Ознакомительная версия.
10. Чиж В. Ф. Болезнь Гоголя. М., 2002. Впервые опубликована в журнале «Вопросы философии и психологии». 1903. № 66–70; 1904. № 71.
11. Толстикович А. Две смерти Николая Гоголя. Приложение к ж. «Здоровый образ жизни». «Предупреждение». М., 2003. № 2/26. С. 91–98.
12. Набоков В. В. Приглашение на казнь. Кишинев. 1989.
1. Баженов Н. Н. – профессор-психиатр, директор Преображенской психиатрической больницы.
2. Белый А. – русский поэт-символист, эмигрант.
3. Виельгорская A. M. – единственная женщина, которую любил Гоголь.
4. Данилевский А. С. – гимназический друг Гоголя.
5. Золотусский И. П. – советский писатель, литературный критик.
6. Золотарев И. Ф. – русский чиновник, друг Гоголя.
7. Константиновский М. Л. – Ржевский протоиерей (о. Матвей), духовник и «злой гений» Гоголя.
8. Кулиш П. А. – украинский писатель, первый биограф Гоголя.
9. Кукольник Н. В. – популярный писатель, гимназический друг Гоголя.
10. Личко А. Е. – советский профессор – психиатр.
11. Максимович М. А. – выдающийся этнограф, историк, поздний друг Гоголя.
12. Мережковский Д. С. – русский писатель-эмигрант.
13. Мелехов Д. Е. – профессор-психиатр в 1951–1956 гг. директор Московского института психиатрии.
14. Набоков В. В. – русский писатель, эмигрант.
15. Пащенко Т. Г. – гимназический друг Гоголя.
16. Погодин М. П. – издатель журналов «Московский вестник», «Москвитянин».
17. Poccem-Смирнова А. О. – друг Гоголя, состоявшая с ним в долгой переписке.
18. Толстой А. П. – граф, близкий друг Гоголя в последние годы.
19. Чиж В. Ф. – профессор-психиатр, завкафедрой психиатрии Тартусского (Дерптского) университета.
Глава V
Призрачные сны Ивана Тургенева
Каждый писатель до известной степени изображает в своих сочинениях самого себя, часто даже вопреки своей воле
И. В. Гете
Студент-словесник Московского Университета Иван Тургенев тосковал. Тоска была всеобъемлющей, и что, страшнее всего, непонятно откуда берущейся, беспричинной, темной и безотрадной как осенняя ночь с мелким нудным холодным дождем.
Было бы понятно, что тоска овладела Иваном в год смерти отца. Семнадцатилетний юноша тяжко душевно перенес эту утрату, но и спустя 4 года, после смерти незабвенного батюшки, тоска не разжимала своих удушливых объятий. И так всю жизнь. Тоска сквозит и в дневниках, и в письмах, и в литературных произведениях Тургенева. Скука одолевает писателя. Даже первая тетрадь «Дневника» озаглавлена «Моя скука». М. О. Гершензон пишет: «он не видит в мире ничего светлого, ничего утешительного; жизнь кажется ему юдолью страданий, царством бессмысленной и жестокой случайности. Человек терпит неисчислимые бедствия, его радость минутна, надежды обманчивы, и труды, и подвиги, и славу – все поглощает смерть».
Откуда эти мысли и чувствования у молодого, успешного и богатого барина? Может оттого, что в детстве он был нещадно сечен и с удовольствием без объяснения причин своей странной маменькой, жестокой крепостницей с превеликими барскими причудами. Так она одевала своих дворовых слуг в костюмы царских министров, дворецкого звала Бенкендорфом, заставляла крепостного флейтиста играть веселую мелодию при получении письма с красной печатью и печальную – при получении письма с черной печатью. Варвара Петровна (мать) держала в Спасском (родовом поместье) свою полицию из отставных солдат и даже женскую «тайную полицию» во главе с отвратительной старухой для пригляда за крепостными девками. Боясь холеры, велела смастерить стеклянный ящик, в котором на носилках обозревала свои владения. За малейшие провинности секла крепостных парней и девок. Сам Тургенев говорит: «Я родился и вырос в атмосфере, где царили подзатыльники, щипки, колотушки, пощечины и прочее».
Да только ли матушка была странной, ведь и родной брат отца А. Н. Тургенев был странен донельзя, и кроме всего, страдал эпилепсией, а двоюродный брат – спился.
Но может быть, виной нескончаемой меланхолии послужили какие-то, невнятно описываемые, болезни в детстве Ивана?
