Глава девятая
После неудачной попытки разжечь в ноябре 1923 года революцию в Германии, престиж ИККИ и его председателя Зиновьева в мировом коммунистическом движении изрядно пошатнулся. Ещё бы, они не справились со своей главной задачей — обеспечить победу пролетариата, которая, как казалось всем, была столь близка.
Все попытки ИККИ достичь намеченной цели постоянно терпели крах. Сначала в Германии, а вместе с тем в Польше и Болгарии. Затем, в сентябре 1924 года, в Бессарабии. В Эстонии, где восстание, поднятое 1 декабря 1924 года, было подавлено в тот же день. Вновь в Болгарии с оказавшимся бессмысленным взрывом 16 апреля 1925 года кафедрального собора св. Недели в Софии, должном послужить сигналом для свержения реакционного режима.
А так как в мире наступила временная, как полагали в Москве, но всё же стабилизация капиталистической системы, ожидать в Европе революции в ближайшее время не приходилось. Потому-то возникшую паузу следовало непременно чем-то заполнить. Вот тогда и появилось у Зиновьева стремление во что бы то ни стало окончательно убрать со своего пути всё ещё слишком сильного, самого яркого, широко известного в коммунистическом, да и не только в нём, мире давнего соперника — Троцкого. И заодно его сторонников в компартиях ведущих стран Европы. Тем начать идеологическую борьбу внутри Коминтерна лишь для того, чтобы отвлечь внимание коммунистов от собственных ошибок и просчётов.
Сразу после январского пленума из Харькова, тогдашней столицы Украины, в Москву поступила служебная записка, подписанная всеми членами политбюро ЦК и президиума ЦКК КП(б)У. Ею ЦК РКП информировали о следующем:
«Как нам стало известно из случайных источников (в значительной мере комсомольских), трещина, которая выявилась на прошлом пленуме ЦК РКП (имелись в виду расхождения в вопросе о выводе Троцкого из состава ПБ. — Ю.Ж.), не только не сгладилась, но расширилась, причём уже совершенно определённо говорят о “сталинцах” и “зиновьевцах”.
Вместе с тем, нам стало известно, что уже после пленума имели место некоторые действия тт. Каменева и Зиновьева, которые являются серьёзной угрозой для единства партии, причём эти действия имеют отношение к решению вопроса пленума ЦК о Троцком.
Только по приезде в Москву нам стало ясно, что речь идёт не о практических разногласиях, которые могут быть разрешены в товарищеском порядке, а что тт. Зиновьев и Каменев вокруг этого решения развивают теорию о большевиках и полубольшевиках (полутроцкистах) и что вокруг этого вопроса идёт групповая работа, которая при дальнейшем развитии грозив неизбежным созданием двух фракций внутри ленинского (антитроцкистского. — Ю.Ж.) большинства партии.
Мы считаем, что для того, чтобы предупредить возможность дальнейших осложнений в руководящей группе ЦК, что явится сильнейшим ударом и по нашей партии, и по Коминтерну, необходимо внести полную ясность во взаимоотношения для того, чтобы ленинское большинство ЦК могло призвать к порядку тех товарищей, которые углубляют групповые настроения»{504}.
Такое мнение третьей по численности — после московской и ленинградской — партийной организации оказалось весьма симптоматичным, что и заставило Зиновьева с Каменевым срочно выступить с опровержением сделанных в их адрес обвинений. «Мы, — писали они и членам «семёрки», и в ЦК КП(б)У, — получили письмо украинских товарищей. Оно вызвало в нас величайшее изумление… Мы готовы в любой момент дать товарищам украинцам (как и каждому товарищу) возможность удостовериться, что сообщённые им сведения неверны, частью прямо злостно измышлены»{505}.
Между тем слухи об особой позиции, занятой Зиновьевым и Каменевым, ширились, проникали во многие парторганизации страны. Только потому Сталину пришлось 7 апреля разъяснять товарищам из Гомеля и Тулы: «Никаких разногласий в Политбюро, кроме вопроса о мерах обуздания т. Троцкого, не было и нет. Я, по крайней мере, их не вижу»{506}.
Тем не менее уже в конце апреля конфронтация на Олимпе власти, и весьма острая, возобновилась. Утратила при этом чисто личностный характер, став теоретической и оттого более серьёзной, опасной. Спровоцировал же её Бухарин. Не только по общему признанию ведущий теоретик партии, но, вдобавок к тому, ещё ответственный редактор и центрального органа РКП — газеты «Правда», и теоретического органа — журнала «Большевик», член ПБ с июня 1924 года.
