id="id251">
Аскольдов С. Психология характеров у Достоевского // Ф. М. Достоевский. Статьи и материалы. Сб. 2.
Гроссман Л. Поэтика Достоевского. М., 1925. С. 165.
Там же. С. 175.
Там же. С. 178.
См.: Гроссман Л. Путь Достоевского. Л.: Изд. Брокгауз-Ефрон, 1924.
Там же. С. 10.
Там же. С. 17.
Та гетерогенность материала, о которой говорит Гроссман, в драме просто немыслима.
Поэтому-то и неверна формула Иванова – «роман-трагедия».
Гроссман Л. Путь Достоевского. С. 10.
К мистерии, равно как и к философскому диалогу платоновского типа, мы еще вернемся в связи с проблемой диалога у Достоевского.
Дело идет, конечно, не об антиномии, не о противостоянии идей, а о событийном противостоянии цельных личностей.
Kaus O. Dostoevski und sein Schicksal. Berlin, 1923. S. 36. Перевод см. в настоящем издании, с. 37–38 (прим. сост.).
Ibid. S. 63. Перевод см. в настоящем издании, с. 37–38 (прим. сост.).
Комарович В. Роман Достоевского «Подросток» как художественное единство // Ф. М. Достоевский. Статьи и материалы. Сб. 2.
Там же. С. 48.
См.: Там же. С. 68.
Энгельгардт Б. М. Идеологический роман Достоевского // Ф. М. Достоевский. Статьи и материалы. Сб. 2.
Там же. С. 91.
Там же. С. 94.
Там же.
Темы первого плана: 1) тема русского сверхчеловека («Преступление и наказание»), 2) тема русского Фауста (Иван Карамазов) и т. д. Темы второго плана: 1) тема «Идиота», 2) тема страсти в плену у чувственного «я» (Ставрогин) и т. д. Тема третьего плана: тема русского праведника (Зосима, Алеша). См.: Там же. С. 98 и дальше.
Там же. С. 96.
Для Ивана Карамазова как для автора «Философской поэмы» идея является и принципом изображения мира, но в потенции каждый из героев Достоевского – автор.
Единственный замысел биографического романа у Достоевского – «Житие великого грешника», – долженствовавшего изображать историю становления сознания, остался невыполненным, точнее, в процессе своего выполнения распался на ряд полифонических романов. См.: Комарович В. Ненаписанная поэма Достоевского // Ф. М. Достоевский. Статьи и материалы. Сб. 1.
Но, как мы говорили, без драматической предпосылки единого монологического мира.
Об этой особенности Гете см.: Зиммель Г. Гете. М., 1928 и у Гюндольфа «Goethe», 1916).
Картины прошлого имеются только в ранних произведениях Достоевского (например, детство Вареньки Доброселовой).
О пристрастии Достоевского к газете говорит Л. Гроссман: «Достоевский никогда не испытывал характерного для людей его умственного склада отвращения к газетному листу, той презрительной брезгливости к ежедневной печати, какую открыто выражали Гофман, Шопенгауэр или Флобер. В отличие от них Достоевский любил погружаться в газетные сообщения, осуждал современных писателей за их равнодушие к этим "самым действительным и Самым мудреным фактам" и с чувством заправского журналиста умел восстановлять цельный облик текущей исторической минуты из отрывочных мелочей минувшего дня… "Получаете ли вы какие-нибудь газеты?" – спрашивает он в 1867 году одну из своих корреспонденток: "Читайте, ради бога, нынче нельзя иначе, не для моды, а для того, что видимая связь всех дел общих и частных становится все сильнее и явственнее…"». См.: Гроссман Л. Поэтика Достоевского. С. 176.
См.: Энгельгардт Б. М. Идеологический роман Достоевского. С. 105.
Девушкин, идя к генералу, видит себя в зеркале: «Оторопел так, что и губы трясутся, и ноги трясутся. Да и было отчего, Маточка. Во-первых, совестно, я взглянул направо в зеркало, так просто было отчего с ума сойти, оттого, что я увидел. Его превосходительство тотчас обратили внимание на фигуру мою и на мой костюм. Я вспомнил, что я видел в зеркале: я бросился ловить пуговку» (Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч. 7-е изд. СПб., 1906. Т. 1. С. 96, 97. Все последующие цитаты будут даны по тому же изданию).
Достоевский неоднократно дает внешние портреты своих героев и от автора, от рассказчика или через других действующих лиц. Но эти внешние портреты не несут у него завершающей героя функции, не создают твердого и предопределяющего образа. Функции той или иной черты героя не зависят, конечно, только от элементарных художественных методов раскрытия этой черты (путем самохарактеристики героя, от автора, косвенным путем и т. п.).
В пределах того же гоголевского материала остается и «Прохарчин». В этих пределах оставались, по-видимому, и уничтоженные Достоевским «Сбритые бакенбарды». Но здесь Достоевский почувствовал, что его новый принцип на том же гоголевском материале явится уже повторением и что необходимо овладеть содержательно новым материалом. В 1846 г. он пишет брату: «Я не пишу и "Сбритых бакенбард". Я все бросил, ибо все это есть не что иное, как повторение старого, давно уже мною сказанного. Теперь более оригинальные и живые светлые мысли просятся из меня на бумагу. Когда я дописал "Сбритые бакенбарды" до конца, все это представилось мне само собою. В моем положении однообразие – гибель» (Биография, письма и заметки из записной книжки Достоевского. СПб., 1883. С. 55). Он принимается за «Неточку Незванову» и «Хозяйку», т. е. пытается внести свой новый принцип в другую область пока еще гоголевского же мира («Портрет», отчасти «Страшная месть»).
См.: Поли. собр. соч. Т. 3. С. 327.
См.: Поли. собр. соч. Т. 3. С. 342. Курсив наш. – М. Б.
См.:
