И все же, все же – никуда не денешься – именно вокруг тринадцати – семнадцатилетних сейчас больше всего сосредоточено родительских тревог, огорчений, растерянности и обид: «Эгоисты, только о себе и думают. Всё им дай, дай, дай. Сами же помочь не догадаются», «Курят, даже девчонки! Дерзят на каждом шагу – никакой управы на них…», «Ничем не интересуются, книг не читают, даже телевизор не смотрят, им бы только болтаться где-то с приятелями до полуночи – время убивать…»
И объяснение, напрашивающееся как бы само собой: «От безделья это. Слишком легко все им достается – на готовеньком живут. Мы-то в их возрасте…»
Справедливо? Вроде бы да. Дети, попадая с самого начала в условия полного благополучия, ни разу не изведав, почем фунт лиха, и не зная цены трудовой копейки, действительно быстро становятся барчуками со всеми вытекающими отсюда последствиями.
«Хорошие дети – это “дешевые” дети», – услышала я однажды от очень доброго и проницательного человека. Я согласилась с ним сразу: сама наблюдала избалованных детей в так называемых обеспеченных семьях. И все-таки точило меня какое-то неясное сомнение: выходило, что бедность – не только не порок, но и необходимое условие нормального воспитания?
Что-то тут не так. А что?
Два года тому назад попала мне в руки (спасибо одному хорошему человеку) удивительная книжечка, неброская такая и совсем далекая от педагогической тематики: Игорь Чутко, «Красные самолеты» – документальный рассказ о жизни одного пока, к сожалению, мало известного нам человека. Я перечитывала ее несколько раз и не переставала удивляться.
В детстве, в родительском доме, Роберто имел все, что только могла пожелать душа, и вскоре привык к этим возможностям… Гуляет с собакой, старой умной Алисой, в саду при вице-губернаторской резиденции… Поднимается по мраморной лестнице дома, идет в отцовскую библиотеку, куда вход разрешен только ему… Мог в любое время, если ветер был не слишком крепок, выйти в море на вице-губернаторской двухмачтовой шхуне… Захотел получить заводную куклу в человеческий рост и музыкальную шкатулку – кукла и шкатулка были немедленно доставлены…
Что же вышло из этого балованного мальчишки, не знавшего ни в чем отказа? Прекрасный, удивительный человек огромных творческих возможностей и великой самоотдачи, один из первых итальянских коммунистов и один из крупнейших советских авиаконструкторов – Роберто Бартини.
Как? Почему? Значит, сама по себе сверхобеспеченность не столь уж пагубна?
Вспомнила: будущие декабристы росли ведь тоже в богатейших домах России. Так как же все это понять? Читаю в книге: отец Роберто, барон, считал, что «развитие человека должно быть гармоничным, воспитание – трудовым». И его наследник был постоянно занят… Чем?
Я не буду пересказывать книгу, ее лучше прочитать, но я скажу о главном, что стало для меня открытием: Роберто были предоставлены богатейшие возможности не для потребления, а для творчества, для пробы своих сил в самых разнообразных видах деятельности. Отец дал сыну главное богатство жизни, главную привилегию человека – возможность самостоятельно постигать окружающий мир и преобразовывать его для блага людей. Упоение творчеством и высшее наслаждение, испытанное при этом, дали маленькому Роберто как бы точку отсчета для всех будущих человеческих радостей, из которых все были ниже этих двух – радости творчества и отдачи.
В 24 года он, сын богатейшего сановника, стал коммунистом и ничего никогда больше не взял из отцовского наследства. Он вообще всю жизнь довольствовался весьма малым: «Твердо на всю жизнь усвоил: в старом обществе человек богат тем, что сумел отнять у других, в новом – тем, что дал другим…»
Но началось-то это с детства!
И вдруг я подумала (даже дыхание перехватило от этой мысли!): мы, конечно, не семейство Бартини, по всем статьям не бароны, но мы ведь в своей семье тоже дали ребятам с самых младенческих лет эту радость творчества – расширили, как могли, сферу приложения их сил и способностей: спортивная комната и мастерская, приборы и химические реактивы, книги и географические карты, учебные пособия и развивающие игры. И свобода: никакой заданности, никакого принуждения и радость общего труда для всех…
Может быть, поэтому не вижу я никогда своих ребят скучающими, изнывающими от безделья? Может быть, поэтому их и не тянут всякая модная дребедень или сомнительные соблазны вроде курения, выпивок и «балдения» в подъездах? Да они им просто неинтересны!