…О том, что с НЭПом что-то неладно, говорили и писали последние два года. Но только по прошествии четырёх лет с начала следования его курсом, значительно изменившимся по сравнению с 1921 голодным годом, экономика страны заставила вернуться к выяснению того, что же, собственно, и есть этот самый НЭП, куда он ведёт и куда может привести. Застеленный как средство подъёма производительных сил и оживления сельского хозяйства, он так и остался прежде всего свободой торговли, разрешением на аренду и сдачу в концессии предприятий. Не более того.
НЭП обернулся восстановлением самых заурядных рыночных отношений капиталистического характера. В городе — появлением новой буржуазии. В деревне — всё ускорявшимся расслоением крестьянства на продолжавших разоряться бедняков, всё богатевших кулаков и середняков, оказавшихся источником пополнения рядов как тех, так и других. Социализм, дорогой к которому якобы должен был послужить НЭП, всё ещё оставался призрачной мечтой.
Задача будущего промышленности на 14-й партконференции, казалось, была решена. Дело оставалось за постоянным финансированием восстановления и модернизации предприятий, за разработкой плана индустриализации и его осуществлением. Проблемы сельского хозяйства оказались значительно сложнее, хотя от положения в деревне для всё ещё аграрной страны зависело слишком многое. Во всяком случае, в ближайшие годы. Поэтому «политико-экономический еженедельник», а по сути — теоретический орган ЦК РКП журнал «Большевик» стал с начала 1925 года своеобразной испытательной площадкой для проверки предложений, призванных решить все задачи деревни, а вместе с тем и самого НЭПа.
Первым высказался по животрепещущим вопросам Л.Н. Крицман. В те годы — видный экономист, директор Аграрного института и руководитель экономической секции Коммунистической академии, «марксистского» варианта «буржуазной» Академии наук. В статье «Союз пролетариата и большинства крестьян в СССР после победы революции» Крицман прежде всего постарался придать новый смысл таким старым лозунгам, как «союз рабочего класса и крестьянства», «смычка», уже не годившихся в условиях резкого расслоения деревни. Счёл необходимым ориентировать партию не на крестьянство вообще», а на его большинство, то есть на бедняков и низшие слои середняков. Государство же призвал заняться «посильной помощью подъёму мелкого хозяйства», «организацией защиты интересов… тех крестьян, которые выступают как продавцы своей рабочей силы (бедняков. — Ю.Ж.)» и поддержкой «экономической борьбы с сельскохозяйственными капиталистами (кулаками. — Ю.Ж.)». Будущее же деревни Крицман видел только в колхозах, насыщенных техникой{507}.
Хотя статья Крицмана и являла собой образец ленинизма, выглядела она голословной из-за отсутствия статистических данных, а потому и неубедительной. Этим воспользовались все те, кто начал публиковать в «Большевике» собственные статьи по аграрно-крестьянской проблематике — Н. Бухарин, Е. Терлецкий, А. Хрящева, М. Кантор, А. Гольцман, другие. Выражением их общей позиции стала статья Бухарина «О новой экономической политике и наших задачах», она же — доклад, сделанный 17 апреля 1925 года, за два дня до открытия 14-й партконференции, на собрании актива московской парторганизации.
Как истинный теоретик-марксист, начал Бухарин с непременного отправного пункта — анализа работ Ленина, посвященных НЭПу. Вернее с нового прочтения статей «О продналоге» и «О кооперации». И обнаружил, что каждая из них представляет собой самостоятельный стратегический план, последовательно сменявший друг друга.
«Нам кажется, — утверждал Бухарин, — что когда мы переходим к новой экономической политике, у тов. Ленина был при разрешении этой проблемы только один стратегический план, а когда он писал свою статью о кооперации, то есть оставлял нам последнее завещание в смысле основ экономической политики, у него был другой стратегический план». И далее растолковывал своё открытие;
«В чём основной мотив рассуждений Ленина в брошюре “О кооперации”? Он говорил, что в движении к социализму прежде всего необходимо преодолеть распылённую мелкобуржуазную стихию… И для того, чтобы эту стихию и распылённость преодолеть, нужно иметь смелость использовать крупный капитал, главным образом, концессионный, как посредника…
