руководству агрессивные намерения». В качестве «эксперта по России» выступал военный преступник Бройтигам. Особым спросом у американских спецслужб пользовалась трактовка «экспертами» нападения Германии на СССР как «необходимого шага стратегической самозащиты». Все это, подчеркивают издатели монографии, «хорошо вписывалось в концепцию американцев». В отчете о деятельности висбаденской группы (начало 1946 г.) сотрудники американских спецслужб утверждали, что США необходимо обороняться от «агрессивных поползновений русских», а «западная часть Германии должна быть восстановлена в качестве оплота против коммунизма» [1149].
В первые послевоенные годы из 129 ведущих чиновников прежнего МИДа успешно прошли денацификацию 114. Лишь 15 (да и то большинство на время) не были допущены в состав воссозданного в 1951 г. западногерманского дипломатического ведомства. Авторы коллективного труда пришли к следующему принципиальному выводу: «Денацификация МИДа стала результатом гигантских усилий по снятию обвинений», что привело к «ползучей реставрации внешнеполитического ведомства» [1150].
Среди откликов немецкой прессы, посвященных отчету международной комиссии, выделяется точностью оценок статья еженедельника «Die Zeit», в которой сказано: «Результат этой работы в сопоставлении с тем, что мы знаем о национал-социализме и его воздействии на послевоенную Германию, не является сенсацией. Но, без сомнения, это одно из самых важных исследований последних лет в сфере современной истории… После юстиции, вермахта и различных хозяйственных структур пришла очередь конфронтации с таким относительно закрытым учреждением, как МИД, с его приукрашиванием своего прошлого». О дипломатах Третьего рейха в статье говорится: «Они рассчитывали играть в игры с дьяволом и проиграли, потому что оказались актерами дьявола» [1151].
Полностью оправдался прогноз газеты «Die Zeit»: консервативные ученые, которые «до сих пор занимали привилегированную позицию в разработке истории МИДа», несомненно, будут по-своему реагировать на брошенный вызов [1152]. На страницах «Frankfurter Allgemeine Zeitung» Райнер Блазиус выступил против «обвинений и подозрений» по отношению к бывшим немецким дипломатам. По его мнению, книга написана под прямым воздействием «восточногерманских пропагандистских акций» 1960-х гг. [1153] С точки зрения Кристиана Хакке, в коллективном труде «нет ничего нового», а данные о поддержке дипломатами нацистских преступлений являются «односторонними»: они вынуждены были «участвовать, чтобы предотвратить худшее». С точки зрения Хакке, и сегодня представляется опасной «дискредитация внешнеполитической элиты старой ФРГ» [1154].
Издатели книги «Министерство и прошлое» ответили критикам проекта в статье за четырьмя подписями, опубликованной в газете «Süddeutsche Zeitung». Проект «растревожил больной нерв общества», поскольку речь идет об «усилиях и механизмах, при помощи которых немцы, по крайней мере их элиты, пытались освободиться от ответственности за преступную политику национал-социализма». Что касается критиков проекта, то они «повторяют основные элементы легенды, которая была сконструирована после 1945 г,» и «противоречила фактам и достижениям исторической науки» [1155].
12 января 2011 г. мне довелось стать участником диспута между профессорами Норбертом Фраем и Кристианом Хакке. Просторный зал Католической академии Мюнхена был переполнен. Если Фрай обращался к публике спокойно (едва ли не бесстрастно), опираясь на многочисленные документы, то речь Хакке была эмоциональной и наполненной упреками в адрес авторов проекта. При этом Фрай и его соавторы предстали в качестве воплощения ненавистного консерваторам «духа 1968 г.» с его «антиэлитарными приоритетами». Аргументация Хакке фактически свелась к повторению установок «мумий» образца 2005 г. Один из его главных тезисов: необходимость «понимания вынужденных обстоятельств», в которых находились дипломаты рейха — «комбинации сотрудничества, приспособления и противостояния». Симпатии зала по ходу дискуссии распределились практически поровну. Справа от меня сидела пожилая пара, безоговорочно принявшая сторону Хакке, а слева — университетский профессор и его ассистент, занявшие противоположную позицию.
Немалый интерес аудитории вызвало выступление выдающегося философа Юргена Хабермаса. Главным, по мнению ученого, была и остается необходимость преодоления «национально-апологетических стереотипов», продолжающих существовать в германском общественном сознании [1156]. Католическая газета «Die Tagespost» писала о диспуте как о «наглядном уроке исторической политики», относящейся «к современности больше, чем к прошлому, которое не уходит» [1157].
Многие участники споров о книге «Министерство и прошлое» сравнивали эту дискуссию с дебатами 1995–2004 гг. о преступлениях нацистского вермахта в оккупированных районах СССР. Между этими двумя дискуссиями, действительно, немало общего. Но следует сказать и о существенном несходстве этих дискуссий. Дебаты о преступлениях вермахта были связаны с почином критического крыла исторической науки и публицистики, не встретившим поддержки официальных властей. Научный проект Конце, Фрая и их соавторов является в известной степени инициированной сверху изрядно запоздавшей попыткой самоочищения дипломатического ведомства ФРГ. Видимо, часть современной германской политической элиты понимает, что в условиях завершения холодной войны и новой роли Берлинской республики в объединенной Европе продолжение прежней линии является контрпродуктивным.
В ходе дискуссии о деятельности немецких дипломатов нацистского и постнацистского периода четко проявилась важнейшая черта современной немецкой историографии. «Произошел, — указывает Норберт Фрай, — перенос общественного интереса — от событий “самих по себе” к истории трактовки этих событий и их восприятия.
Тем самым история Третьего рейха вышла за пределы преодоления прошлого по направлению к остававшейся в течение десятилетий незамечаемой постистории национал-социализма» [1158]; это не «подведение итогов под прошлым», но «драматическая эволюция содержания и форм представлений о прошлом» [1159].
* * *
С началом нового века в ФРГ развернулась не утихающая до сих пор дискуссия о союзнических бомбардировках немецких городов. Поводом для дебатов стал выход в конце 2002 г. книги «Пожар», принадлежащей перу берлинского журналиста Йорга Фридриха [1160], который внес в прошлом немалый вклад в реконструкцию истории нацистских преступлений. Тематика публикации, выдержавшей в течение нескольких месяцев несколько изданий, не вызывает сомнений. Во время бомбовых ударов английской и американской авиации по Германии погибло около 500 тысяч мирных граждан (в это число не входит несколько десятков тысяч так называемых принудительных рабочих), были превращены в руины Дрезден, Гамбург, Нюрнберг, Любек и десятки других немецких городов. Об этом было широко известно до публикации Фридриха, существуют десятки изданий по этой тематике.
Что же превратило книгу Фридриха в бестселлер? Автор, мастерски используя метод коллажа, с большой выразительностью воспроизводит ужасы бомбовых налетов на немецкие города. Но его книга явилась на деле (независимо от намерений автора) попыткой отвести массовое сознание от постулатов национальной ответственности и национальной вины за развязывание Второй мировой войны, за преступные методы ее ведения. Рецензенты отмечали, что Фридрих сознательно уподобляет союзнические бомбардировки Холокосту и войне на уничтожение. Бомбоубежища Фридрих именует «крематориями» и «газовыми камерами», а соединения британских ВВС — «айнзацгруппами» [1161]. Бомбежки и Освенцим в равной степени становятся коллективным символом уничтожения. По мнению Ганса-Ульриха Велера, «семантические оговорки» такого рода
