Выработка этого убеждения в университетах, педагогических собраниях и учительских семинариях, распространение его в обществе как этим путем, так и путем педагогической литературы, образование ясного общественного мнения в этом отношении, так чтобы общество знало, чего оно должно требовать от своих школ, а школы знали, каким требованиям они должны удовлетворить, – вот, по нашему мнению, единственное средство прикрепить нашу школу к нашей русской почве и дать им ту органическую жизнь, которой они в настоящее время не имеют. Конечно, неблизко то время, когда общество наше будет в состоянии само воспитывать свои молодые поколения, но всякие прочные реформы, не разрушающие только, а и созидающие, совершаются медленно.
Глава 24
Мечта детей – школа без домашних заданий
Львиную долю времени вне школы у детей съедает выполнение домашних заданий. А если учесть, что многие посещают развивающие кружки, то свободного времени у школьников практически и совсем нет. Если в младших классах детям еще удается заняться своими делами или встретиться с друзьями, то в старших все время посвящено учебе. Пять-шесть предметов ежедневно и домашние задания по каждому из них. Ну а в том случае, когда успехов по каким-то дисциплинам нет, то еще и занятия у репетитора. Так что каждый школьник мечтает об обучении без домашних заданий.
Так было и в XIX веке, и Ушинский считал, что ребенку нужно оставить детство, а не превращать его жизнь в сплошной образовательный процесс, особенно в младшей школе. И был прав: младшеклассникам вполне хватает классного времени, чтобы обучиться чтению, письму и счету. Простые задания по русскому языку и арифметике не требуют бесконечного повторения в многочисленных упражнениях и задачках. Но учебный процесс построен так, что дома ему приходится списывать текст и решать типовые примеры или задачи, а, кроме того, многое заучивать наизусть. Причем это многое состоит из правил или формулировок и чаще всего стихотворений классиков.
Правила, понятно, нужно запоминать дословно, но они хоть пока еще короткие. А вот стихотворения, пусть все с рифмой, требуют многих усилий. И не потому, что ребенок слаб памятью, а потому, что классики жили в позапрошлом веке и писали, разумеется, языком позапрошлого века. Есть много хороших детских стихотворений, вполне понятных ребенку, и запоминаются они на удивление легко и просто. Можно выучить минут так за десять и без всяких усилий. Но ребенку-то приходится запоминать Пушкина, Некрасова, Фета. Не только язык – реалии другого времени.
Зима. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь…
Крестьянина городской ребенок представляет себе очень плохо, а что такое эти дровни, приходится ему долго объяснять, если, конечно, родитель тоже имеет об этом представление. Во всяком случае, мою приятельницу ошарашила этим вопросом ее собственная дочь, которой пришлось про дровни объяснять своему сыну: мама, дровни – это такие сани с полозьями из поленьев? Если этого не знают рожденные в восьмидесятых, то что требовать от рожденных в новом тысячелетии? А ведь почти через все стихи классиков приходится им продираться как через дикие заросли или как втом же XIX веке через сочинения Кантемира и Сумарокова…
Заучивать наизусть рифмованный текст, который не понимаешь, это все равно, что заучивать определения и правила. Только стихи еще длиннее. В этом, кстати, один из секретов, почему школа, вместо того чтобы научить любить классическую литературу, вырабатывает в детях стойкую к ней ненависть. Ну как можно этих классиков полюбить, если в том возрасте, когда с ходу запоминается Чуковский, ребенку скармливают «Зимнее утро» или «Несжатую полосу», да еще и заставляют затвердить этот ужас вызубривания на всю жизнь?
Так что это большое лукавство, что современная школа требует не зубрежки, а понимания. Иначе чем зубрежкой большинство классических произведений в начальной школе не взять. То, что было родным и понятным ребенку XIX века, – как «Илиада» Гомера для детей XXI века. И уж если вам, родители, приходится вместе с детьми проходить через запоминание «русской древности», то хотя бы покажите ребенку фильм, где он увидит реалии того времени – и крестьянина с серпом, и крестьянина на санях, и лошадку, идущую рысью, и прочее, прочее, потому что объяснять и показывать вам придется очень многое, если не все. Зато, может, ваш ребенок не будет ненавидеть русскую литературу, когда окажется в старшей школе, где бесконечные разборы классиков довершают воспитание отвращения до конца.
Ушинский отлично знал современную школу и пытался ее реорганизовать, переняв нововведениягерманской педагогики, с которыми ознакомился в заграничной командировке. Конечно, мечта об отмене домашних заданий так и осталась его мечтой.
