Эдвард Гиббон - Закат и падение Римской Империи. Том 1

Но слава и жизнь Тацита были недолговечны. Когда ему пришлось переселиться среди зимы из мягкого климата Кам­пании к подножию Кавказских гор, ему оказались не по си­лам непривычные для него лишения военной жизни. Физическая усталость усиливалась от душевных тревог. Влечение к гражданским доблестям лишь на короткое время заглуши­ло в солдатах их страсти и себялюбие, которые скоро прояви­лись наружу с удвоенной силой и не только в лагере, но даже в палатке престарелого императора. Кротость и приветли­вость Тацита не возбуждали ничего, кроме презрения, и его постоянно мучили внутренними раздорами, которых он не был в состоянии укротить, и требованиями, которых не было возможности удовлетворить. Он скоро убедился, что он на­прасно обманывал себя надеждой положить конец обще­ственной неурядице и что своеволие армии нисколько не стеснялось бессильными требованиями закона. Душевные страдания и разочарования ускорили приближение смерти. Неизвестно с достоверностью, омочили ли солдаты свои руки в крови этого ни в чем не повинного государя, но положи­тельно известно, что их наглость была причиной его смерти. Он испустил дух в Тиане, в Каппадокии, после царствова­ния, продолжавшегося только шесть месяцев и почти двад­цать дней.

Лишь только Тацит навеки закрыл глаза, его брат Флориан, не дожидаясь согласия сената, захватил верховную власть, доказывая этой поспешностью, что он не был достоин ее.

Уважение к римской конституции было еще достаточно сильно и в армии и в провинциях, чтобы вызвать неодобре­ние торопливостью Флориана, но оно не было достаточно сильно, чтобы вызвать сопротивление. Общее неудовольст­вие, вероятно, ограничилось бы бессильным ропотом, если бы командовавший на Востоке храбрый полководец Проб не взялся отомстить за неуважение к сенату. Впрочем, силы двух соперников, по-видимому, были неравны: даже самый способный полководец, находясь во главе изнеженных еги­петских и сирийских войск, едва ли мог рассчитывать на успех в борьбе с непобедимыми европейскими легионами, стоявшими на стороне Тацитова брата. Но счастье и пред­приимчивость Проба восторжествовали над всеми препятст­виями. Отважные ветераны его противника, привыкшие к холодному климату, заболевали и умирали от душного жа­ра в Киликии, где лето было в том году особенно вредно для здоровья. Их число постоянно уменьшалось от частых побегов; горные проходы были слабо защищены; Тарс от­ворил свои ворота перед Пробом; тогда солдаты Флориана, позволившие ему пользоваться императорским титулом около трех месяцев, избавили империю от междоусобной войны, охотно пожертвовав таким государем, которого они презирали.

Беспрестанные смены императоров до такой степени иско­ренили всякую мысль о наследственных правах на престол, что родственники погибшего императора не возбудили в его преемниках ни малейших опасений. Оттого-то детям Тацита и Флориана и было дозволено жить частными людьми и сме­шаться с общей массой подданных. К тому же их бедность служила добавочной охраной их невинности. Когда Тацит был избран сенатом в императоры, он отдал все свое огром­ное состояние в государственную казну; по-виднмому, это был акт великодушия, но под ним скрывалось намерение пе­редать верховную власть потомству. Единственным утешением для его обедневших родственников служило воспоми­нание об их мимолетном величии и основанная на каком-то предсказании надежда, что по прошествии тысячи лет взой­дет на престол император из рода Тацита, который будет покровителем сената, восстановит могущество Рима и заво­юет весь мир.

Иллирийские крестьяне, уже давшие разрушавшейся им­перии таких императоров, как Клавдий и Аврелиан, приоб­рели новое право на всемирную известность вследствие воз­вышения Проба. За двадцать с лишним лет перед тем император Валериан, со своей обычной прозорливостью, заме­тил особые дарования в этом молодом солдате и произвел его в трибуны, несмотря на то, что он еще далеко не достиг того возраста, который требовался для этой должности военными уставами. Трибун скоро оправдал это отличие тем, что одер­жал победу над многочисленным отрядом сарматов и спас в этом сражении жизнь одного из близких родственников Валериана; за это он получил из рук императора ожерелье, браслет, копье, знамя, венки стенной и гражданский и все те почетные отличия, которыми награждал Древний Рим за удачу и храбрость. Проб получил командование сначала третьим, а потом десятым легионом и при каждом новом по­вышении доказывал, что он способен занимать еще более высокие должности. Африка и Понт, Рейн, Дунай, Евфрат и Нил поочередно доставляли ему случай выказать самым бле­стящим образом свое личное мужество и свои воинские даро­вания. Аврелиан был обязан ему завоеванием Египта и еще более обязан тем, что он с честным бесстрашием нередко сдерживал жестокость своего повелителя. Тацит, желая вос­полнить не достававшие ему самому военные дарования та­лантами своих военачальников, поручил Пробу главное на­чальство над всеми восточными провинциями, увеличил его жалованье в пять раз, обещал ему консульство и дал ему право рассчитывать на почести триумфа. Когда Проб всту­пил на престол, ему было около сорока четырех лет; он пользовался в ту пору заслуженной славой, любовью армии и достигшими полной зрелости умственными и физическими силами.