Теперь у меня мысли идут уже по другому руслу: не в обеспеченности и материальном благосостоянии зарыт корень зла, а в том, чем обеспечивают современных детей, на что это самое благосостояние идет.
Боюсь, что нашему «привилегированному классу», как теперь любят называть детей, иные родители торопятся в самом начале (я подчеркиваю это!) дать не то, что нужно: возможности для творчества и отдачи приближаются к нулю, зато потребления – от еды до развлечений – сколько угодно.
А надо-то наоборот! Растут дети, и вместе с ними – в меру нашего старания и непонимания – растет проблема.
«Я сам», – говорит двухлетний малыш и пытается исследовать, пробовать, познавать мир. «Нельзя! – говорят ему. – Ты ушибешься, упадешь, обожжешься, испачкаешься, простудишься».
Он хочет шить – как мама, стучать молотком – как папа, писать ручкой – как старшая сестра, но слышит: «Уйди, ты только мешаешь, пойди лучше поиграй».
Пятилетний сын приходит со двора в заляпанном пальтишке, но сияет: «Мама, я перепрыгнул самую большую лужу!» – «Какой ужас! Немедленно раздевайся! Ничего хорошего надеть нельзя – обязательно куда-нибудь влезешь!»
Десятилетнему: «Ну разумеется, Петька твой всегда прав, а учительница ничего не понимает. Ишь, до чего додумался! И слушать ничего не хочу – садись за уроки!»
Его не слушают, взрослым просто неинтересно; ему не дают ничего делать самому – не верят; с ним фактически не считаются.
Это с одной стороны. А с другой…
Годовалому: «Кому самую большую конфетку? Митеньке, никому больше не дадим».
Семилетнему: «Сиди-сиди, здесь детские места, а я постою, ничего».
В десять лет: «Купим, купим, не реви. У Петьки есть, и у тебя будет…»
Все ему, единственному: самое вкусное, самое дорогое, самое удобное, самое лучшее.
Примеры могут быть иные, суть остается одна: безудержное, избыточное потребление – лучший способ вырастить… Кого? Да тех, на кого жалуемся: «Всё ему дай, дай, дай… Ни учиться, ни работать не желает…»
Я начала эту главу с двух эпизодов, которые произошли друг за другом на моих глазах. Но я не сказала о самом главном. За те полчаса, пока я шла по длинной улице, наполненной работающими людьми, мне встретилось много детей, маленьких и постарше. Все они были нарядно – и дорого – одеты, веселы и забавны, их развлекали, с них не спускали глаз заботливые мамы и бабушки. За малое это время я трижды услышала: «Не лезь в грязь, испачкаешься!» Дважды: «Брось эту дрянь сейчас же!» Раз пять или шесть: «Тише, тише, не беги».
Кто слушался, кто не очень – в общем, дети как дети.
Только вот рядом с занятыми делом отцами и матерями я больше не встретила ни одного маленького помощника. Ни одного!
Уйдут в жизнь подросшие люди, и начнется: «Трудно в армии!», «Трудно в семье!», «Трудно с ребенком!», «Трудно на работе!».
И мало кто скажет спасибо тем, кто их вырастил.
Радость свободного творчества и возможность разнообразной деятельности – вот, на мой взгляд, еще одно условие счастливой совместной жизни.
Речь пойдет о том, кому налаживать отношения в семье. Можно свалить все на одного. А можно и иначе.
«Скажи, где мама работает?» – «В Москву куда-то ездит». – «А поточнее?» – «На заводе… ну… это… как его… название такое трудное, забыл, как называется». – «А мама тоже не знает, в какой ты школе учишься?» «Почему? Знает!» – обижается мой собеседник.
Такой вот разговор. И вот что обидно: не так уж редко он бывает. Дело в том, что я библиотекарь и при записи ребят в библиотеку обязана занести сведения о родителях в читательские карточки. И чуть ли не каждый третий (!) отвечает приблизительно так, как этот «внимательный» сын.
А вот еще. Девочка подает мне для записи целую стопку книг. «Это слишком много!» – «А я и на мамину карточку тоже беру».
У нас библиотека общая для детей и взрослых.
Смотрю книги: «Серебряные коньки», «Пятнадцатилетний капитан», «Хижина дяди Тома», «Сказки с хитринкой», «Джек-Соломинка». Какие же из этих книг для мамы?
«Нет, это все для меня! – удивляется моей “бестолковости” девочка. – Маме некогда».
Ну конечно, можно было бы и саму маму упрекнуть: «Как же вы допустили, что дочка для вас и пальцем не хочет пошевелить? Как получилось, что вам сплошь некогда, а дочь в день по три книги успевает прочесть?»
