Можно выпрямить душу свою
В панихиде до волчьего воя.
По ошибке окликнул его я, -
Он уже, слава богу, в раю.
Занавесить бы черным Байкал!
Придушить всю поэзию разом.
Или в стихотворении «Да здравствует старая дева»:
Все вынесет, все перетерпит
могучее тело ее,
когда одиноко и прямо
она на кушетке сидит
и, словно в помойную яму,
в цветной телевизор глядит.
Она в этом кайфа не ловит,
но если страна позовет, -
коня на скаку остановит,
в горящую избу войдет.
Малярит, латает, стирает,
за плугом идет в борозде,
и северный ветер играет
в косматой ее бороде.
Не всякий поэт настолько открыт миру и интересуется им, что способен создать типажи и что-нибудь этакое в объективной действительности разглядеть. Большинство говорят о себе и своих чувствиях, а это «свое» не всегда так масштабно, что может представительствовать от лица многих.
В жанровых сценах Еременко, на мой взгляд, пробивается к осознанию жизни, которая «еще примитивней», чем представляется изощренному разуму. Видите ли: наша смертность и ее вечность, ее постоянство плохо согласуются. Кто через много лет посещал прежние места жительства, это поймут: т а м все то же, жилища, тропы, речки, а ты уже забыт средой, отторгнут. Жизнь – как та дебильная девочка, которая, гуляя по желтой железнодорожной насыпи, собирается отвинчивать шпалы и «к болту на 28 подносит ключ на 18». Поэзия, конечно, как и всякое искусство, пытается преодолеть этот временной разрыв, но часто ли ей это удается? Спросите себя: разве самый отъявленный честолюбец не допускал хоть раз мысль – уединиться на берегу озера: стрелять уток, ловить рыбу, проживать вместо того, чтобы бороться?..
Но мы отвлеклись. Итак, о третьем и последнем лике.
Серьезный лирик и – местами - интеллектуал, Еременко становится таким, когда обращается внутрь. «Нутряной», закрытый, слегка заговаривающийся (может быть, из любви к позднему Мандельштаму), темный, тавтологичный - вот черты этого лика. Тут не все строится на парадоксах и игре, но много и неподдельного чувства (не всё шутить и зубоскалить). И вот тут я, критик, поостерегся бы производить литературоведческий анализ: у каждого своя боль. Тем более что, говоря о душе, «искренний» поэт А. Еременко сознательно затемняет, затушевывает смысл. Наилучший тому пример – известный «Невенок сонетов», где он свои строки разводит по таким лабиринтам, что не знаешь, по какому идти, чтобы не заблудиться хоть в ощущениях. Позиция подкреплена авторским кредо:
Когда мне говорят о простоте,
большое уравнение упростив,
я скалю зубы и дрожу от злости.
Форма сонета позволила усложнить уравнение и, где можно, закопать поглубже смысл, но мотив написания ясен: попытаться преодолеть боль.
О, господи, води меня в кино,
корми меня малиновым вареньем.
Все наши мысли сказаны давно,
и все, что будет, будет повтореньем.
Или:
Как хорошо у бездны на краю
загнуться в хате, выстроенной с краю.
Или:
О, господи, я твой случайный зритель…
Убей меня. Сними с меня запой
или верни назад меня рукой
членистоногой, как стогокопнитель.
Художественный прием – условность, а когда человек искренен, условностей в нем немного. Впрочем, чувство здесь сочетается с авторским своеволием: автор, если захочет, зарифмует в одном стихотворении какой-нибудь «буфет» восемь раз, да так ловко и изящно, что это будет выглядеть танцами на льду. Если говорить о стилистике и художественных приемах, придется привлекать других представителей направления – Н. Искренко, Е. Бунимовича, М. Шатуновского, В. Аристова: иные из них просто виртуозы по части стихотворной техники. Аллитерации, консонансы, анжамбементы, плеоназмы… бог мой! А уж о главном – о метафорах – простых, развернутых, метаметафорах, - и говорить не стоит: направление. Кто хочет видеть «их» вместе, пусть заглянет в №4 журнала «Юность» за 1987 года.