Писатель был уверен, что темя его с детства не совсем заросло и, что мозг его – на том месте, где небольшая впадина, – сверху прикрыт одною кожею. «Когда я еще был в пансионе, школьником», – говорил он, – «всякий раз, когда кто-нибудь из товарищей пальцем тыкал в темя, со мною делалась дурнота или головокружение, и так как детский возраст не знает жалости, то иные нарочно придавливали мне темя и заставляли меня чуть не падать в обморок» (Я. Полонский). А вот еще одно любопытное свидетельство уже самого писателя. «Ростом я был в 15 лет не выше семилетнего. Затем совершилась изумительная перемена после 15 лет. Я заболел. Со мной сделалась страшная слабость во всем теле; лишился сна, ничего не ел, и когда выздоровел, то сразу вырос, чуть ли не на целый аршин. Одновременно с этим совершилось и духовное перерождение. Прежде я знать не знал, что такое поэзия; а тут математику с меня точно сдуло, я начал мечтать и пописывать стихи» (Д. Садовников).
Уже юношей Тургенев обращал внимание современников на некоторые странности в поведении.
Н. В. Станкевич предостерегал своих приятелей в Москве не судить о Тургеневе по первому впечатлению. Он соглашался, что Тургенев неловок, мешковат физически и психически, часто досаден, но он подметил в нем признаки ума и даровности, которые способны обновлять людей» (П. Анненков).
Несколько лет спустя И. Панаев описывает Тургенева совсем не так: «Я встречал… довольно часто на Невском проспекте очень красивого и видного молодого человека с лорнетом в глазу, с джентльменскими манерами, слегка, отзывавшимися фатовством. Я думал, что это какой-нибудь богатый и светский юноша – и был очень удивлен, когда узнал, что это Тургенев».
Ну, если мы коснулись портретной характеристики Ивана Сергеевича, что для психиатра-физиогномиста чрезвычайно небезынтересно, посмотрим на трансформацию внешнего облика писателя.
В период 1844–49 гг. – это высокий, широкоплечий юноша с полным красноватым лицом, завитыми черными волосами.
В обществе его не любили, считали фатом и воображалой. И. Гончаров при первом знакомстве с будущим писателем увидел позирующего, рисующегося франта, подражающего Онегину и Печорину, копирующего их стать и обычай. В то же время И. Гончарову облик Тургенева показался некрасивым – аляповатый нос, большой рот с несколько расплывшимися губами, и особенно подбородок. Все это придавало Тургеневу какое-то довольно скаредное выражение. Поражал более всего голос неровный, иногда писклявый, раздражительно-женский, иногда старческий и больной с шепелявым выговором. Зато глаза были очень выразительны, голова большая, но красивая, пропорциональная корпусу, и вообще все вместе представляло круглую рослую и эффективную фигуру. Волосы до плеч.
К. Леонтьев отмечает барски прекрасный профиль, холеные красивые руки, обворожительную улыбку. На B. C. Аксакову неприятное и противное впечатление произвели выражение глаз писателя Тургенева.
Она пишет, что писатель «может испытывать часто физические ощущения, а духовной стороны предмета он не в состоянии ни понять, ни почувствовать». Эти воспоминания относятся к 30–35 летнему писателю.
Много позднее Ги де Мопассан писал о Тургеневе, как о «настоящем колоссе с жестами ребенка, робкими и осторожными. Голос его звучал очень мягко и немного вяло, словно язык был слишком тяжел и с трудом двигался во рту…» Далее Мопассан вспоминает: «Это был человек простой, добрый и прямой до крайности. Он был обаятелен, как никто, предан, как теперь уже не умеют быть, и верен своим друзьям – умершим и живым».
П. Ковалевский дает такую портретную характеристику пятидесятилетнему писателю: «Наружность Тургенева была изящно-груба, барски-аляповата, в смысле старого настоящего барства, еще по-русски здорового, на приволье наследственных тысяч десятин и тысяч душ, мускульно развитого и только покрытого французским лаком».
«В предпоследний год жизни Тургенев предстает сгорбленным постаревшим, передвигавшимся с большим трудом, но с прежней чудной «русской головой» с тихой, как будто застывающей, застенчивой улыбкой, с усталыми, необыкновенно добрыми глазами, серыми, небольшими, но в которых мерцал какой-то странный, тихий свет» (А. Олсуфьева).
В год смерти (1883) – «худой, слабый, изнуренный, словно восьмидесятилетний старик. На руки его было страшно смотреть, нос был длинным, глаза впали. Круглое лицо тоже удлинилось, волосы поредели, пожелтели и сбились, голос еле можно было расслышать» (А. Островский).
Но вернемся к странностям писателя.
Ознакомительная версия.
