с пятого дея оджак высказывался за того или иного кандидата, в зависимости от случайных обстоятельств. Во всяком случае, большинство избранных были из числа ходжат аль-хайлъ, ага или хазнаджи. Али Мельмули (1754–1766 годы) раньше был погонщиком ослов, но стал агой. Часто выборы являлись фикцией. Из тридцати деев, сменявших друг друга в 1671–1818 годы, четырнадцать были навязаны в результате мятежей, возникавших после убийства их предшественников.
Дей был самодержцем, так как его власть лишь теоретически ограничивалась советом (диваном). По своему выбору он назначал пять министров: ведающего государственным казначейством (хазнаджи), командующего сухопутной армией (ага аль-мехалла), министра морского флота (укил аль-хардж), управляющего его домом, попечителя выморочных имуществ (бейт аль-мальджи) и сборщика даней, называвшегося «секретарь по коням» (ходжат аль-хайль); этим лицам помогали личный казначей дея (хазнадар), секретари (ходжа) и судебные исполнители (шауши). Дей старался не собирать министров и по возможности не принимал их; он предпочитал сноситься с ними через дворцового переводчика.
Одна из его главных обязанностей состояла в том, чтобы творить правосудие. Турки и коренное население были подсудны не одним и тем же судам и подчинялись не одной и той же полиции. Турки ханифиты представали перед кади своего толка, тогда как мавры, оставшиеся маликитами, обращались к своему кади. В уголовных делах турок судил ага, а мавров — его помощник, кяхья. Наконец, для турок были одни полицейские (шауши), для мавров — другие. Приговоры к наказанию палками и к штрафам приводились в исполнение немедленно; обезглавливали преступников перед залом совета; удушение или сажание на кол производилось у ворот Баб-Азун; костры, предназначавшиеся для вероотступников и евреев, устраивались на молу или у ворот Баб-аль-Уэд. Гражданские дела дей направлял кади, а в некоторых случаях — маликитским или ханифитским муфти. Послеполуденное время посвящалось государственным делам, g эти часы дей принимал высших чиновников, вел дипломатические переговоры или же, если к тому был случай, высказывался за войну или мир, причем его суждение было окончательным.
Из уважения к фикции равенства дей не получал никакого цивильного листа, ничего, кроме высокого жалованья янычаров, но плата за инвеституру с должностных лиц, и прежде всего беев, дары консулов или государей, доля в пиратской добыче или в прибылях тех предприятий, в которых дей участвовал, — все это приносило ему обильные побочные доходы. В случае убийства дея его имущество, часто довольно значительное, переходило в государственную казну.
Часть своих богатств деи тратили на благочестивые цели. Мухаммед ибн Осман (1766–1791 годы), который был самым замечательным деем XVIII века, построил по соседству с дворцом мечеть Джама ас-Сайида, молельню повелителей Регентства. Ее напрасно поспешили снести в 1830 году. Та же участь едва не постигла мечеть Рыболовства.
Мечеть Кечава была построена преемником Мухаммеда ибн Османа — Баба Хасаном (1794 год). Она стала неузнаваемой в результате перестройки, имевшей целью превратить ее в собор; но в живописном виде ее сохранились следы восьмигранного купола, перекрывающего четырехугольное в плане помещение, каждая сторона которого равна 11,5 метра, а также следы ее боковых галерей и остроконечных арок, покоящихся на колоннах с капителями в виде луковиц. Той же эпохой датируют погребальную мечеть Сиди Мухаммеда ибн Абдаррахмана, прозванного Бу Кобрин, на кладбище Хамма; его называли человеком с двумя могилами, так как жители одного кабильского селения также утверждают, будто он погребен в их селении. Последний дей, Хусейн, построил две мечети касбы и перестроил мечеть Джама Сафир, которая имеет только три галереи, так как нет галереи позади вдоль киблы.
Все эти алжирские мечети, «основной чертой которых является центральный зал под восьмигранным куполом обрамляющие его галереи» (Ж. Марсэ), по всей вероятности, испытали влияние анатолийской архитектуру.
Могущество не предохраняло дея от опасностей. По существу, этот тиран был пленником, над которым непрерывно висела угроза смерти. Сразу же после избрания он принадлежал государству, которое разлучало его с близкими, так как этикет не позволял дею вести семейную жизнь в собственном доме, где ему разрешалось провести только один день после полудня и одну ночь в неделю. Многие деи являлись людьми достойными и почти все — свирепыми. Дело в том, что, подобно священнослужителю из Неми, им казалось, будто вокруг бродят соперники, стремящиеся их убить, чтобы занять их место; эта навязчивая идея толкала даже самых добродушных на жестокие поступки.
Чтобы избежать трагических вспышек янычарского гнева, Али Ходжа покинул в 1816 году Дженину и переселился в крепость касбы. Там находились его жилые апартаменты и гарем, а под одной из галерей нижнего этажа — зал для аудиенций. Несколько вглубь от деревянной галереи, построенной на втором этаже, находился бельведер, где, по преданию, происходила сцена «удара веером».
Испанский историк Хуан Кано справедливо характеризовал дея как «человека богатого, но не распоряжающегося своей казной; отца без детей; супруга без жены; деспота без свободы; короля рабов и раба своих подданных».
Управление Регентством. Управление турок было промыслом, из которого они стремились извлечь как можно больше выгод.
Провинция Алжир являлась личным доменом дея (дар ас-Султан). Управление ею он осуществлял через выполнявшего обязанности бея ага спахи и четырех турецких каидов. Город Алжир имел особую организацию, находясь под надзором хазнаджи. Каждая этническая группировка, за исключением кабилов, и каждый цех подчинялись начальнику (амину), который под контролем мэра (шейх аль-баляда) пользовался полицейскими и судебными правами. Специальные чиновники ведали фонтанами, рынками, улицами, банями и проституцией. Городская полиция была превосходной.
Остальная часть Регентства состояла из трех провинций (бейликов): Западный бейлик, в котором роль столицы играли поочередно Мазуна (к юго-востоку от Рено), Маскара (1710 год) и Оран (1792 год); Центральный бейлик, или Титтери, с главным городом Медеа; и Восточный бейлик, или Константина. Во главе каждого бейлика стоял бей, назначавшийся деем, который выбирал обычно наиболее щедрого из кандидатов. В своих провинциях беи действовали как независимые государи. Таковы были Мухаммед аль-Кебир в Оране и Хадж Ахмед в Константине. Последний поручил известным мастерам построить дворец, не столько изящный, сколько богатый, украшенный двумя садами и дворами. Деи не доверяли своим наместникам. Дважды в год они передавали халифу, который доставлял им подати, почетный кафтан для бея. Раз в три года беи были обязаны лично доставлять в Алжир подати, взимаемые на основе обычного права. Это было опасным испытанием, во время которого они всегда теряли часть своих богатств, нередко пост, а иногда и жизнь. Тем не менее даже в Алжире дей считался с ними, как об этом свидетельствует рассказ об освобождении Тедената, опубликованный М. Эмери. Бей Титтери являлся особенно опасным вследствие своей близости к столице; поэтому у него было