Рис. Марк Аврелий Проб.

Благодаря всеми признанным личным достоинствам и бла­годаря успеху военных действий против Флориана он не имел ни врагов, ни соперников. Однако, если верить его соб­ственным словам, он вовсе не желал верховной власти и при­нял ее с самым непритворным отвращением. "Но теперь уже не в моей власти, - говорил Проб в одном частном письме, - отказаться от титула, который навлечет на меня зависть и опасности: я вынужден исполнять ту роль, которую возло­жили на меня солдаты". Его почтительное послание к сена­ту было полно таких чувств или по меньшей мере таких вы­ражений, какие приличны римскому патриоту: "Отцы-сенаторы! Когда вы выбрали одного из членов вашего сословия в преемники императору Аврелиану, вы поступили согласно с вашей справедливостью и мудростью, так как вы законные повелители мира и власть, которую вы получили от ваших предков, перейдет к вашему потомству. То было бы большое счастье, если бы Флориан, вместо того чтобы законно при­своить себе, точно частное наследство, звание своего брата, дождался вашего верховного решения или в его пользу, или в пользу кого-либо другого. Благоразумные солдаты наказали его за эту опрометчивость. Мне предложили они титул Авгу­ста. Но я предоставляю на ваше милостивое усмотрение и мои притязания, и мои заслуги". Когда это почтительное послание было прочитано консулом, сенаторы не были в со­стоянии скрыть своего удовольствия по поводу того, что Проб снизошел до такой униженной просьбы о скипетре, ко­торый уже находился в его руках. Они стали превозносить с самой горячей признательностью его добродетели, военные подвиги и главным образом его скромность. Немедленно был издан, без протеста с чьей-либо стороны, декрет, который утверждал выбор восточных армий и возлагал на их вождя все многоразличные атрибуты императорского достоинства: имена Цезаря и Августа, титул отца отечества, право делать в один и тот же день три предложения сенату, звание вер­ховного первосвященника, трибунскую власть и проконсуль­скую власть. Эта форма инвеституры хотя, повидимому, и увеличивала объем императорской власти, но в сущности была выражением конституции древней республики. Царствование Проба соответствовало этому прекрасному началу. Сенаторам было предоставлено заведование делами граж­данского управления. Их верный полководец поддерживал честь римского оружия и нередко клал к их стопам плоды своих многочисленных побед - золотые короны и отнятые у варваров трофеи. Однако, в то время как он льстил их тще­славию, он не мог не чувствовать втайне презрения к их бес­печности и бессилию. Хотя они могли, когда только им взду­мается, отменить унизительный для них эдикт Галлиена, эти гордые потомки Сципионов спокойно выносили свое иск­лючение из всех военных должностей. Но их сыновья узнали на опыте, что тот, кто отказывается от меча, должен отка­заться и от скипетра.

Военное могущество Аврелиана повсюду восторжествовало над врагами Рима, но после его смерти их ярость и даже их число как будто увеличились. Они были снова побеждены деятельным и энергичным Пробом, который в свое короткое царствование, продолжавшееся около шести лет, сравнял­ся славой с древними героями и восстановил спокойствие и порядок во всех римских провинциях. Границы Греции он так хорошо оградил, что покинул их без малейшего опасения новых варварских нашествий. Он рассеял бродячие шайки сарматов и навел на этих варваров такой страх, что они воз­вратили награбленную добычу. Готская нация искала союза с таким воинственным императором. Он напал на исавров в их горных убежищах, осадил и взял некоторые из их самых сильных, укрепленных замков и льстил себя надеждой, что он навсегда уничтожил внутреннего врага, независимость которого была таким глубоким оскорблением для величия империи. Смуты, возбужденные в Верхнем Египте узурпато­ром Фирмом, еще не были совершенно прекращены, а города Птолемаида и Коптос, опиравшиеся на союз с блеммиями, все еще были в восстании. Наказание этих городов и помо­гавших им южных дикарей, как утверждают, встревожило персидское правительство, и великий царь тщетно искал дружбы Проба. Многие из военных предприятий, ознамено­вавших царствование этого императора, были окончены с ус­пехом благодаря его личной храбрости и опытности, так что историк, описавший его жизнь, удивляется, как мог один че­ловек в столь короткое время вести столько войн на таких громадных расстояниях. Некоторые менее важные экспеди­ции он поручал своим полководцам, благоразумный выбор которых составляет немалую долю его славы. Кар, Диокле­тиан, Максимиан, Констанций, Галерий, Асклепиодат, Аннибалиан и множество других полководцев, впоследствии или занимавших императорский престол, или служивших ему подпорой, изучали военное ремесло в суровой школе Ав­релиана и Проба.