современником драматурга, и отстраненно, с позиции сегодняшнего историка и/или филолога.
Особый сюжет книги — отношения Елизаветы и графа Эссекса. Наряду с Шекспиром, они также становятся главными героями повествования. Шапиро рисует портрет королевы на закате правления, показывая ее коварство, скупость и вздорность. Опираясь на воспоминания французского посланника де Месса (ими же воспользовались впоследствии П. Акройд и Дж. Гай [27]), Шапиро подробно воссоздает детали туалета королевы, ее кокетство, а также болезненное отношение к старости. Елизавета в 1599-м, по мнению Шапиро, — увядающая Клеопатра, все еще верящая в свои чары.
В первой главе книги «Уилл против Уилла» на основе заметок путешественников, таких как Т. Платтер и П. Хенцнер, Шапиро описывает убранство дворца Уайтхолл (где Шекспиру не раз приходилось бывать), уделяя особое внимание покоям королевы, — мы видим позолоченный потолок ее опочивальни, кровать из орехового дерева с серебряным пологом, экзотическую купальню с устричными раковинами и камнями, по которым стекает вода. Шапиро также приоткрывает для читателя коллекцию сокровищ дворца, поражавшую англичан и путешественников своим разнообразием. Здесь и бюст Аттилы, и заводные часы с изображением «эфиопа верхом на носороге», и «солнечные часы в форме обезьяны», и портреты реформаторов церкви, и новые карты, и глобус, и многое другое. Безусловно, одна из самых ярких страниц романа — описание того, как Шекспир, спешащий на спектакль своей труппы в Уайтхолле, украдкой рассматривает убранство дворца, проходя из одного зала в другой.
Граф Эссекс показан в книге Шапиро как самый амбициозный фаворит Елизаветы, мечтавший возродить в Англии рыцарскую культуру, вернув ей былую славу. Не случайно во время похода в Ирландию Эссекс устраивает праздник в честь Ордена Подвязки и делает это с невиданным размахом, тем самым демонстрируя верность рыцарским идеалам. Закат рыцарства совпадает в Англии с началом ее имперских устремлений — позднее новоиспеченные рыцари Эссекса, разочаровавшись в военных кампаниях, обратятся к торговым экспедициям, за которыми будущее. Иллюстрируя эту мысль, Шапиро приводит слова знаменитого мореплавателя Ричарда Хаклута из «Основных плаваний <…> английской нации» — теперь Англию будут прославлять не рыцари, но торговцы и моряки [28]. Описывая его деятельность, Шапиро подмечает маленькую, но важную деталь: Хаклут прекрасно понимал, куда дует ветер перемен, и потому, готовя к печати второй том своего сочинения уже во время опалы Эссекса — после провала военного похода в Ирландию, — просит снять с обложки портрет бывшего фаворита.
В хрониках отражается давний интерес Шекспира к рыцарскому кодексу. Так, в первой части «Генриха VI» драматург показывает его обесценивание — граф Толбот в гневе срывает с Фальстафа Орден Подвязки, а затем предается рассуждениям о былой воинской доблести англичан. Мысль о закате рыцарства находит отражение и в «Гамлете» — Шапиро комментирует сцену, в которой Гамлету сообщают о пари Лаэрта и короля по поводу предстоящего поединка — Лаэрт ставит на кон «шесть французских рапир и кинжалов с их принадлежностями» против «шести берберийских коней» короля (V, 2; перевод М. Лозинского).
Шапиро полагает, что на Рождество 1599 года при дворе скорее всего исполняли шекспировскую хронику «Генрих IV», где с самых первых строк Шекспир затрагивает еще одну актуальную для лондонцев тему — войны с Испанией. По сохранившимся государственным документам эпохи Шапиро реконструирует историю несостоявшегося вторжения. Описывая приготовления англичан к вторжению испанцев, Шапиро использует очень удачное, исполненное иронии, словосочетание — Невидимая армада (The Invisible Armada), перифраз знаменитой — Непобедимой армадой разгромленной англичанами в 1588 году. Фраза восходит к комментариям Ф. Бэкона к историческому труда У. Кемдена «Анналы» (на лат., 1615), поясняет в Библиографическом комментарии сам Шапиро.
Опираясь на работы известного историка, современника Шекспира Джона Стоу, исследователь восстанавливает события августа 1599-го, когда англичане усиленно готовились к обороне столицы. Мы оказываемся в Лондоне, оцепленном английскими солдатами и освещенном 24 часа в сутки. Чтобы враг не смог незаметно проникнуть в город, на улицах — сверху — протянуты веревки: на них висят фонари и свечи. Остро стоит вопрос и об обороне Темзы.
Бытовая и социальная жизнь Англии в книге Шапиро показаны мастерски, однако историческое часто перевешивает литературное; в литературоведческой составляющей своей книги Шапиро скорее обобщает накопленный опыт предшественников, нежели предлагает читателю новое прочтение пьес. Порой при чтении книги возникает ощущение, что, следуя заветам «нового историзма», биограф слишком увлечен историческими параллелями и потому смотрит на историю исключительно с точки зрения того, как она могла отразиться в текстах Шекспира, отбрасывая все остальное [29].
Самый важный вопрос, возникающий при чтении книги, — почему 1599? Ответ опять же не нов и сформулирован задолго до Дж. Шапиро. 1599-й для Шекспира — время напряженного творческого поиска. Драматург уже хорошо известен в Лондоне, фразы из его пьес повторяет весь город — и простой люд, и знатные вельможи.
Последний год XVI века принес англичанам немало волнений. Не имея достоверных источников информации, елизаветинцы не понимали, что происходит и кому верить. По мнению Шапиро, именно театр становится в это время их надеждой и опорой, местом силы и отдохновения. Шекспир беседует со зрителем отнюдь не об отвлеченных событиях древнего Рима или средневековой Вероны — он ставит в своих пьесах социальные проблемы, волновавшие каждого елизаветинца. Не случайно в улучшенной версии эпилога ко второй части «Генриха IV», которую анализирует Шапиро, появляется новая, важная для Шекспира мысль — о партнерстве зрителя и драматурга, а также аналогия между театральным товариществом и акционерным обществом. Публика — «любезные кредиторы», а следовательно, она разрешает своему заемщику работать так, как ему хочется, выдав ему своеобразный кредит доверия (глава первая — «Уилл против Уилла»).
Шекспир писал прежде всего для своего зрителя, а не для читателя, — для зрителя партера и для образованных вельмож, и потому перед ним стояла сложная задача — заинтересовать разные слои публики. Новый театр — Глобус — даровал Шекспиру возможность воспитать нового зрителя, привить ему новый вкус.
К концу 1590-х Шекспир осознает: старый тип драматургии исчерпал свои возможности, и нужно либо искать новые жанры, либо иначе трактовать старые (как это произойдет, например, с жанром трагедии мести). Один из поводов для обновления — конфликт Шекспира с ведущим комиком его труппы, клауном Уильямом Кемпом, мастером импровизационного жанра, любителем джиг и морисовой пляски, протанцевавшим однажды путь от Лондона до Норича, прыгая по кочкам и по дорожной грязи. Кемп, любимец публики, был прекрасно известен в Лондоне ролью Фальстафа в «Генрихе IV» и «Виндзорских насмешницах» и полицейского пристава Кизила в комедии «Много шума из ничего».
С уходом Кемпа из труппы, как известно, изменятся и шуты шекспировских спектаклей. Их будет играть Роберт Армин, новый актер труппы. Именно ему
