Люди и тени стоят у входа В зоологический сад планет.
Иванов Вяч. Вс. Звездная вспышка (Поэтический мир Н. С. Гумилева) // Гумилев Н. Стихи. Письма о русской поэзии. М., 1990.
Богомолов Н. А. Читатель книг // Гумилев Н. С. Соч.: в 3-х тт. Т. 1. М., 1991.
Баскер М. Ранний Гумилев: путь к акмеизму. СПб., 2000.
Тименчик Р. Д. Подземные классики. Иннокентий Анненский. Николай Гумилев. М., 2017.
Осип Мандельштам-Акмеист – космос вместо хаоса
(О стихотворении «Notre Dame»)
Notre Dame
Где римский судия судил чужой народ, Стоит базилика, – и, радостный и первый, Как некогда Адам, распластывая нервы, Играет мышцами крестовый легкий свод. Но выдает себя снаружи тайный план: Здесь позаботилась подпружных арок сила, Чтоб масса грузная стены не сокрушила, И свода дерзкого бездействует таран. Стихийный лабиринт, непостижимый лес, Души готической рассудочная пропасть, Египетская мощь и христианства робость, С тростинкой рядом – дуб и всюду царь – отвес. Но чем внимательней, твердыня Notre Dame, Я изучал твои чудовищные ребра, Тем чаще думал я: из тяжести недоброй И я когда-нибудь прекрасное создам.
1912
Это стихотворение удобно разбирать в следующей лекции после «Фра Беато Анджелико» Гумилева, потому что оно тоже очень тесно связано с самоопределением поэта как акмеиста [57]. «Notre Dame» содержит многочисленные лексические и образные переклички с программной статьей Мандельштама «Утро акмеизма», именно им завершается подборка «действительно акмеистических стихов» [58], появившаяся в третьем номере «Аполлона» за 1913 год. Ударно-финальное место занимает стихотворение «Notre Dame» и в первой поэтической и, безусловно, акмеистической книге Мандельштама «Камень» (1913). Здесь оно вместе с «Лютеранином» (1912) и «Айя-София» (1912) помещено после нескольких мандельштамовских стихотворений 1913 года, так что эти три текста совокупно образуют в «Камне» «триптих о религиях Европы – Протестантизме, Православии и Католичестве» [59].
Соответственно, будет правомерно задать этому стихотворению тот же вопрос, что и ранее стихотворению «Фра Беато Анджелико»: в чем суть акмеизма, как понимал и исповедовал его поэт?
Попытку ответа на этот вопрос начнем с очевидного и многократно уже сделанного наблюдения: стихотворение Мандельштама «Notre Dame» было сознательно построено как словесный аналог архитектурного сооружения – Собора Парижской Богоматери. Это прямо проговорено в финальной строфе стихотворения, в которой Мандельштам вспоминает о своем намерении «когда-нибудь» «из тяжести недоброй» (из слов, как из камней) построить «прекрасное» – вот его «Notre Dame» и стал такой постройкой. Чуть менее прямо это сделано на композиционном (то есть в буквальном смысле – «строительном») уровне стихотворения. М. Л. Гаспаров отметил, что, как и готический храм, мандельштамовское стихотворение построено на соотношении форсов и контрфорсов:
1-я строфа – храм показан изнутри;
2-я строфа – противительный союз «но» – храм показан снаружи;
3-я строфа – храм показан изнутри;
4-я строфа противительный союз «но» – храм показан снаружи
Сделаем промежуточный и не претендующий на оригинальность вывод: акмеизм понимался Мандельштамом как словесный аналог архитектурного строительства. Архитектурное же строительство привлекало поэта как торжество упорядоченности, позволявшее Мандельштаму справиться с восприятием окружающего мира не как организованного космоса, а как страшного в своей непонятности и непознаваемости хаоса. О таком восприятии свидетельствуют многие доакмеистические стихотворения поэта: «В кустах игрушечные волки // Глазами страшными глядят» (1908); «И высокие темные ели // Вспоминаю в туманном бреду» (1908); «Твой мир, болезненный и странный, // Я принимаю, пустота!» (1910); «Я участвую в сумрачной жизни» (1911); «Быть может, я тебе не нужен, // Ночь; из пучины мировой, // Как раковина без жемчужин, // Я выброшен на берег твой» (1911) и т. д.
Возвращаясь к стихотворению «Notre Dame», отметим, что его третья строфа густо насыщена не только архитектурными, но и природными мотивами. Тут упоминаются «непостижимый лес», «тростинка» и «дуб». Противопоставлена природа архитектуре в мандельштамовском стихотворении или нет? Чтобы ответить на этот вопрос, рассмотрим чуть более пристально образ «стихийного лабиринта» из этой же, третьей строфы «Notre Dame». Для кого лабиринт непостижим и стихиен? Для того, кто в нем блуждает и пытается найти из него выход. Однако создатель лабиринта обустраивает его по определенному плану, то есть для него лабиринт, напротив, устроен очень четко и логически безупречно.
Устроителем «лабиринта»-храма является его архитектор, отсюда еще во второй строфе стихотворения возникает строка: «Но выдает себя снаружи тайный план». Устроителем «лабиринта»-стихотворения является его автор. Вспомнив о том, что в стихотворении «Notre Dame», как и в парном к нему стихотворении «Айя-София», изображается собор, рискнем предложить еще одну параллель к образу создателя лабиринта: устроителем «лабиринта»-природного мира является его Создатель, то есть Бог. Окружающий мир, который людям кажется непостижимым и стихийным, на самом деле устроен по «тайному» для нас, но четкому «плану» Создателя. В этом, как представляется, и заключается самая суть оптимистического мандельштамовского понимания «акмеизма» окружающего мира в 1912–1914 гг.
Сложно выявленная нами в «Notre Dame» параллель между устройством архитектурного и природного миров, как их воспринимал поэт, будет прямо продекларирована в первой строфе мандельштамовского акмеистического стихотворения 1914 года:
Природа – тот же Рим и отразилась в нем. Мы видим образы его гражданской мощи В прозрачном воздухе, как в цирке голубом, На форуме полей и в колоннаде