Задача уроков на дом и, вследствие того, возложение почти всего труда учения на одних учащихся есть одно из наибольших зол, одолевающих наши русские училища. Послушайте только, как иной ученик твердит свой урок, и вы убедитесь, что из этого задавания уроков на дом не выходит ничего хорошего, а очень много дурного: «Моисей… Моисей… Моисей… жил… жил… жил… у тестя… тестя своего Иофора»… «Иофора… Иофора… тестя своего», и т. д. или «круг есть… круг есть… круг есть кривая… кривая» и т. д.
Какой же толк может выйти из такого учения? У детей память восприимчива и усваивает быстро и прочно, но под условием сосредоточенности внимания: внимание же у детей слабо, непостоянно, и его-то именно должен воспитывать наставник. Одна из главнейших задач первоначального учения – приучить дитя по возможности долго и сильно сосредоточивать свое внимание на изучаемом предмете; достичь же этого возможно, только заставляя дитя учиться при себе, или, лучше сказать, уча его уроку. Напечатлеть урок в душе дитяти – одна из главнейших и труднейших обязанностей… Для этой цели урок ведется беседой, а беседа ведется так, что в ней принимают самое живое участье все ученицы класса.
Искусство преподавательницы состоит в том, что она рельефно выставляет главную мысль или главный факт урока, беспрестанно их повторяет и заставляет повторять детей, сначала способнейших, потом слабейших, и потом мало-помалу логически привязывает новые мысли и новые факты к основным, уже прочно укоренившимся в самых рассеянных головках. Вот почему в классах фрелиховской школы почти нет отсталых.
Конечно, такое преподавание гораздо труднее для наставника, чем задать урок, даже объяснив его, а потом, на другой день, спросить; но зато посмотрите же и на разницу в результатах! Не знаю, как теперь, но еще недавно у нас едва десятый процент числа учеников, поступивших в младший класс гимназии, достигал одновременно высшего класса; из этого десятого процента едва ли третья часть, при слабых экзаменах, поступала в университет, а при строгих гораздо менее, и все же университеты жаловались на слабое приготовление молодых людей к университетскому курсу.
Одной из главнейших причин такого неуспеха я считаю задавание уроков на дом и, вследствие того, неумение наших учеников учиться. Кроме того, здешняя наставница при передаче детьми урока беспрестанно направляет их мысль на должную дорогу и исправляет их слово, так что с каждым уроком дитя делает шаг вперед в развитии мысли и обладании словом; ничего бессознательного или ошибочного не допускается, а у нас часто приходится с усилием вырывать то, что дитя ошибочно и бессознательно зазубрило дома.
Я знаю, что многие и хорошие преподаватели вооружатся у нас против предложения вовсе уничтожить домашние уроки и задачи, по крайней мере в народных училищах и младших классах средних учебных заведений, и скажут на это, может быть, что классными беседами можно, пожалуй, развить детей, но не передать им значительного числа сведений, которые должны быть усвоены памятью, и что без домашних уроков учение может подвигаться вперед лишь очень медленно.
В этом возражении будет значительная доля правды. И действительно, ежедневные уроки в школе Фрелиха очень невелики, а годовые задачи классов рассчитаны по силам самых слабых учениц; повторение идет беспрестанное; в каждый урок повторяется то, что выучено в прежний; в каждом классе снова перебирается то, что приобретено в прежних, а в результате выходит не только сильное развитие мысли и слова, но и замечательное обилие фактических сведений.
Вы слышите, например, один и тот же библейский рассказ и в малолетней школе, от ребенка пяти лет, и в выпускном классе, от девицы лет 18-ти; но какая разница в изложении, в подробностях, в глубине взгляда: там это был наивный детский рассказ, здесь – критически разобранная, глубоко прочувствованная страница Библии. Вся эта беспрестанно повторяющая метода, беспрестанно возвращающаяся к старому и прибавляющая к нему новое, основана на следующем важном психологическом факте: всякое усвоенное душой знание, возвращаясь снова к сознанию, не только само становится тверже и яснее, но приобретает способность, так сказать, притягивать к себе новые знания и сообщать им свою собственную прочность. Пять-шесть собственных имен, например, заметить в первый раз очень нелегко; но при повторении этих имен прибавьте к ним еще два-три новых, находящихся с ними в связи общего рассказа или описания, и эти новые будут усвоены уже гораздо легче прежних, быстро отыщут себе место в душе и улягутся в ней очень прочно.