Алексей ИВИН
(статья опубликована в журнале «Арион», с искажениями, а также на сайте поэта А.В. Еременко. Ее также можно найти на сайтах: , , , , , )
------------------------------------
С ПОЛЕМИЧЕСКИМ ЗАДОРОМ
©, ИВИН А.Н., автор, 2011 г.
BAMBOO TOOTHPICKS И 1 БУМАЖНАЯ ЗАКЛАДКА
1
Иногда в трудную минуту, когда так и кажется, что все тебя ненавидят, - настолько нет взаимопонимания, - да что там! – простого отношения, я ищу его хоть у мертвых. Недавно вот так же, с полным осознанием того, что борьба бесполезна, я снял с полки томик поэта Алексея Апухтина, открыл наугад и прочитал:
Часто, наскучив игрой бесталанною,
Я забываюсь в толпе,
Разные мысли, несвязные, странные,
Бродят тогда в голове.
Тихо мне шепчет мечта неотлучная:
Вот наша жизнь пред тобой,
Та же комедия, длинная, скучная,
Разве что автор другой.
А ведь сначала, полны ожидания,
Входим мы… Пламень в груди…
Много порывов, и слез, и желания,
Много надежд впереди.
Но чуть ступили на сцену мы новую –
Пламень мгновенно погас:
Глупо лепечем мы роль бестолковую,
Холодно слушают нас.
(Тут я вздрогнул: холодно слушают, начхать им на мое стремление заинтересовать своей ролью и мастерством).
Если ж среди болтовни утомительной
В ком-нибудь вырвется стон
И зазвучит обо всем, что мучительно
В сердце подслушает он, -
Тут-то захлопают!.. Рукоплескания,
Крики… Минута пройдет…
Мощное слово любви и страдания
Так же бесплодно замрет.
(Это точно: как об стенку горох! Даже если узнаю΄т из твоих текстов о себе же дополнительные сведения и тайны – никакой благодарности! За что платить, благодарить? Это же не печной горшок, в котором можно сварить кашу).
Тянутся, тянутся сцены тяжелые,
Стынут, черствея, сердца, (!)
Мы пропускаем уж сцены веселые,
Ждем терпеливо конца.
Занавесь спущена… Лавры завидные,
Может гордиться артист;
Слышно порой сожаленье обидное,
Чаще зевота и свист.
Вот и разъехались… Толки безвредные (!)
Кончены… Говор затих,
Мы-то куда ж теперь денемся, бедные,
Гаеры жалкие их!
В длинном гробу, как на дроги наемные,
Ляжем, - и в путь без сумы
Прямо домой через улицы темные
Тихо потащимся мы.
(Действительно! Зачем сума? Мы же не древние финикийцы или египтяне и знаем, что деньги и бытовая утварь на том свете нам ни к чему, что кладбище – наш дом).
Выедем зà город… Поле широкое…
Камни, деревья, кресты…
Снизу чернеет нам яма глубокая,
Звезды глядят с высоты…
Тут мы и станем… И связанных странников
Только бы сдать поскорей –
В грязный чулан нас запрут, как изгнанников
С родины милой своей.
Долго ли нас там продержат – не сказано,
Что там – не знает никто,
Да и нам знать-то того не приказано,
Знает хозяин про то.
Прочитав стихотворение до конца, я почувствовал, что волосы на голове шевелятся. Что же выходит? После спектакля затолкают в могилу, обнадежив: «Ждите! Скоро придет Мессия, освободит». А ведь это лапша, насчет мессии-то и насчет хозяина. Ведь элементарная ложь: сгнием в чулане, добыча червей. А на милой родине-то будут хозяйничать веселые молодые скоты с круглыми затылками, абсолютно тупые и очень энергичные, и так будут плясать, что наши кости в гробах запрыгают. Вы что, думаете, они страдание понимают? Да они старательнейшим образом избегают всего, что связано со смертью, - все эти Анжелины Джоли, Терминаторы и гламурные Д.Б. - Демьяны Бедные, пардон: Дмитрии Быковы. Они же вместе со всем российским населением хотят одного: забыться, чтобы вместо правды были заигрывание и развлекуха. Мажор во что бы то ни стало, и даже когда о покойниках пишут – все равно чтоб мажорно звучало.
