читателю возможность самому догадаться и тем самым проявить свою сообразительность, иногда с той же целью чего-то чуточку перескажет (гипербола) или скажет совсем в обратном смысле (ирония) и т. д. В общем, тут всё зависит от личной изобретательности каждого. Это и есть юмор. Другого не бывает. Об этом, конечно, необходимо писателю знать, чтобы как-нибудь не прогнать ненароком юмор, когда он по собственному почину, так сказать, непрошеным придёт в его проповедь.
Дело, конечно, обстоит не так просто, как кажется. Юмор, во-первых, приходит непрошеным не к каждому. А во-вторых, когда он приходит непрошеным, его не так просто выразить в словах. Над этим и приходится биться писателю. Именно эту сторону дела имел в виду Маяковский, когда писал о сатирической обработке слова. В своей статье «Предиполсловие» Маяковский писал: «Ищется смешной сюжет. Таких сюжетов нет. Есть вещи, напрашивающиеся на издевательство… Вещи эти смешат и в малой обработке. Но если само слово не оттачивается ежедневно новым шилом – острота тупеет уже со второго раза».
Это верно! Попробуйте описать какой-нибудь смешной случай, и вы испытаете настоящие муки творчества, муки поисков подходящего слова, верного описания, меткого сравнения. Без этого вам не удастся представить происшедший смешной случай смешным.
Для доказательства необходимости обработки слова Маяковский приводит своё стихотворение «Схема смеха», которое смешит нас якобы только словесной обработкой. На самом деле Маяковский несколько увлёкся и не заметил, что стихотворение всё же содержит явление, над которым мы смеёмся. Это стихотворение о том, как баба с молоком шла по железнодорожному пути и чуть не попала под поезд, но, как сказано в стихотворении: «шёл мужик с бараниной и дал понять ей вовремя», в результате чего баба осталась жива. Конечно, мужик не проявил никакого геройства. Он только предупредил бабу, а это каждый сделал бы на его месте. Не мог же он спокойно смотреть, как баба гибнет. Случай явно не такой, чтоб говорить о нём в высоком стиле. Стихи, однако, кончаются прославлением мужика с бараниной как истинного героя:
Хоть из народной гущи,
а спас средь бела дня.
Да здравствует торгующий
бараниной средняк!
Да светит солнце в темноте!
Горите, звёзды, ночью!
Да здравствуют и те и те —
и все иные прочие!
Мы, безусловно, смеёмся, читая эти иронические строки, но смеёмся потому, что в них содержится издевательство, насмешка над высокопарностью некоторых писаний, над громкой фразой, над неоправданным славословием, которому склонны предаваться некоторые любители дешёвого успеха, то есть над чем-то действительно существующим в жизни, над чем-то напрашивающимся на издевательство. В стихотворении налицо определённая словесная обработка, то есть насмешка над этим явлением, высказанная писателем в форме пародии. Маяковский, явно пародируя, то есть перехватывая через край, расхваливает при помощи нарочито неуклюжих громких фраз то, что похвалы не заслуживает, и тем самым делает очевидной неуместность, неискренность, комичность такого рода хвалы. Пародия – в сущности тот же словесный приём (изобразительное средство языка), что и ирония, иносказание, гротеск, образ-сравнение и т. д. Найти подходящее к случаю точное слово, выражение, сравнение, иносказание, метод подачи – в этом и заключается словесная обработка – способность писателя или вообще остроумного человека, умеющего метко охарактеризовать то или иное жизненное явление, словом, найти для него подходящий языковой эквивалент.
Если наш смех не просто радостный, или злорадный, или эгоистический, не просто, наконец, глупый, то мы всегда можем найти и объект смеха, то есть жизненное явление, напрашивающееся на издевательство, на насмешку, хотя нам подчас и может казаться, что смех вызван исключительно шуткой, каким-нибудь остроумным замечанием, то есть словесной передачей явления (словесной обработкой). Это может казаться и самому автору шутки, что вполне естественно, так как без автора, без его шутки по поводу явления, мы самого явления, может быть, и не разглядели бы, не увидели, что оно смешно.
Нам обычно понятно, почему мы смеёмся, когда налицо какое-нибудь значительное отрицательное, комическое явление ярко выраженной социальной направленности. В таком случае причина смеха видна, как говорится, невооружённым глазом, и наш смех кажется вполне оправданным, не представляя для нас никаких загадок. В то же время наш смех раздаётся подчас по таким поводам, когда мы сами затрудняемся сказать, что же в конце концов нас насмешило, какое достойное осуждения явление вызвало наш смех. Разобраться в таких, казалось бы, недостойных серьёзного внимания, но «необъяснимых» случаях – очень важно, так как именно они и дают материал для тех теорий, по которым причиной комического является нечто необъяснимое, бессмысленное, несообразное, несуразное, нелепое, абсурдное, случайное, то есть вызванное случайным стечением обстоятельств, а не наличием осуждаемого явления действительности.
В «Проделках Скапена» Мольера Зербинетта встречается со стариком Жеронтом и, не зная, что перед ней Жеронт, начинает рассказывать ему смешной случай, происшедший с ним же самим, называя его попутно и олухом, и ослом, и скупой собакой, к тому же ещё удивляется, что её рассказ не смешит Жеронта. В комедии В. Дыховичного и М. Слободского «Где эта улица, где этот дом?» есть очень смешная сцена, когда герой комедии шофёр Берёзкин хочет обменять жилплощадь и с этой целью ездит по имевшимся у него адресам. Героиня комедии Наташа ждёт между тем своего жениха Диму, которого хочет познакомить со своей матерью и тёткой. Наташа ненадолго уходит из дома, а в это время является для осмотра квартиры Берёзкин, которого мамаша и тётка принимают за жениха; угощают его чаем, затевают разные разговоры, стараясь разузнать, что за человек их будущий зять. Берёзкин же внимательно осматривает квартиру, справляется о метраже комнат, об имеющихся удобствах и пр., вызывая своей практичностью и предусмотрительностью удивление и даже возмущение у матери невесты и её тётки. Вся эта сцена, как и сцена Зербинетты с Жеронтом, основана на сплошном недоразумении, как может показаться на первый взгляд, но вызывает неудержимый смех всего зала. Подобных смешных эпизодов (типа комических несообразностей), когда люди либо не узнают друг друга, либо принимают одного за другого, либо говорят или пишут кому-нибудь то, что предназначалось другому, и т. п., можно было бы привести множество. Не видеть истинной причины смеха, то есть не обнаруживать осуждаемого смехом явления в подобных ситуациях, можно, однако, лишь до тех пор, пока сам не попадёшь в какое-нибудь из таких смешных положений. Так, по крайней мере, случилось со мной.
Однажды мне пришлось жить на даче, хозяева которой, муж и жена, были очень солидные и даже интеллигентные люди. Муж работал где-то в собачьем питомнике. Он был невысокого роста, толстенький, круглый, румяный, лоснящийся, как хорошо проваренный в
