«Улучшение» будет достигнуто только тогда, когда женщины сочтут привлекательными тех, кого они сейчас таковыми не считают. Что тут сложного?
Врожденное пытается стать приобретенным
Когда дело касается различий между мужчинами и женщинами, а также того, как внести в отношения между ними порядок, всегда есть многое, чего мы не знаем. Но есть и многое, что нам известно. Или было известно. И, как показывают примеры из популярной культуры, описанные выше, это была не узкая область знания, а нечто широко известное. Но что-то случилось. В какой-то момент все отношения между полами перемешались. Что-то спровоцировало огромный всплеск гнева и отрицания – как раз в тот момент, когда почти были достигнуты консенсус и согласие.
Без сомнения, то, что запутало отношения между полами, и сводит с ума больше всего. Для этого требуется невероятное количество перемен в поведении, к которым нужно приспособиться, и даже после этого невозможно достичь нужного результата, не причиняя огромных страданий отдельным личностям и обществу в целом. К этому все сводится. Борцы за права геев в течение 1990-х годов и далее пытались убедить мир в том, что гомосексуальность является врожденным свойством человека, но, как мы уже убедились, это, возможно, так, а может, и нет. Но их желание преподнести все именно так довольно очевидно. Идея врожденной гомосексуальности хороша, потому что она защищает ваш статус. Но пока в гей-сообществе шла эта борьба, случилось нечто по-настоящему ошеломляющее. Благодаря усилиям некоторых людей – включая тех, кого ошибочно принимали за ратующих за феминизм – движение борьбы за женские права в то же самое время отправилось по совершенно противоположному пути.
До предыдущего десятилетия считалось, что пол (или гендер) и хромосомы относятся к наиболее фундаментальным особенностям нашего вида. Факт нашего рождения мужчиной или женщиной был одной из главных и неизменных данностей нашей жизни. Принимая эту данность, мы учились справляться – как мужчины, так и женщины – со связанными с ней аспектами жизни. Поэтому абсолютно все – не только то, что связано с каждым из полов, но и то, что происходит между ними – перемешалось, когда укоренилась идея приобретённой, основополагающей и врожденной характеристики. Так было заявлено – а спустя пару десятков лет эта идея укоренилась в обществе, и внезапно каждый стал обязан верить в то, что пол – это не биологическая реальность, а лишь «повторяющийся социальный перформанс».
Эта идея заложила под феминистскую повестку бомбу замедленного действия с совершенно предсказуемыми последствиями – этой проблемы мы коснемся в четвертой главе. Она оставила феминизм практически безоружным перед лицом мужчин, утверждающих, что они могут стать женщинами. Но попытка выдать «врожденное» за «приобретенное» причинила – и продолжает причинять как мужчинам, так и женщинам – больше боли, чем любая другая проблема. Она лежит в основе современного безумия. Поскольку она требует от нас веры в то, что женщины – не такие, какими мы их представляли. Она предполагает, что все, что женщины и мужчины наблюдали – и знали – до сегодняшнего дня, было просто миражом, и что все полученные знания о наших различиях и о том, как нам поладить друг с другом, неверны. Весь этот гнев, включающий в себя дикое, разрушительное мужененавистничество, двоемыслие и самообман – происходит из следующего факта: нас всех не просто просят – от нас ожидают, что мы кардинально изменим свои жизни и свои общества, следуя заявлениям о том, что наши инстинкты обманывают нас.
Интерлюдия. Влияние технологий
Если основания новой метафизики неустойчивы, а положения, которым предполагается следовать, кажутся немного неправильными, то, добавив к ним революцию в области коммуникаций, мы получим все условия для безумия толпы. Если мы уже движемся в неверном направлении, то технологии помогают нам двигаться в разы быстрее. Это – тот самый ингредиент, который создает ощущение, будто беговая дорожка под нашими ногами движется быстрее, чем нас несут ноги.
В 1933 году Джеймс Тэрбер опубликовал свой рассказ «День, когда лопнула плотина», в котором он вспоминал события 12 марта 1913 года – в этот день целый город в штате Огайо пустился в бега. Тэрбер вспоминал, как начал распространяться слух о прорыве плотины. Около полудня «вдруг один человек побежал. Он, может быть, просто вспомнил в тот миг, что обещал жене не опаздывать, и понял, что уж безнадежно опоздал». Очень скоро кто-то еще побежал, «может быть, мальчишка-газетчик от хорошего настроения. Тут поскакал трусцой плотный конторский джентльмен».
«…и через десять минут уже всё на улице Высокой понеслось. Громкое бормотание постепенно приняло форму ужасного слова: „плотина“. „Плотину прорвало!“ Так кто же первый облёк этот страх в слово – старушка в котиковом пальто, регулировщик или мальчишка – как знать и какая разница? Две тысячи человек понеслись. „На восток! – вздымался крик: – Прочь от реки! На восток, там безопасней! На восток! На восток! На восток!“»
Пока весь город, охваченный паникой, бежит на восток, никто не останавливается, чтобы подумать о том, что плотина находится так далеко от города, что ни один ее ручеек не мог бы достичь улицу Высокую. Точно так же никто не замечает, что вокруг нет никакой воды. Самые резвые горожане, убежавшие на мили прочь от города, в конце концов вернулись домой, как и все остальные. Тэрбер пишет:
«На следующий день город занимался своими обычными делами, будто ничего не случилось, но на счет шуточек – Боже упаси! Только года через два с лишком можно было обиняком упомянуть плотину в разговоре. И даже теперь, двадцать лет спустя, еще много тех, кто вроде доктора Мэллори, хранят каменное молчание, если кто-то ненароком намекнет в разговоре на тот День Великого Дёра» [118].
Сегодня наше общество постоянно находится в бегах и постоянно находится под угрозой быть пристыженным не только за наши собственное поведение, но и за то, как мы обращались с другими. Каждый день появляется новый предмет ненависти и морального осуждения. Это может быть группа школьников, надевших не те бейсболки не в том месте и не в то время [119]. Или кто-нибудь еще. Как показала работа Джона Ронсона и других [120], посвященная «публичному порицанию», Интернет позволил новым формам травли под прикрытием социального активизма стать лейтмотивом нашего времени. Желание найти людей, которых можно обвинить в «неправильном способе мыслить», работает, потому что оно вознаграждает задиру [121]. Компании, работающие с социальными медиа, поощряют этот феномен, поскольку он является частью их бизнес-модели. Но изредка – если это вообще происходит – люди в паническом бегстве пытаются понять, почему они бегут в том направлении, в котором бегут.
Исчезновение приватного языка
Есть одна фраза,
