его вкус отяготил кудрявыми украшениями, или на англичанина, который важные его красоты
поставил на спичках, оба стараясь угодить господствующему вкусу отечества своего».
Но несмотря на глубокое восхищение опытом Палладио, Львов все же предостерегал
современников от слепого преклонения перед ним. В примечаниях к переводу он отрицает бездумное
следование канонам вообще.
Говоря о требовании итальянским зодчим абсолютной симметрии помещений в зданиях, он со
свойственной ему иронией замечает: «И сам Палладий не всегда следовал сему правилу, основанному
на равновесии тел, которое удобность жизни иногда перевешивало, а без того многие бы хозяева на
дом свой, как на вечную смотрели гидру, которая их всегда мучит, а сама не старится, и с
нетерпеливостью ждали бы какой-нибудь вожделенной трещины, возвещающей надобность
перестройки. В Италии, конечно, можно строить дома и по плану шахматной доски. Хозяин занимает
там часто один уголок палат своих, а в остальных покоях картины и мраморы морозу не боятся.
Сквозного ветра итальянцы не знают и по имени, и в комнате у них зимою, как на дворе, а летом на
дворе, как в комнате, все настежь двери и окна, как решетки; но со всем тем мы к ним греться ездим.
Так годится ли правило равновесия в нашем климате, и какое равновесие мороз в 28 градусов не
перевесит?»
Львов умел творчески использовать опыт мировой архитектуры, но, проектируя свои дома, он
максимально сообразовался с реальными условиями и требованиями удобства. Так, загородный дом
Соймонова, внешне выдержанный в палладианском духе, внутри решен асимметрично: частично как
одноэтажный, с высокими, иногда двусветными помещениями, частично же как двухэтажный. Такое
решение логично вытекало из назначения дома. Здесь в летние месяцы жила небольшая семья. Но
хозяева время от времени устраивали многолюдные веселые праздники с музыкой и танцами. И
помещения нужны были разного характера. Некоторые просторные залы, примыкающие к
центральному круглому, двусветные: окна в них размещены в два яруса, причем верхние —
полуциркульной формы. Это парадная половина.
Проект дачи П. А. Соймонова. 1780-е гг. Разрез. Гравюра. Публикуется впервые.
Н. А. Львов. Проект дома В. С. Томары. 1780-е гг. Фасад. Гравюра.
Н. А. Львов. Проект дома В. С. Томары. 1780-е гг. Разрез.
Вид имения Г. Р. Державина Званка. Гравюра начала XIX в.
Другую часть дома занимают уютные жилые комнаты, расположенные в двух этажах.
Дом стоял среди обширного пейзажного сада, разбитого, по всей вероятности, также по проекту
Львова — редкостного мастера и в этом. О том, как выглядела эта усадьба, дает представление
акварель Ф. К. Неелова, исполненная с натуры в 1803 году. Легко и спокойно стоит на холме изящный
в своей классической простоте дом, а на склоне, полого спускаясь к реке, причудливо извиваются
дорожки, огибая большие деревья, лужайки и кусты. Внизу на воде, у самого берега, павильон —
купальня в виде ротонды — вполне во вкусе Львова. Этот поэтичный зеленый оазис существовал в
окружении сугубо утилитарных построек, резко контрастируя с ними: с одной стороны к саду
примыкала «городовая» верфь для постройки и ремонта частных судов, а с другой — хозяйственный
двор Казенной палаты, ведавшей государственными имуществами.
Н. Г. Чернецов. Вид дачи П. А. Соймонова. Рисунок 1823 г.
Некогда усадьба Соймонова считалась одним из красивейших уголков города, и, надо полагать, не
случайно художник-пейзажист В. П. Петров избрал именно ее для своей картины, за которую в 1794
году получил звание «назначенного в академики». К сожалению, этого пейзажа пока обнаружить не
удалось.
В начале XIX века к дому Соймонова со стороны реки, вместо портика наружной лестницы, была
сделана полукруглая пристройка — терраса, оформленная колоннами. Это изменение было внесено
уже после смерти архитектора, но оно было вполне в его духе: подобную полуротонду можно видеть
на проекте дома для В. С. Томары, была она также в домах Г. Р. Державина — как в петербургском (о
котором речь пойдет позже), так и в его имении Званка на Волхове. Дача Соймонова с пристройкой
изображена на акварели Н. Г. Чер-нецова 1823 года.
Нередко пейзажные сады и парки украшали небольшими архитектурными сооружениями. Немало
их в наследии Львова. Он проектировал их для своего имения под Торжком, для парка Безбородко в
Москве, для парка при даче Безбородко под Петербургом в Полюстрове, недалеко от «мызы»
Соймонова. Это был огромный дом, построенный Кваренги для вельможи и земельного магната,
владельца многих тысяч человеческих «душ» — крепостных. И в этом строительстве Николай
Александрович в какой-то мере сотрудничал с Кваренги. Сейчас трудно сказать, в какой именно, но
мы вправе предполагать, что прекрасный парк с множеством различных затей, «капризов», беседок,
«руин» и павильонов был создан при участии Львова. Среди его чертежей сохранился проект
«садового домика для дачи графской» — маленького павильона, в котором можно было переждать
дождь, почитать книгу или выпить чашку кофе. «Домик» был крайне прост, но все же снаружи вход в
него оформлял четырехколонный портик, а по сторонам были полукруглые выступы, прорезанные
окнами без наличников. К нашему времени от него ничего не сохранилось. Ничего не осталось и от
некогда благоустроенного парка. От всей богатейшей усадьбы уцелел лишь перестроенный
впоследствии кваренгиевский дом да ограда со львами...
Во второй половине XIX века бывшие дачные участки, расположенные по берегам Невы,
скупались различными предпринимателями, энергично застраивались. Фабрики, склады,
многоэтажные доходные дома заняли место дач, старые усадьбы безжалостно уничтожались. Жертвой
хаотической застройки и роста капиталистического города стала дача самого Николая
Александровича.
Н. А. Львов. Проект «садового домика». 1780-е гг. Фасад и план.
* * *
Для знатоков старого Петербурга, равно как и для исследователей творчества Львова, вопрос о его
даче является одним из самых темных и невыясненных. Где она была построена, каков был ее облик?
Известно лишь, что она находилась поблизости от Александро-Невского монастыря, да еще Г. Р.
Державин мельком упоминал в одном из своих стихотворений, что деревья в саду при даче сажали
друзья Львова с хозяином во главе.
Некоторый свет проливает на эти вопросы обнаруженный нами недавно в Центральном
государственном архиве древних актов план усадьбы Львова, на котором обозначены все имевшиеся
там к 1788 году строения. Благодаря этому плану уточняется топография участка. Он был расположен
на углу Малоохтинской перспективы (ныне проспект Бакунина) и набережной Невы (ныне Синопская
набережная, где теперь находится участок дома № 32). На противоположной стороне Малоохтинской
перспективы находилась большая усадьба купца Ивана Калашникова. В XIX веке Калашниковской
именовалась нынешняя Синопская набережная. Место было весьма оживленное: тут был перевоз
через Неву на Малую Охту.
