с ней будет, если вы бросите ее?
– Я думал, Дарья Александровна, и много думал, – говорил Алексей Александрович. Лицо его покраснело пятнами, и мутные глаза глядели прямо на нее. Дарья Александровна теперь всею душой уже жалела его. – Я это самое сделал после того, как мне объявлен был ею же самой мой позор; я оставил все по-старому. Я дал возможность исправления, я старался спасти ее. И что же? Она не исполнила самого легкого требования – соблюдения приличий, – говорил он, разгорячаясь. – Спасать можно человека, который не хочет погибать; но если натура вся так испорчена, развращена, что самая погибель кажется ей спасением, то что же делать?
– Все, только не развод! – отвечала Дарья Александровна.
– Но что же все?
– Нет, это ужасно. Она будет ничьей женой, она погибнет!
– Что же я могу сделать? – подняв плечи и брови, сказал Алексей Александрович. Воспоминание о последнем проступке жены так раздражило его, что он опять стал холоден, как и при начале разговора. – Я очень вас благодарю за ваше участие, но мне пора, – сказал он, вставая…
– Любите ненавидящих вас… – стыдливо прошептала Дарья Александровна.
Алексей Александрович презрительно усмехнулся. Это он давно знал, но это не могло быть приложимо к его случаю.
– Любите ненавидящих вас, а любить тех, кого ненавидишь, нельзя. Простите, что я вас расстроил. У каждого своего горя достаточно! – И, овладев собой, Алексей Александрович спокойно простился и уехал.
И опять Долли чего-то стыдится. Самый безупречный, с моральной точки зрения, персонаж романа, за которым уж точно нет никакого греха, постоянно чего-то стыдится. Своей внешности, заштопанной кофточки, старой, побитой коляски, на которой въезжает в роскошное Воздвиженское… И даже своих детей, когда во время причастия они ведут себя неподобающим образом.
[о]: Дети не только были прекрасны собой в своих нарядных платьицах, но они были милы тем, как хорошо они себя держали. Алеша, правда, стоял не совсем хорошо: он все поворачивался и хотел видеть сзади свою курточку…
Но настоящая сила Долли, которую почему-то принимают за слабость, в том, что она способна прощать людей. И совершенно неспособна их презирать и ненавидеть. Это единственный человек в романе, который напрочь лишен чувства ненависти и презрения к кому бы то ни было. И одновременно способен понимать других людей и переживать их чувства, как свои. Кити. Анны. Левина. Каренина… И даже Стивы, который милый и жалкий.
Как и запутавшаяся Анна.
Как и обиженный Левин.
Участие Долли в судьбах других персонажей на поверхностный взгляд незаметно. Куда ей заниматься другими, когда она вечно в хлопотах о своих детях? Но как-то так получается, что именно во время разговора Долли с Карениным Левин в соседней комнате делает Кити второе предложение и получает согласие. И мы уже, кажется, забыли о том, что это Долли все устроила. Это по ее приглашению Кити приехала в Ергушово, а по дороге ее карета встретилась с Левиным. Это Долли объяснила Левину, в чем его главная беда – гордость. Это она, которая стыдилась просить Левина помочь ей в хозяйстве, не постеснялась написать ему письмо с просьбой прислать для Кити дамское седло и привезти его лично. Зачем?
Эта неделикатная просьба даже возмутила Левина. Ну разве можно так унижать и его, и свою сестру! Отличие дамского седла от обыкновенного в наличии с левой стороны двух лук. Одна лука предназначена для обхвата правой ногой, вторая – для упора левой в случае необходимости. Взобраться на такое седло без помощи мужчины дама с ее длинным платьем не может.
Итак, представим это себе… Левин привозит дамское седло, крепит его на лошадь и своими сильными руками помогает Кити на него сесть. Он краснеет, она краснеет. Долли стоит в стороне и улыбается. Дело сделано. Как говорит сваха Фекла Ивановна в комедии Гоголя «Женитьба»: «Вот я женю так женю».
Кстати. Откуда в имении Левина дамское седло? Ведь он все-таки отправил его в Ергушово, хотя и без ответного письма. Как-то не похоже, чтобы в его холостяцкой берлоге бывали благородные дамы. Не крестьянок же своих он на этом седле катает? И откуда Долли знает, что у Левина есть дамское седло?
Седло от родителей. От – матери…
Но вернемся в комнату, где Долли разговаривает с Карениным. Возможно, именно во время этого разговора Анна отправляет телеграмму из Петербурга в Москву, которую Каренин находит в гостиничном номере, вернувшись от Облонских.
[о]: «Умираю, прошу, умоляю приехать. Умру с прощением спокойнее».
Первая мысль, которая приходит ему в голову, что Анна в очередной раз хочет его обмануть.
[о]: «Нет обмана, пред которым она бы остановилась».
Очень может быть, что, если бы в тот же день у него не было разговора с Долли, он не вернулся бы в Петербург. По крайней мере, не сделал бы это так стремительно, бросив в Москве все дела. Но Каренин после разговора с Долли уже колеблется в своей ненависти к Анне…
[о]: «Она должна родить. Может быть, болезнь родов. Но какая же их цель? Узаконить ребенка, компрометировать меня и помешать разводу, – думал он. – Но что-то там сказано: умираю…» Он перечел телеграмму; и вдруг прямой смысл того, что было сказано в ней, поразил его. «А если это правда? – сказал он себе. – Если правда, что в минуту страданий и близости смерти она искренно раскаивается, и я, приняв это за обман, откажусь приехать?»
Он мчится в Петербург, прощает Анну, примиряется с Вронским возле ее постели… Во время болезни Анны заботится о девочке, рожденной не от него, и даже ловит себя на том, что любит ее больше, чем своего сына… И это тот Каренин, злая машина, который душил Анну своим «рацио», своими нотациями о том, что прилично и что неприлично. Который вырывал из рук жены письма ее любовника, чтобы затеять унизительный для нее развод.
И мы уже забыли о том, что это происходит после разговора с Долли. Ее роль в романе всегда скромна, незаметна, стыдлива. Когда Каренин соглашается взять фиктивную вину измены на себя, чтобы Анна могла выйти замуж за Вронского, мы объясняем это давлением Стивы и «христианством» Каренина.
Но никак не участием Долли.
Хотя именно она все сделала для того, чтобы спасти брак Карениных. Как до этого все сделала для того, чтобы устроить брак Левина и Кити. В обоих случаях главным препятствием была гордость. Левин смог ее преодолеть.
