мужчины, которые были сфотографированы тайком в метро и фотографии которых оказались выложены в инстаграм-аккаунт «Читающие красавчики»). Согласно журналу «Grazia», «для нас патриархат скрыт», хотя его видимыми симптомами являются «отсутствие уважения, из которого проистекают разрыв в оплате труда и украденные карьерные возможности» [111]. Мужские журналы с радостью перенимают подобные идеи. Рассуждая о событиях 2018 года, мужской журнал «GO» с одобрением заявил, что в этом году «впервые в истории нас всех призвали к ответу за грехи патриархата» [112].
Худшим из мужененавистнических слоганов в новом лексиконе является словосочетание «токсичная маскулинность». Как и любое другое из подобных понятий, «токсичная маскулинность» зародилась на задворках гуманитарного академического сообщества и социальных медиа. Но к 2019 году она проникла в серьезные организации и общественные институты. В январе Американская ассоциация психологов (ААП) опубликовала свою первую инструкцию, посвященную тому, как ее члены должны обращаться с мальчиками и мужчинами. ААП утверждала, что 40 лет исследований показали, что «традиционная маскулинность, которой присущи стойкость, соревновательность, доминирование и агрессивность, подрывает мужское благополучие». Для устранения этих «традиционных» аспектов маскулинности ААП разработала новую инструкцию, направленную на то, чтобы помочь практикующим врачам «распознавать эту проблему у мальчиков и мужчин». ААП дала следующее определение традиционной маскулинности: «Особая совокупность стандартов, присутствующая у большой части населения, включающая в себя: неприятие женственности, амбициозность, нежелание показаться слабым, авантюризм, поведение, связанное с риском, и насилие» [113]. Это был лишь один из признаков того, что «токсичная маскулинность» проникает в повседневный дискурс.
При ее проникновении, опять же, даже не допускалась мысль о том, что аналогичная проблема может существовать и среди женщин. К примеру, существует ли «токсичная феминность»? Если да, то в чем она заключается и как ее можно уничтожить в женщинах навсегда? Точно так же до укоренения концепции «токсичной маскулинности» не было никакого представления о том, как она работает и существует ли вообще. Например, если соревновательность и впрямь является исключительно мужской чертой – как, видимо, утверждает ААП – в каких случаях эта соревновательность токсична и вредоносна, а в каких – полезна? Позволительно ли мужчине-бегуну использовать свои соревновательные инстинкты на беговой дорожке? Если да, то как убедиться в том, что вне беговой дорожки он настолько кроток, насколько это возможно? Можно ли критиковать мужчину, у которого неоперабельный рак, за то, что он переносит это со стойкостью, и перевести его из этой вредоносной позиции в ту, в которой он будет демонстрировать меньшую стойкость? Если «авантюризм» и «поведение, связанное с риском» действительно являются мужскими чертами, то когда и где мужчинам лучше отказаться от них? Должен ли мужчина-первопроходец стать менее авантюрным, должен ли мужчина-пожарный научиться рисковать меньше? Должны ли мужчины-солдаты отказаться от ассоциации с «насилием» и стать более заинтересованными в том, чтобы показать свою слабость? Если да, то когда? Какой будет программа перепрограммирования мужчин-солдат, с помощью которой они продолжат использовать свои важные черты и умения в конкретных опасных ситуациях, когда общество в них нуждается, но для всех остальных аспектов жизни эти черты будут удалены из них?
Конечно, если маскулинности присущи токсичные черты, то велика вероятность, что они столь глубоко укоренены (а именно – что они присутствуют во всех культурах вне зависимости от обстоятельств), что стали неискоренимы. Или, может быть, дело в том, что существуют определенные аспекты мужского поведения, которые нежелательны в некоторых ситуациях. Если правдиво последнее утверждение, почти точно существуют особые способы решить эту проблему. Но в любом случае создание концепций вроде «мужская привилегия», «патриархат», «мэнсплейнинг» или «токсичная маскулинность» и близко не подходит к преодолению проблемы, поскольку они или доказывают слишком немногое, или заявляют чересчур многое. Более очевидное для постороннего взгляда объяснение звучит так: эти действия направлены не столько на улучшение мужчин, сколько на их стерилизацию, на демонизацию их достоинств и превращение мужчин в полные сомнений и отвращения к себе объекты для жалости. Это выглядит в каком-то смысле как возмездие.
Почему так происходит? Почему эта война и эта дискуссия стали настолько накаленными, в то время как представления о равноправии настолько улучшились? Происходит ли это потому, что ставки понизились? Или потому, что людям скучно, и они хотят встать в героическую позу на фоне безопасной и комфортной жизни? Или попросту потому, что социальные медиа, дающие возможность вести беседу с самим собой или даже со всем миром, делают честную дискуссию невозможной?
В чем бы ни заключалась причина, очевидно влияние, оказываемое всем этим на репутацию феминизма. Мужененавистничество разрушительно. В 2016 году благотворительная феминистская организация «Fawcett Society» опросила 8000 человек, чтобы выяснить, сколько из них идентифицирует себя как «феминистов» и «феминисток». Опрос показал, что только 9 % британских женщин называют себя феминистками. Среди мужчин таковых оказалось 4 %. Большинство людей указали в опросе, что поддерживают гендерное равноправие. Вообще-то, среди мужчин было больше тех, кто поддерживает гендерное равноправие, чем среди женщин (86 % против 74 %). Но большинство противилось ярлыку «феминистов» и «феминисток». Со своей стороны, «Fawcett Society» смогли преподнести эти разочаровывающие с точки зрения феминистской организации результаты в положительном ключе. Представительница организации заявила, что Великобритания является «нацией скрытых феминистов». Объясняя, почему большинство опрошенных не идентифицировали себя как «феминистов» и «феминисток», она сказала: «Все просто: если вы хотите большего равенства для женщин и мужчин, то вы, по сути, являетесь феминистом» [114]. Однако, когда опрошенным задали вопрос о том, что всплывало у них в голове, когда звучало слово «феминистка», самым популярным словом-ассоциацией среди более чем четверти респондентов было слово «озлобленная» [115].
В США дело обстоит похожим образом. Когда в 2013 году в рамках опроса был задан вопрос о том, должны ли мужчины и женщины быть «равными в социальном, политическом и экономическом смысле», большинство американцев – 82 % – сказали «да». Но когда их спросили о том, могут ли они назвать себя «феминистами» или «феминистками», обозначился заметный спад. Только 23 % женщин и 16 % мужчин в США идентифицировали себя как «феминисток» и «феминистов». Большинство – 63 % – сказали, что они ни феминисты, ни антифеминисты [116].
Что бы ни было причиной этому, неясно, как мужчины должны на это реагировать. Перспектива перепрограммирования естественных инстинктов всех мужчин и всех женщин довольно далека. В течение трех лет между 2014 и 2017 годом ученые в Beликобритании проводили исследование того, какие образы мужчины и женщины считают привлекательными. Результаты, опубликованные в академическом журнале «Feminist Media Studies», показали тревожную тенденцию. Журнал «Newsweek» суммировал результаты в заголовке «Мускулистые и обеспеченные мужчины более привлекательны для женщин и геев, и это доказывает, что гендерные роли не улучшаются» [117]. Действительно.
