упоминаемых в рукописи, использованы термины и выражения, неизвестные тому времени. Блаженный Августин ничего не знал об этом Соборе, хотя, как следует из текста, на нем присутствовало много африканских епископов [473].
Вслед за ними идут вымышленные акты папы Сикста (432–440) о некоем Иерусалимском патриархе Полихронии, обосновавшие правоспособность понтифика единолично судить епископов и даже патриархов. И хотя едва ли справедливо утверждение, будто апостолики являлись тайными инициаторами или даже изготовителями этих «документов», но, бесспорно, они очень умело и охотно использовали их в своих многочисленных баталиях как с Восточной церковью, так и с Западными императорами [474].
Под влиянием идей не признанного на Востоке Сардикского собора 343 г. на Западе появились императорские грамоты, закрепляющие особые права Римской кафедры. Так, эдикт императора Валентиана III от 445 г., изданный по поводу обращения к нему папы св. Льва I Великого, признает первенство Римской кафедры, утвержденное за ней якобы Сардикским собором. Папа назван «главой Церкви» на вечные времена, и все епископы, включая галльских архиереев, обязаны ничего не предпринимать без согласия святейшего (venerabilis) папы вечного Рима. То, что повелевает понтифик, должно служить законом для всех.
Фальшивки касались не только духовных полномочий апостоликов, но и политических, а также территориальных прав. В архиве Латерана до сих пор хранится грамота от 817 г., приписываемая Людовику Благочестивому. Согласно этому документу, Римскому епископу принадлежат не только те области, какие ранее были дарованы ему Пипином Коротким и Карлом Великим, но еще и Калабрия, Неаполь, острова Корсика, Сардиния и Сицилия. Кроме того, утверждалось, что с этого времени латиняне свободно могут выбирать себе папу, не испрашивая на то согласия императора и не утверждая у него избранника.
Подложность этого послания очевидна — указанные территории в то время принадлежали Византийскому императору, с которым у франков был заключен мирный договор, и никакая передача прав на эти земли, конечно, не могла иметь места. Но этот акт вместе с другими сыграет большую роль в последующем обосновании Римскими епископами своих территориальных притязаний [475].
Но даже на этом фоне «Декреталии» и «Дар Константина» поражали воображение. В них традиционно для легенд излагаются небывалые истории, в частности, о неком совещании царя с сенатом и римским народом, где св. Константин Великий заявил, будто власть Апостольского престола должна быть признаваема выше императорской. Якобы помимо этого святой царь передал папе и его преемникам Латеранский дворец, сам Рим, окрестные земли и вообще все свои итальянские владения. Он же наделил пап правом носить знаки императорского достоинства. Таким образом, не франки предоставили папам земли во владение, но сам св. Константин Великий, раболепствовавший перед папой и служивший у того конюшенным. Следовательно, распорядителем всех этих прав и территорий, титулов и почестей мог быть только один понтифик.
Помимо «исторических» экскурсов, «Декреталии» содержат четкую систему священства, которое предстает в виде Богом установленной и неприкосновенной касты; миряне — суть «carnales». Кто грешит против священников, тот грешит против Бога — вот основной лейтмотив «Декреталий». Они не подчиняются земному суду и несут ответственность только перед Богом. Привилегии священников достигают своего совершенства в лице епископа, а епископов — в лице Римского папы. Кафедра апостола Петра — первая в мире и источник всякой власти, и понтифик, как episcopus universalis, является окончательным судьей во всяком споре, но сам никому не подсуден [476].
Вообще, утверждали «Декреталии», жизнь священника во всех отношениях отличается от жизни мирян. Он стоит так высоко, что мирянам на него нельзя даже приносить жалобу. Впрочем, в исключительных случаях и только для мирян, отличающихся безупречной жизнью, такая возможность существует, но и в этом разе жалоба подается местному епископу. В свою очередь, соблюдая интересы корпорации, «Декреталии» категорично запрещают священникам подавать жалобы друг на друга — мотивы совершенно понятны [477].
В документе содержалась также якобы выраженная воля святого императора относительно церковной иерархии в Кафолической Церкви: «И мы повелеваем и постановляем, чтобы
