природы и богатым разнообразьем внутренних сил, в нем заключенных. Если только поможет Бог произвести все так, как желает душа моя, то, может быть, и я сослужу службу земле своей не меньшую той, какую ей служат все благородные и честные люди на других поприщах. <…> Конечно, я мог бы иметь средства, если бы решился выдать в свет мое сочинение в неготовом и неоконченном виде – но на это не решусь никогда. Есть, слава Богу, совесть, которая не позволит мне этого даже и в таком случае, если бы я очутился в последней крайности. Всякому человеку следует выполнить на земле призванье свое добросовестно и честно (между 10 и 18 июля 1850 г. , Васильевка) [188].
В Васильевке Гоголь получит также письмо от своего петербургского знакомого М. С. Скуридина:
В народе ходит молва, что вы и вторую часть «Мертвых душ» кончили. Нетерпеливо ждут выпуска в свет, и я равномерно. Мне все что-то ныне кажется, что и до того не доживешь, и до другого не доживешь. Потешьте, душенька, повернитесь, попроворнее! (25 июля 1850 г.) [189].
Ответное письмо Скуридину не сохранилось. Но Гоголь словно отвечает на его призыв в других письмах, ссылаясь на необходимость поработать зимой, «чтобы приготовить 2 том к печати, приведя его окончательно к концу» (письмо А. П. Толстому от 20 августа 1850 г., Васильевка). О том же он пишет и А. О. Смирновой:
Мне нужно непременно эту зиму хорошенько поработать в ненатопленном тепле, с благодатными прогулками на воздухе благорастворенного юга. И если только милосердный Бог приведет мои силы в состоянье полного вдохновенья, то второй том эту же зиму будет готов. Вы сами знаете, что бывают времена, когда в один день больше делается, чем в месяцы (письмо от 20 августа 1850 г., Васильевка).
При этом срок выхода второго тома в очередной раз отодвигается, теперь Гоголь намечает его на конец 1851 – начало 1852 годов, продолжая, однако, чтение глав в узком кругу. В Васильевке он устраивает чтение для родных, о чем упоминает в дневнике его сестра Елизавета Васильевна Быкова («1 октября, именины матери. Брат вместо подарка читал нам из второго тома „Мертвых душ“» [190]). Еще одно чтение для членов семьи первой главы второго тома состоится полгода спустя, в начале апреля 1851 года, в Кагарлыке (укр. Кагарлик), где гостила в это время М. И. Гоголь со старшими дочерьми. Об этом чтении она вспоминала уже после смерти сына в письме М. П. Погодину от 24 марта 1852 года [191].
Так и не получив пенсион, который сделал бы возможным его пребывание в Греции, Гоголь отправляется в Одессу, где, поселившись 24 октября 1850 года в доме своего родственника Андрея Трощинского [192], продолжал работать над поэмой. И даже сообщил Жуковскому о близости ее окончания, подчеркивая, однако, что близость еще не есть завершение:
Милосердый Бог меня еще хранит, силы еще не слабеют, несмотря на слабость здоровья; работа идет с прежним постоянством, и хоть еще не кончена, но уже близка к окончанью. Что ж делать? <…> Покуда писатель молод, он пишет много и скоро. Воображенье подталкивает его беспрерывно. Он творит, строит очаровательные воздушные себе замки, и немудрено, что писанью, как и замкам, нет конца. Но когда уже одна чистая правда стала его предметом и дело касается того, чтобы прозрачно отразить жизнь в ее высшем достоинстве, в каком она должна быть и может быть на земле и в каком она есть покуда в немногих избранных и лучших, тут воображенье немного подвигнет писателя; нужно добывать с боя всякую черту (письмо от 16 декабря 1850 г., Одесса).
Жуковскому, как сообщает Гоголь в том же письме, он хочет «прочесть <…> все, что написалось» (Жуковский в это время находится в Баден-Бадене):
Если Бог благословит возврат твой в Россию будущим летом, то хорошо бы нам съехаться хоть на месяц туда, где расположишься ты на летнее пребыванье, будет ли это в Ревеле, Риге или где инде. Мы туда бы выписали Плетнева, Смирнову и еще кого-нибудь и провели бы прекрасно это время.
Судя по всему, именно конец осени – начало зимы 1850 года становится для Гоголя периодом наиболее плодотворной работы над завершением поэмы. Новое (второе) издание своих сочинений, порученное С. П. Шевыреву, Гоголь теперь хочет приурочить к выходу второго тома, будучи убежден, что его появление еще больше оживит интерес к его творчеству в целом: «Нужно необходимо, чтобы к выходу II‐го тома „М<ертвых> д<уш>“ подоспело изданье сочинений, которых, вероятно, потребуется тогда вдруг много» (письмо С. П. Шевыреву от 7 (по другой версии – 2) ноября 1850 г., Одесса).
О намерении Гоголя печатать второй том свидетельствует, по-видимому, также и письмо его П. А. Плетневу из Одессы от 2 декабря 1850 года. Впрочем, второй том в нем не назван, а говорится вообще о «печатании»:
Намеренья мои теперь вот какого рода: в конце весны или в начале лета предполагаю быть в Петербурге, затем, чтобы, во-первых, повидаться с тобой и с Жуковским и перечесть вместе все то, что хочется вам прочитать, а, во-вторых, если будет Божья воля, то и приступить к печатанью. Время, кажется, уже несколько угомонилось, головы хоть, может быть, и не совсем, но по крайней мере уже, верно, отрезвились настолько, чтобы иметь терпенье и хладнокровье выслушать, в чем дело, а до сих пор, право, не подымались даже и руки к изданью чего-либо.
Гоголь рассчитывает, что поэма его появится вместе с картиной А. А. Иванова «Явление Христа народу». «Хорошо бы было, если бы и ваша картина, и моя поэма явились вместе», – пишет он А. А. Иванову из Одессы в Рим (письмо от 16 декабря 1850 г.) [193]. И неделю спустя А. О. Смирновой словно поясняет:
О себе покуда скажу, что Бог хранит, дает силу работать и трудиться. Утро постоянно проходит в занятиях, не тороплюсь и осматриваюсь. Художественное созданье и в слове то же, что и в живописи, то же, что картина. Нужно то отходить, то вновь подходить к ней, смотреть ежеминутно, не выдается ли что-нибудь резкое и не нарушается ли нестройным криком всеобщего согласия (письмо от 23 декабря 1850 г., Одесса).
В целом, как полагал Н. С. Тихонравов, резюмируя рассеянные в письмах 1850 года сообщения, «в исходе означенного года <…> <второй>
